– Що энто монарх прямо перед нашей Катей на паркет хлобыстнулся? – в задумчивости спрохал дедоха, зехая в блюдце через плече́ Иванушки.
– Що, що! – отвечает Иваха. – Спотыкнулся, вот и хлобыстнулся! Паркет-то ужасть какой гле́ский*!
– Мда-а-а, глескота́-а-а*, ёшкин кот! Отчего же монарх спотыкнулся?
– Законный вопрос! Объясняю: оттого, чьто под ноги не смотрел!
– Стало быть, и на монарха бывает спотычка! – с удовлетворением констатировал дед и с подозрительностью спрохал: – Обо що же энто монарх спотыкнулся?
– Обо що, обо що! Об окурки, вестимо!
– Какой кошмар! – прошептал потрясенный дед и плюхнулся на табурет, точь-в-точь аки муха точь-в-точь на аппетитный экскрет. – Кто же эвти окурки швырнул на паркет? Какой-нибудь заезжий, но оч-чень задумчивый бр-р-р... бр-р-р... баронет?
– Кто, кто! Баронет в пальто! Нет, нет, не баронет – думные, понимаешь, боляре! Они же, понимаешь, делают вид, что думают: всё курят и курят, а о последствиях совершенно не думают!
– Ах они, такие, понимаешь, бездумные, хоча и думные! Вот я им!
– Что, что ты им?
– Что, что! Вот выскажу им в лицо всё, что о них, бездумных думных, думаю!
– Ну ни фигам!
– Фу, как энто неучтиво, дедочка! Кардинально!
– Что делать, Иванчик, такой уж я неучтивый – ка... кардинально!
– Фу ты, ну ты, какой ка... кардинал!
– Да, я такой, ёшкин кот!
– А ты бы, дедичка, с Татьяны Учтивицы драгоценный пример брал!
– Ах, що же она щас делает, наша драгоценная Татиана Учтивица? Що-нибудь воистину драгоценное?
– А ты загляни в блюдце, дедоцка!
Глянул тут радостно дедичка в блюдечко свое расчудесное – и лицезрит: наша драгоценная Татиана Учтивица упражняется в па... па... пальбе из рогаточки! Заправила кроваточку, отошла на несколько шажочков, встала, па... па... понимаешь, на цыпочки и па... па... попальбывает из рогаточки па... па... по новенькой твердокаменной кроваточке, вытесанной из максирала науки – гранита Па... Па... Покостовского месторождения. Ах, энто зрелище, па... па... понимаешь, воистину драгоценно!
– Не надо! Не надо! Найн, тильки не эвто! Що за несчастливиш... нет, несчастливен фатум для граниттиш... нихт, для граниттен арт... арт... артефакт! – верещит максирал и пытается уклониться от па... па... попаданий, елозя па... па... по всей спальне.
– Ну па... па... пожалуйста, дорогой максирал, па... па... потерпите еще один только разочек! – радостно эдак кричит Танюша, перезаряжая рогатищу кольцом Рашига. – И еще! И еще! И еще! Умоляю вас, драгоценный мой!
– Ах, она Учтивица! Ну до чего же учтивая! – с безграничной уверенностью прошептал дедушка. – Наша драгоценная! Жениться на ней, что ли?
– Да фиг-то там!
– Хм! – с неограниченной неуверенностью произнес Иван.
– Ты что, Иван, не рад?
– Ага!
– Вот дурашма́н! Па... па... почему?
– Я не уверен, ёшкина кошка!
– Вот дурашман! Отчего же ты не уверен?
– А что, ежели она и тебя, як энтого максирала науки, из рогатищи – кольцами Рашига? Да каждый день! В свое драгоценное удовольствие!
– А я ей скажу: «Замуж вышла – забудь о своих удовольствиях! Заботься об удовольствиях мужа!»
– А она тебе скажет: «С удовольствием, дедушка!»
– Ах, какая она учтивая! Ах, какое удовольствие!
– А па... па... потом спросит: «Дедушка, ты меня любишь?»
– Да, ёшкин кот! – вскричал дедишка.
– «А ты испытаешь удовольствие, доставив мне удовольствие?»
– Да, ёшкин кот! – вскричал дедишка.
– «Драгоценный мой! А что ты готов для меня сделать, чтобы доставить мне удовольствие?» – спросит Учтивица.
– Всё, ёшкин кот! – вскричал ея драгоценный.
– «Ну так доставь мне такое удовольствие – па... па... побудь мишенью! Будь так любезен!» – скажет Учтивица.
– Ну ни фигам, ёшкинам кошт!
– Вот именно, ну ни фигам! Ах, какая она учтивая! И умеет же убедить, па... па... па... па... понимаешь, мужа! Мда-а-а, Иоанн, спасибо за па... па... поистине драгоценное предостережение! Впредь мне большая академическая наука! А ты, Иоанн, не такой уж, оказывается, и дурашман! И всё же я не па... па... пойму: ну к чему в семейной жизни рогатка, а, дуролопа? – в глубокой задумчивости произнес старчушка и вдруг радостно воскликнул: – Ага! Я знаю, на ком я женюсь, ёшкин кот: всё-таки на Кате! Чем она, интересно, тенчас занимается?
– Да ни фигам, ёшкинам кошт!
И дед столь резво вскочил с табурета, что табурет с грохотом опрокинулся, а старец споткнулся о трехсотлетней давности окурок и громыхнулся на пол. Встал, отряхнулся – волосы дыбом, глаза на лоб, в голове – бубны!
А Иванушка-дурачек глядит в свое телеблюдце и зырит: Катенька наша, понимаешь, перед царем-батюшкой на коленях стоит, и царь-батюшка наш, понимаешь, перед Катенькой на коленях стоит. Стоят, значит, они обое на коленях друг перед дружкой и – мать честная! – целуются! Понял Иван, что Горохово предложение Огняночка не нашла в себе силы отвергнуть.
– Чьто энто наша Катя с монархом друг перед дружкой на паркет громыхнулись и засим друг на дружку неизбежно натыкнулись? – в задумчивости спрохал старчушка, глянув в блюдце через рамо Иванушки.
– Чьто, чьто! – отвечает Иванчик. – Спотыкнулись, вот и громыхнулись! Паркет-то ужасть какой глева́стый*! И теперетька они по паркету скользят и друг на дружку натыкаются, ёшкина кошка!
– Мда-а-а, глевата́-а-а*! Отчего же они громыхнулись?
– Резонный вопрос! Разъясняю: они громыхнулись оттого, чьто спотыкнулись, ёшкина кошка!
– Стало быть, и во дворцах, понимаешь, бывает спотычка, однозначно! – с удовлетворением констатировал дед и с подозрительностью спрохал: – А обо чьто же энто они, понимаешь, спотыкнулись?
– Обо чьто, обо чьто! Вестимо, обо чьто! Об окурки, понимаешь!
– Ах, всё пропало, однозначно! Кто же эвти окурки, понимаешь, бросил на пыр... пыр... пыркет?
– Кто, кто! Ты чьто, дедочка, не понимаешь?
– Не-а! Так кто?
– Кто, кто! Они, понимаешь, сами!
– Кто, кто? Окурки себя, понимаешь, сами бросили на паркет? Али кто?
– Кто, кто! Найн окурки в пальто! Они, понимаешь, сами: Катя и Горох! Они же, понимаешь, всё курят и курят – ни о своем здоровье совершенно не думают, ни о здоровье, понимаешь, будущего потомства!
Дедушка аж рот разинул да и плюхнулся на табурет, як брюзга на брегет. А табурет-то был опрокинутый, так что старчушка сильно зашиб пепеки и копчик и страшно-престрашно забрюзжал:
– Вах-перевах! Черт, черт, черт, черт побери! Ах они, такие, понимаешь, бездумные – Катя и Горох! Вот я им!
– Чьто, чьто ты им?
– Чьто, чьто! Вот выскажу им в лицо всё, що о них думаю! – и дед поправил табурет и уселся на него с ногами, сиречь на корточки.
– Фу, как эвто неучтиво, дедочка! До чертиков, понимаешь!
– Чьто делать, Иванечка, такой уж я неучтивый – до чертиков, однозначно!
– До чертиков, однозначно?
– До чертиков, понимаешь! Неучтивый, неучтивый, неучтивый! Аз грешен душой!
– Ну ни фигам, ёшкинам кошт!
– А ты бы, дедонька, с Татьяны Учтивицы душеспасительный пример брал!
– Ах, шо же она чичас делает, наша Татиана Учтивица, такого душеспасительного, шмок, шмок?
– Да ни фигам, ёшкинам кошт!
– Цмок, цмок! А ты позырь в блюдце, дедоцка!
Взглянул тут любознательно дедичка в блюдечко свое расчудесное – и зырит с любованием: наша Татиана Учтивица душеспасительно, па... понимаешь, любуется гранитным монументом, изображающим её самоё... ею самою... ея самоя! Зарумянилась Танечка, смахнула с монумента пылиночку носовым платочечком, отошла на несколько шажочечков, встала, па... па... понимаешь, на цыпочки и давай па... па... попальбывать из рогаточки па... па... по собственному двойнику – изваянию из красно-синего гранита Первомайского месторождения.
– Фу! Фу-фу! Не надоть! Не надоть! Токмо не энто! Я – не мишень! Я – фу... фу... фундамент науки! А также культуры! Я фу... фу... фундаментально не рад! – верещит фундамент и пытается уклониться от па... па... попаданий, энергично приседая и па... па... подпрыгивая.