Получив заработанные деньги, Белозеров вышел на улицу. Установить связь с Олегом Николаевичем не удалось. Но ясно, что сигуранца не захватила Олега — он вовремя успел ликвидировать свою «торговлю». А может быть, он из предосторожности сменил вывеску…

В городе никаких дел больше не было. Выждав, когда крестьяне окрестных сел возвращались домой, Белозеров вместе с ними благополучно миновал румынскую заставу. Вскоре он был в селе Куяльник, задворками прошел в заброшенный двор, спустился в погреб и через него проник в катакомбы. Об этом тайном входе в подземелье каратели не знали.

Через несколько часов утомительной ходьбы по штрекам Белозеров вернулся на базу. Его давно уже ждали и начинали тревожиться. Собрали совет отряда. Белозеров рассказал, что установить связь с большим одесским подпольем ему не удалось…

С помощью самодельных батарей Ивана Неизвестного иногда удавалось выходить на связь с Центром, но очень и очень редко. С наступлением весны блокада катакомб усилилась, и трудно было найти лаз на поверхность, который бы не находился под наблюдением карателей. Теперь в каждой передаче спрашивали о Кире.

Вести из города приходили отрывочные, неясные. Только в апреле ценой невероятных усилий катакомбисты смогли кое-что сообщить в Центр о чекисте-подпольщике Владимире Молодцове.

И снова, теперь уже очень надолго, прервалась радиосвязь Центра с Одесскими катакомбами. Но люди продолжали жить и бороться, оторванные от Большой земли.

Блокада Одесских катакомб, в которой участвовала румынская дивизия, тяжело отразилась на жизни катакомбистов. На исходе были продукты, иссякли боеприпасы, люди слабели, болели цингой, и надо было решать, что делать. Решили послать своих людей в Савранские леса, расположенные в двухстах километрах от Одессы. Там действовал большой партизанский отряд, который, надеялись, может оказать помощь катакомбистам. На связь с партизанами пошли Яков Васин, старый шахтер Гаркуша и еще Иван Гаврилович Медерер, бывший председатель сельского Совета в районе Савранских лесов. Постепенно стали эвакуировать женщин, тайно расселяя их в городе у надежных людей. Ушла из катакомб врачиха Асхат Францевна Янке, а через несколько дней неизвестно куда исчез старший радист Евгений Глушков.

Перед тем как уйти в Савранские леса, Гаркуша вызвался проводить нескольких партизан к подпольщикам из Пригородного райкома партии. Их лагерь располагался в нескольких километрах от бадаевского, но идти туда надо было запутанными подземными лабиринтами, что увеличивало расстояние почти вдвое.

Очевидно, если ориентироваться по часам, в степи над катакомбами занималось предрассветное утро, когда маленькая группка партизан-катакомбистов тронулась в далекий путь. Гаркуша уверенно вел людей. В подземельях он, казалось, с закрытыми глазами мог найти дорогу в любой, самый отдаленный район катакомб. Знал хорошо катакомбы и парторг отряда Зеленский, еще мальчишкой бродивший здесь в подземельях, и все же партизаны несколько раз останавливались в пути, советовались, разглядывали маркшейдерские знаки, написанные на стенах, и шли дальше. Шли с одним зажженным фонарем, остальные, пригашенные, держали в запасе.

Через несколько часов, наконец, приблизились к райкомовской базе. Дальше Зеленский и Белозеров пошли одни. За поворотом их кто-то окликнул, предложил остановиться. Это был пост охраны.

В большой пещере с высокими сводами, куда не доходил свет мерцающих фонарей, царили суматоха и беспорядок. Подпольщики складывали оружие, паковали вещи, видимо, готовились к уходу, закапывали то, что не могли захватить с собой.

— Что за люди? — не сразу узнав пришедших, спросил Азаров, секретарь подпольного райкома. Стоя на одном колене, он затягивал огромный рюкзак.

— Бадаевцы, товарищ секретарь… Записываться на прием, или так можно? — шутливо ответил Зеленский и выступил вперед.

— Гляди-ка, легки на помине! — оживился Азаров. Он поднялся с земли и пошел навстречу. — Видали, что у нас здесь творится! Я только что собирался к вам нарочных послать. Иначе бы вы нас не нашли… Пойдемте поговорим… Товарищ Горбатов, — Азаров обратился к одному из подпольщиков, — позови нашего гостя, да и сам зайди, оторвись на время.

Через минуту Горбатов вернулся в сопровождении незнакомого человека в ватнике, в солдатском треухе и в стоптанных кирзовых сапогах. Был он выше среднего роста, с коротко подстриженными усами, они щеточкой прикрывали только середину верхней губы. По виду ему можно было дать лет тридцать пять, не больше. Он снял кожаную перчатку и поздоровался.

— Олег, — назвал он себя. — Здравствуйте, товарищи!

— Олег Николаевич? — удивленно спросил Белозоров.

— Он самый…

— А я вас так и не мог найти в городе.

— Не удивительно… Теперь я банковский служащий, а был коммерсантом. Так вошел в роль, что даже в катакомбах хожу в перчатках… Чтобы не огрубели руки. — Олег Николаевич засмеялся, но тут же перешел на серьезный тон.

Он сказал, что после ареста Бадаева возникла опасность, как бы гестапо и сигуранца не раскрыли другие звенья одесского подполья. Поэтому нужно сменить дислокацию, спутать карты противнику, изменить метод работы. Бадаевской группе надо сегодня же покинуть базу и объединиться с подпольщиками Пригородного райкома партии.

— Как вы ни устали, товарищи, — закончил Олег Николаевич, — но возвращаться надо, поднимайте людей и переходите на новое место.

Олег Николаевич объяснил, где должны встретиться обе группы, и попросил поторопиться. Говорил он четким, штабным языком, и Анатолий Белозеров определил: Олег Николаевич — человек военный….

Через несколько часов парторг и Белозеров возвратились на базу. По боевой тревоге отряд поднялся и ушел в неизвестном направлении.

А Яков Васин со своими спутниками две недели пробирались к Савранским лесам.

Маршрут наметили твердый — идти на Гнилково, на Карпово, Любашовку, Бандурово… За Гнилковом решили разойтись по одному, идти всей группой было рискованно. Условились встретиться в Бандурове.

Перед Маяками Васин свернул на проселок, двое продолжали идти вместе, и тут их настигла беда — перед селом наткнулись на засаду жандармов.

Даже и сами не поняли, как это получилось: прямо на дороге, вышли из кустов — и жандармы арестовали их.

— Ну, кум, попали мы с тобой, как куренки, даром что старые. — Гаркуша успел это шепнуть своему спутнику, когда их вели в Маяки. — Теперь мне поддакивай, прикинемся дурнями, может, вылезем…

В жандармском отделении арестованных допрашивал начальник поста плутонер Орхей, толстый, неповоротливый, усатый жандарм, удивительно напоминавший Гаркуше полицейского урядника, что служил у них до революции. Такие же глаза навыкате, седые волосы бобриком. Тот, конечно, теперь постарше был бы, и фамилия другая.

Начальник жандармского поста сам себя назвал:

— Я плутонер Орхей, начальник поста. Что вы на дороге, собаки, делали?.. Ну? — Румынский начальник говорил без переводчика, в Бессарабии многие говорили по-русски, а плутонер Орхей, судя по выговору, был из тех мест.

— Мы, ваше благородие, в село шли, покушать хотели, — Гаркуша старался говорить как можно деликатней, подбирая слова, приходившие ему на память из обихода далекого прошлого. — А господа полицейские арестовали нас.

Орхей сидел за столом в просторной хате и подозрительно разглядывал доставленных к нему арестованных. Не могло быть сомнения, что они вышли из катакомб, — оборванные, худые, заросшие бородами. Из Овидиополя не раз предупреждали — внимательно выслеживать катакомбистов.

— Катакомбисты? — спросил Орхей.

— Не понимаю, ваше благородие… Неграмотные…