-64-

кончался. "Я знаю - это любовь! Я не разлюблю его никогда . Я счастлива" Говорила она про себя. Она надеялась , что он слышит ее. Внезапно он обнял ее за талию. И хотя прежде Рахилька никогда не позволяла мужчинам таких вольностей, она не отстранилась. Она сидела тихо, окончательно сбитая с толку своей уступчивостью, боясь даже и подумать о том, что будет завтра , когда он уедет . "У меня совсем нет характера, - ругала она себя. Но он, пожалуй, все же прав. Если душа улетает и жизнь - всего лишь короткий эпизод в вечном приближении к смерти, то почему бы не наслаждаться ею, забыв про все предрассудки? Они попрощались , держась за руки , обещая считать каждый день до встречи и никогда больше не разлучаться. С кожаным ранцем за плечами, в облезлой папахе, надвинутой на глаза, Иосиф прошел вдоль плетней родного местечка , так, как будто это было чужое, опасное место, пока не вышел на большак, который вел к Кодымской станции. Дул ветер, он трещал негустыми кустами, запах которых чувствовался во мгле то тут, то там среди разбросанных по степи осенних пашен . Дул ветер и уносил прочь одинокого ночного путника. Иосиф почти бежал, словно каждое мгновение предстоявшего неблизкого пути казалось ему слишком долгим.

-65-

Вот уже неделю Иосиф Шпиталь, в той-же маловатой ему одежде на крепких плечах и в папахе на кудрявой голове, метался в хаосе чужого города, как оборванный клубок бурьяна, подхваченнай вихрем. Он прятался то в подвале на Троицкой ,то ночевал в пекарне на Александровском проспекте, иногда ютился на Нежинской , где он до войны был в гостях у отцовых родственников, когда готовился к экзаменам за гимназию. Он пробовал искать их и не нашел. Сейчас ему удавалось на Молдаванке то переночевать в углу на чьей-нибудь кухне за подсобную работу , то поколоть дрова или починить что-нибудь в доме за гроши.. Он пробовал давать уроки святого языка в еврейских домах. Но теперь никому не были нужны ни святой язык ни его грамматика. Ему не удалось найти уроки и по светским предметам - математике или латыни. Никто больше не учился в безумном городе. Школы, без отопления, без света, были закрыты или полупусты. Учителя разбежались , кто куда . Кто менял старую одежду на муку и картошку на толкучке, кто бежал в деревню, чтобы найти пропитание от земли, кто пошел в одну из многочисленных армий, которые воевали друг с другом. Даже старые учителя, которые уже не годились ни на что и судорожно цеплялись за свои школы, не знали, чему учить и как учить, потому что каждый день была новая власть, отдававала новые приказы. Однажды он целую ночь крутил колесо печатного станка в типографии, в которой не было электричества . Иногда стоял ночь напролет в хлебной очереди для какой-нибудь хозяйки, чтобы

-66-

утром, к времени открытия лавок, быть одним из первых. Он часто был голоден, когда больше, когда меньше, но ни разу не ел досыта. Не только голод подстерегал его постоянно, но и смерть. Тиф, дизентерия и другие эпидемии охватили город. Ворота домов, всегда, даже днем, запертые из страха перед налетчиками, часто открывались перед черными похоронными подводами, приезжавшими за покойником.. Нередко он слышал упоминания о ужасном потрясении , о страшной чуме которую город пережил в прошлом веке в времена правления графа Воронцова генерал-губернатором . Тысячи и тысячи трупов свозились тогда в ров на окраину города, на Ближние Мельницы . По указанию графа Воронцова ров был засыпан холмом высотой в 15 метров , охраняемый вооруженными солдатами , ставший навсегда памятником захороненным одесситам. Все боялись повторения трагедии . Кроме эпидемий Иосифа, как и всех в этом городе подстерегали вооруженные люди всех мастей. Ему приходилось все время прятаться от активистов-хватунов, которые насильно мобилизовали мужчин то-ли на рытье траншей, а то в чьи -то войска или прямиком на тот свет. Но, несмотря на это, он продолжал бродить по выщербленным мостовым и мерить город из конца в конец , где иногда даже пули могли сыпаться градом. Он привык к опасностям, все-таки четыре года провел на фронте. Случалось, что в самые опасные дни он попадал в перестрелку и перебегал с улицы на улицу, от дома к дому только для того, чтобы узнать, как можно найти в маленькой синагоге

-67-

кого нибудь из евреев- сионистов , знающих пути-дороги в заветную Палестину . День шел за днем , однако ему не удавалось встретить их . Он уже терял надежду . Что говорить , кому в эти трудные времена нужно иметь в голове контакты с далекой Палестиной . И все таки он нашел . Как говорится в пословице , "Язык до Киева доведет ." Кто-то его направил в синагогу " Ор Самеах " на углу Ришельевской и Еврейской улиц . Иосиф долго стучал в закрытую дверь , пока не услышал звук сдвинутого засова. Наконец в чуть приоткрытом проеме осторожно показался молодой человек с кипой на густых волосах . Иосиф начал быстро объяснять на идиш суть своего дела и , О Господи , парень его не только впустил , но и рассказал Иосифу о давно существующем Одесском Филантропическом обществе , помогающем евреям - энтузиастам переселяться в Эрец Израэль . Парень оказался смотрителем синагоги и сообщил . что несмотря на кажущийся хаос в городе , Шул - синагога работает бесперебойно , На субботнюю молитву всегда собирается миньян и если Иосиф придет в субботу тоже, он познакомит его с господином Розенштейном , который расскажет ему намного больше. В субботу Иосиф извлек из своего ранца отцовский талес и явился первым в синагогу на Ришельевской . Он взял на полке один из молитвенных сидуров в бархатном конверте и присел на скамью в последних рядах .Знакомая картина, окружающих его мужчин ,завернутых в бело-голубые талесы и раскачивающихся в такт субботней молитвы ,

-68-

в окружеиии резных деревянных стен с овальными окнами в цветных витражах вернула его в мирное время его штэйтл . Туда где остались его родные и его Рахилька . Он начал горячо и проникновенно обращаться к богу , потом вдруг остановился поняв , что говорит с ней . Его глаза даже не видели букв. Они видели только ее, Рахильку. Он видел ее на страницах сидура, в резных фигурках львов на орн-койдеше , в бархатных чехлах свитков Торы на кафедре , на небесно голубых талесах молящихся впереди него . Даже в вышитых золотом буквах Божьего имени на шивиси он видел единственное имя Рахиль. Через какое-то время , наверное к концу молитвы кто-то тронул его за плечо . Это был его знакомый смотритель синагоги . Он пригласил Иосифа познакомиться с господином Розенштейном - эллегантным городским человеком в темном костюме, с тростью , с седой головой состарившегося гладиатора. Розенштейн к удивлению обрадовался встрече , долго расспрашивал Иосифа о его жизни, о его отце и семье, о Кодыме , о участии в войне и о том, как тот решился на репатриацию в Эрец Израель . Розенштейн внимательно слушал Иосифа и рассматривал его документы и даже отнес их куда-то, очевидно кому-то показать и посоветоваться. Затем он много рассказывал о их Филантропическом Сообществе , о своем друге Зэеве Жаботинском , работавшем с ним вместе в одесских газетах. Еще он с гордостью поделился сведениями о том, что их сообщество поддерживается известным бароном Эдмоном

-69-

Ротшильдом , который покупает у наместников быстро разваливающейся Оттоманской Империи земли для еврейских поселений. Они еще успели перекусить за общим Кидуш столом и только после этого Розенштейн отозвал Иосифа в сторону , дал ему свою визитку , сказал когда прийти за рекомендательными бумагами и адресами и именами нужных людей в Яффе. Он даже пообещал , что накануне их дня отъезда в Палестину , он даст Иосифу чек на небольшую сумму для предоставления в Яффском банке . Впервые за много дней Иосиф вернулся на Молдаванку в прекрасном настроении , оптимистично смотрящим в их с Рахилькой ближайшее будущее . Больше всего ему хотелось сейчас рассказать им всем, кто думает о нем , о событиях , происшедших с ним , особенно о встрече в синагоге Ор Самеах . Нет , не напрасно он приехал заранее в Одессу и не напрасно он затеял самый главный вызов судьбе . Вдвоем с Рахилькой они справятся .