Тоями тоже это видел, видел, как Кай тает от его поцелуев. Он стал медленно расстегивать его френч, когда Кай попытался что-то сказать. Тоями опередил его, прижался своими губами к его губам, потом, чуть отстраняясь, прошептал:

— Не бойся, это только ласка, я хочу дать тебе немного нежности, — он стал прикасаться губами к его щекам, скулам, затем, дойдя такими легкими поцелуями до уха, прошептал в него, — просто лежи тихо, договорились?

Кай чувствовал непонятную дрожь в своем теле, он хотел возразить Тоями, но тот начал ласкать своим горячим влажным языком его ухо, покусывать мочку, заводить язык в глубь и медленно обводить им ушную раковину, и Кай задохнулся от волны удовольствия. Тоями почувствовал эту дрожь в его теле.

Опять припал к губам Кая, но сейчас целовал не спеша, наслаждаясь им, зная, что он уже не окажет сопротивления.

Потом отстранился, смотрел, как Кай ловит ртом воздух.

— Ну что ты, глупенький, — дыши! — Тоями нежно провел рукой по его щеке.

Затем медленно расстегнул его френч и распахнул его. Залюбовался его телом. Худоба Кая не портила: впалый живот, небольшой рельеф мышц, тонкая талия, гладкая кожа. Тоями провел рукой, задержал ее на животе. Опять наклонился и стал покрывать поцелуями его тело, медленно, не спеша, сначала шею, выступающие ключицы, потом спустился ниже к солнечному сплетению, затем к животу.

Тоями услышал тихий стон, от которого по нему пробежала болезненная волна возбуждения. Он приподнялся, посмотрел на Кая, на его чуть приоткрытые губы, и резко припал к ним. Сейчас он целовал его жадно, не сдерживая себя и не жалея его. Его руки ласкали его тело — грудь, живот, талию. Он завел свою руку ему за спину, чтобы прижать его к себе, почувствовать его дрожь, его сбившееся дыхание, то, как он трепетал от его прикосновений и поцелуев.

Затем Тоями отстранился, посмотрел на Кая: затуманенные поволокой глаза, пылающие щеки, чуть припухшие алые от прилива крови губы, неровное дыхание. У Тоями начинала кружиться от этого голова.

«Нет! Хватит. Я не должен продолжать! Я действительно не хочу потерять его доверие. Я не хочу потерять его…»

Он расстегнул наручники, продолжая сидеть рядом с Каем, отвернулся от него.

Сейчас ему было тяжело сдержать себя, но он знал, что не хочет поступать с Каем вот так — воспользоваться его слабостью, его доверием к нему. Если сейчас он продолжит, он разрушит все, все то, что начинало возникать между ними, то неуловимое болезненно-прекрасное. Он понимал, что сейчас может с Каем сделать все, что он захочет, но потом, когда Кай это осознает — он потеряет его навсегда. Он понимал, что Кай не готов к большему и ему нельзя спешить с ним, нельзя переступить ту черту, которую Кай не готов перейти сам. Он должен подойти к ней вместе с ним, только так их отношения будут иметь смысл, только так между ними возникнет что-то большее — то, чего он так боялся и так хотел.

Но как тяжело сдержать себя, как тяжело сейчас не сорваться и не окунуться в пучину страсти, отметая от себя все мысли и всю действительность. Еще недавно он бы так и поступил, а сейчас что-то в нем поменялось, он становился другим. Сейчас он не мог, не хотел сиюминутное удовольствие разменять на постепенное достижение того, чего в его жизни еще не было.

Может, он обманывает сам себя? Может, ничего нет? Может, стоит сейчас воспользоваться моментом, а потом просто жить и вспоминать этот случай как приятное времяпровождение?

Неправда, все не так, и он это понимал. С Каем все по-другому. Он не хочет получить этот обрывок удовольствия, когда его цель — получить все. Да, он хочет получить всего Кая, он хочет, чтобы он его полюбил, он хочет получить его сердце, его душу. Он хочет завоевать его, такого непокорного, своевольного, упрямого. Хочет одержать над ним победу, чтобы Кай сдался, признал себя побежденным в этой их войне. Признался ему, а главное, себе в том, что он так хочет отвергнуть, делая вид, что он этого не чувствует. Он хочет полной капитуляции Кая, чтобы тот осознал всю бесплотность своих попыток отрицать очевидное — и вот тогда он примет его, потерявшего все, во что он так верил и хотел продолжать верить. Он хочет знать, что Кай повержен в этой битве, причем повержен в битве с самим собой. Он хочет видеть его, потерянного, запутавшегося, поверженного. Тогда он примет его и откроет ему новый мир, даст ему свою поддержку, опору для пути дальше. Он даст ему свое чувство, которое он готов отдать ему и только ему. И ради этого он будет ждать, здесь время не имеет значение — истинное чувство бесценно, для истинного чувства не существует времени…

Кай медленно стал приходить в себя. Он понимал, что потерялся в пространстве, времени, все стерлось, растворилось…

Потом ясность сознания вернулась к нему. Он понял, что лежит на кровати с расстегнутым френчем, а рядом сидит Тоями. Кай резко дернулся, но странная слабость помешала ему встать, он опять повалился на кровать.

Тоями развернулся и хотел помочь ему приподняться.

— Уйди, — голос Кая прозвучал сухо и бесцветно.

Тоями встал и, не оборачиваясь, вышел из его палатки.

Кай свернулся калачиком на кровати, почему-то его начало трясти, он судорожно натянул на себя одеяло.

«Ну почему он со мной такое делает?! Зачем?»

Кай понимал, что сейчас был в полной власти Тоями.

«Один поцелуй — и я перестал себя помнить. Почему со мной такое происходит? Что со мной не так?».

Он вспомнил Аршада.

«Нет, с Аршадом было не так!»

Здесь он чувствует все по-другому. И это его пугало.

Сладкая волна возбуждения ушла, осталось опустошение и болезненное ощущение от произошедшего. Он потерял голову только от одного прикосновения этого мужчины, его поцелуя, руки, которой он провел по нему. Ему стало противно от себя, от того, что он не в силах контролировать себя, свои эмоции, свое тело.

Кай понимал, что сейчас был в полной его власти и если бы он захотел пойти на большее, все бы произошло.

«Почему Тоями остановился?»

Хотя, неважно, для него сейчас важно то, что он, как оказалось, не знает себя, что он так слаб и так податлив на такие ласки.

«Но я же этого не хочу! Я не виноват, что такое со мной происходит!»

Все эти мысли сумбуром смешались в его голове. Ему было мерзко от себя, от того, что произошло, и от того, что он не может разобраться в том, что происходит. Он потерял контроль над собой, своими чувствами, своими ощущениями. Его внутренний мир разрушался, и та иллюзия спокойствия, с которой он жил, исчезала, а он, как утопающий, хватался за соломинку, пытаясь спастись и не попасть в этот водоворот, в который его затягивало что-то возникающие, такое новое и неизвестное, в его жизни…

Он еще долго лежал, пытаясь унять дрожь внутри, потом забылся тревожным сном.

***

С утра они выехали в сторону последнего гарнизона, откуда Тоями должны были забрать свои, а Кай один поедет обратно, правда, не по такому маршруту, а на прямую, по основной трассе.

Каждый из них делал вид, что ничего не произошло. Они долго ехали в тишине. Первым нарушил молчание Тоями.

— Вчера между нами…

— Стоп! Не нужно продолжать! — резко сказал Кай, понимая, что не хочет слушать то, что будет говорить Тоями.

— Вчера между нами, — настойчиво продолжил Тоями.

— Хватит! Я не хочу это слышать! — Кай зло сжал руки на руле.

— Почему? — Тоями это начинало бесить, такое поведение Кая, — ведь я не первый мужчина, который тебя целует! Ведь это так? Почему тогда ты корчишь из себя девственника-недотрогу? — сейчас Тоями уже злился на Кая.

— Прекрати! Тебя вообще это не касается!

— Что не касается? — Тоями бесило такое поведение Кая, он чувствовал, что Кай уже познал сладость мужских поцелуев, так почему он сейчас так себя ведет? Тоями этого не мог понять! — ты уже был с мужчиной, ты знаешь, что это такое, твое тело говорило вчера за тебя! Это был Аршад? Я прав?

Кай резко нажал на педаль тормоза. Машину чуть занесло на пыльной дороге, затем она остановилась. Пыль, поднятая такой остановкой, начала медленно оседать на капот.