Не нужны мне слава и золото; исполнила вашу мечту и – в туман, на поиски другого несчастного, робкого и конфузливого – его мечту осуществлю: станцую, водки дам, ногу выше головы подниму – цель жизни мужчины достигнута – увидел! – Алёна опустила ногу, в величайшем смущении прикрыла ладошками личико – закрывала занавес в мечту.
— С балеринами я – балерон, а на улице — прохожий с мечтой о бутылке хорошего коньяка, чтобы клопами не вонял, а булькал, как в художественном фильме о войне в Париже! – чиновник нагнулся, шептал, завязывал шнурок на щегольском ботинке – крокодил ботинок. – Доказали мне, что вы — Исполнительница Мечт!
По щекам себя дома изобью за безрассудство, что не узнал вас, обозвал проституткой и даже в мультфильме бы снял — с большими глазами, неправдоподобно длинными ногами и соразмерными грудями баскетболистки.
В мультфильмах всё преувеличено, особенно в Японских: глаза, чувства, жесты, благородство – компот в мультфильмах.
Японцы спешат сделать искусство, пока их не затопило, плита – как кот на кошку – наедет на плиту, и – нет Японии – тю-тю!
Вы не японка в белых трусиках и с огромными глазами-полушариями.
Потешно: у японцев глазки узкие, ювелирные; мышей в полевых норах высматривать этими кнопочными глазками, а в мультфильмах глаза рисуют огромные, Вселенского масштаба.
В вас тихая – не японская красота; и без трусов вы, спокойная – течение реки Лена – девушка.
Тридцать семь на восемнадцать запросто в уме перемножаю, а вас, как Исполнительницу Мечт ум принимает со скрежетом – так корабль трется о скалу.
Признаюсь – иногда всплывет картинка в мечтах – в последнее время чаще – будто я – султан, на диване возлежу, возле дивана – бутылка с водкой, стакан и поднос с бутербродами.
Наложница – одна, не нужно много – мельтешат, будто мухи под лампочкой – пляшет голая перед диваном, услаждает мой взор, ногу выше головы поднимает и коленца выделывает – столетние березы закачаются.
С разных ракурсов наблюдал за танцовщицей, радовался в мечтах, но сомневался, что диван, водка и голая балерина – Мечта, цель жизни моей!
В школе горбатые учителя с черешневыми губами учили нас, что человек стремится к Высокому, Благородному, духовно возвышается, и – нестерпимо прекрасное – цель жизни; умопомрачительный призрак Коммунизма!
АХ! девушка, я даже имя ваше не спросил, вы – Призрак Коммунизма! – чиновник положил руку на левую сторону грудной клетки, будто закрывал дыру от белогвардейской пули. Губы его посинели в сердечном припадке, пот Беловежским горохом стекал по брылям. – Дрожу, умираю от страха, если вы – Счастливое Будущее – Призрак Коммуниста, Карл Маркс ему мать!
С детства люблю лоск, чистоту, чтобы зубы сводило; зубы наждачной бумагой шлифовал, покрывал лаком, золотил!
Особенно обувь чистую обожаю – так старушка, которая родила в сто лет – прижимает к груди коляску с зеленолицым ребенком.
С утра встану, ботинки свои лакирую, языком заканчиваю полировку, страшусь – родители увидят, что я ботинки лижу, укорят меня, засадят в карцер, из которого даже – переступивший через труп отца – кавказский пленник не убежит.
Но родители спят: батюшка в подворотне – с вечера не доходит до дома, пьяный до кинообраза.
Маменька – по соседям голая ходит, мантульничает, но не соль и хлеб выпрашивает, а – любовь!
Пригреют, сжалятся над маменькой люди добрые, возьмут в свою кровать, плеткой стегают по глазам, палкой бьют по пяткам – плата за чужую постель.
Но иногда родители ночуют дома, тогда – беда, ботинки скукоживаются, а из стен проступают лица нечеловеческие.
Ботинки начищу, любуюсь в зеркале чистоты, прыщи выдавливаю, а ботинок – зерцало для Василисы Прекрасной!
На улице, в школе людей разделяю на хороших и плохих – по чистоте обуви; с грязными ботинками фармазонов ненавижу, козни им строю – стекло толченное в суп однокласснику подбрасывал, если у него на ботинки пылинка.
Загрязнённые туфли учительницы гвоздями к полу прибивал – пусть отвечают за хозяйку.
В нашем Мире туфли не разговаривают, как Моравские братья, а в других Мирах – Вселенная резиновая – туфли разумные тараканов давят.
Однажды, в четвертом классе через дырку в стене подглядывал за нагими старшеклассницами в физкультурной комнате, странные девушки, на людей не похожи, цветы – услышал от них, что Призрак Коммунизма бродит по Европе!
Испугался, добежал до класса физики, ножичком замок открыл, взял заветную фляжку учителя, налил в стаканчик и выпил залпом огненную воду — боялся обнаженных красавиц и Призрака Коммунизма.
«Слушаю себя и молчу, словно живописец полиглот перед Аристотелем в бане, – дрожу от страха, а затем – засмеялся, веселье разлилось благородной простотой по членам. – Призрак Коммунизма – вакуум, бестелесный – не укусит и не поцелует, золото не украдет из моей заветной шкатулки.
Но чистит или не чистит обувь Призрак Коммунизма, борец за ветер в голове?
Может быть, он без ботинок, босой пастушок: но тогда наш Мир скатится в ад, потому что призраки – без ботинок танцуют!»
Со слезами домой побежал, старушку через улицу перевел, бананы у неё украл из авоськи — подавится бананами старая, задохнется без медицинской скорой помощи, а я помог – бананы забрал; без бананов нет причины для смерти – так палач отрезает голову жене, чтобы голова не болела.
Домой пришёл, кричу, что в глазах темно, адские тени вижу, шныряют у нас по квартире черти без трусов!
Маменька моя смеется – пьяненькая, тепленькая, ватная, на ворох старой одежды похожа.
Отец, наоборот, строг, палкой себя в глаз тычет; ко мне подошёл, опустил меня на колени, голову мою между ног зажал, штанишки детские приспустил и – ремнем по оголенным ягодицам на потеху чертям хлещет, возомнил себя Императором Петром Первым.
«Сын мой, Митенька, пришло время тебе жениться!
Четвертый класс – время возмужания, трудовых подвигов!
Если не успеешь подняться до поста президента, то себя в старости обругаешь, ослом назовешь, на мою могилу плюнешь, спляшешь возле памятника краковяк.
Начинай трудовую карьеру: кайло тебе в руки – и в шахту за каменным углём – нам с маменькой лишняя копеечка на фиолетовое крепкое и престарелых балерин.
Балерины на пенсии в домах умалишенных загибаются от безделия, танцуют, развлекаются пирожными эклер – козочки без трусов.
Но никто столетним балеринам денежку не подаст для порядка, не принесет кофе в постель, а только – клизьма и укол в левый глаз – так медсестры борются со своим комплексом вины перед мужьями шоферами.
Медсестры изменяют мужьям, а затем на балеринах – как на папуасских барабанах — отыгрываются!
Невеста и её чванливые родственники у нас в квартире, Митенька, ты их за чертей принял – не накажу тебя за чертей, сам испугался, на стенку полез, но не долез до потолка – слабые соломенные ручки у Буратины».
Батюшка ко мне невесту подводит – я сначала подумал, что она на пожаре долго горела – черная, губастая, сиськастая и ляжкастая – хоть сейчас на Волгоградский мясокомбинат на переработку, бык девушка.
Из одежды на ней только кольцо в носу, дорогое, золотое!
Кольцо начищено, блистает, как новый ботинок любителя мухоморов.
Прельстился кольцом, подбежал, целую колечко, лижу, вижу в нём ботфорты!
Все в радости, полагают, что мне невеста понравилась – и не отказался бы от неё, на уголь похожа в шахте, не видно, как черную кошку в темной комнате!
Руками к губам невесты потянулся, возвышался, да нечаянно на ноги невесты взглянул, словно в ад!
Вскричал страшным голосом, на стиральную машинку залез, чтобы ноги в аду не сгорели – в колосья обожжённой пшеницы превратятся:
«Матушка, батюшка и черти!
Манипулируете моим неразвитым сознанием, подменяете реальности иллюзиями с сиськами и ягодицами мамонта.
Подумал, что невеста моя – афрорусская тамбовчанка – умелая, картошку в землю запуливает, как из автомата.
Прельстился, представил, как по утрам жене туфли вылизываю, полирую, превращаю их в полигон!