«…Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик…» — начал Петр.

П. И. Ильичев

Он выучил присягу наизусть и произносил ее сейчас как стихи. Когда кончил, некоторое время никто не решался нарушить молчание. Потом замполит сказал:

— Давно я присягу принимал, а до сих пор ее тоже слово в слово помню… Главное, чтобы она всегда в сердце была.

20 февраля 1945 года в прозрачном утреннем воздухе отчетливо проступило побережье, уходящее далеко на восток. Родные просторы широко распахнулись перед молодыми матросами, стоявшими торжественно и неподвижно, плечом к плечу.

— Под знамя!

Строй застыл.

Сверкнув медью труб, оркестр заиграл «Встречный марш».

Хотя Петр и ждал эту команду с минуты на минуту, прозвучала она для него все равно неожиданно. Он весь напрягся, глядя как колеблемое ветром знамя подплывает к строю.

Оно приблизилось к левому флангу и, развернувшись, зашелестело вдоль шеренги. Когда поравнялось с Петром, он прочитал переливающиеся на огненном бархате слова: «За нашу Советскую Родину!»

На правом фланге знамя медленно опустилось. И молодые матросы один за другим с волнением начали подходить к накрытому кумачом столику для совершения торжественного акта.

— Матрос Ильичев!

— Есть!

Петр вышел из строя, четко печатая шаг. За каждым его движением следили товарищи. И взгляды их были испытующими.

Он взял поданную ему красную папку с текстом Военной присяги, чувствуя, что сердце громко стучит, а в горле пересохло. Осторожно откашлялся и каким-то незнакомым ему самому, срывающимся голосом выдавил из себя первые слова:

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик…

Постепенно голос набирал силу, становился увереннее, тверже. И каждое слово в этой торжественной тишине приобретало особую весомость.

— Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами…

Старшина закончил объяснение темы, и его маленькие с короткими светлыми ресничками глаза сощурились в добродушной усмешке.

— Сейчас попробуем выяснить, как вы усвоили материал, — заявил он.

Матросы заерзали на своих местах, переглядываясь. Никому не хотелось отвечать на вопросы первым. Вовсе не потому, что плохо поняли объяснения, просто стеснялись.

Их состояние старшина хорошо понимал. Когда-то в первые дни своей службы он точно так же не решался выступать на занятиях, боялся сказать что-либо невпопад. Видимо, этот барьер приходится перешагивать каждому. Ничего, освоятся ребята, избавятся от робости. А пока надо помочь им…

— Матрос Сидоренко, расскажите для чего служит затвор.

Сидоренко подошел к столу. Немного постоял, собираясь с мыслями. Потом заговорил:

— Значит, затвор служит, щоб закрывать канал ствола… Це раз. Выбрасывать стреляни гильзы…

— Це два, — в тон Сидоренко бросил реплику кто-то из матросов.

По классу пробежал смешок.

Старшина нахмурился.

— Прекратить! А вы, Сидоренко, спокойней. Вы же правильно отвечаете. Правда, не по-уставному… Попробуйте сначала.

— Есть сначала!

На этот раз Николай Сидоренко почти без запинки перечислил функции затвора.

— Верно, — одобрил старшина. — А теперь покажите части затвора, разберите и соберите его.

Матрос взял затвор в руки, но разобрать его никак не мог. А старшина терпеливо ждал, краешком глаза наблюдая за остальными.

Лица ребят были сосредоточенны. Каждый, конечно, перебирал в памяти детали затвора, прикидывал, где они находятся, кое у кого невольно шевелились губы, наверное, хотелось подсказать, выручить товарища. В школе, может быть, и сошло бы с рук. Но не здесь.

— Невнимательность, товарищ Сидоренко.

Николай залился краской, опустил голову.

— Кто поможет? — спросил старшина.

— Разрешите? — решился Петр.

— Пожалуйста, матрос Ильичев.

Он добросовестно и умело выполнил то, что не удалось товарищу.

Откинув назад голову, раздувая пунцовые от напряжения щеки, горнист старательно выводил среди ночи незамысловатые трели сигнала.

— Та-та-та! Та-та-та-та!

Тревога!

Как ветром сдуло с коек матросов. Петр Ильичев быстро, заученными движениями надевал аккуратно сложенную на табуретке одежду. Без суеты, по-хозяйски собрал все, что необходимо в боевом походе.

— Ой, лышенько мое, так спать охота, що скулы трещат, — донесся до него жалобный голос Сидоренко. — Дня мало, и ночью покоя нема.

— Если подняли, стало быть, надо, — рассудительно заметил Додух.

Когда моряки выстроились в назначенном месте, командир сообщил, что подразделение проводит итоговое занятие. Марш по пересеченной местности.

Он был нелегким, этот марш. Самый трудный участок пути — подъем по скатам высоты, поросшим мелким кустарником. Оружие, противогазы и даже собственные ноги казались все тяжелее и тяжелее. Менее выносливые стали отставать.

То и дело слышалась короткая команда:

— Подтянись!

Ильичев чувствовал себя довольно бодро, но возле него был Сидоренко, который все время отставал, смахивая с лица крупные капли пота.

Додух решил прийти на помощь товарищу — забрать у него винтовку и противогаз.

— Что ж не поможешь? — упрекнул он Петра.

— Зачем? — резко спросил тот, когда Николай уже начал снимать винтовку.

Сидоренко огрызнулся:

— Тебе-то что?

— А то, что каждому нужно привыкать! Ведь задача для всех одна.

Додух ушел, а Сидоренко, вновь надев винтовку и цепляясь за ветки кустов, начал взбираться на высоту. Больше он ни разу даже не взглянул на Ильичева. Петр пытался заговорить с ним, но Николай, обиженный, молчал…

И вот командир взвода скомандовал: «Матрос Ильичев, ко мне!»

Петр отделился от цепи, побежал к командиру. Получилось это у него далеко не так хорошо, как ему хотелось бы.

— Перебежка должна быть быстрой и короткой. Упал — отползи в сторону и применись к местности, — начал наставлять его командир. — Смотри, где овраг, где холмик, бугорок, избегай ровной местности.

— Так точно… — уныло отозвался Петр. Плечи его устало опустились, спина ссутулилась.

Командира взвода, который и сам не очень давно был таким же нескладным деревенским пареньком, охватило теплое чувство, почти братская заботливость. Желание поддержать молодого матроса.

— Трудно приходится, Ильичев? Не унывайте! На первых порах всегда так. Постарайтесь и получится. Со мной так же бывало.

— Так я же стараюсь…

— Вижу. И не сомневайтесь — скоро дело у вас пойдет на лад.

Высокий, атлетического сложения командир дружелюбно смотрел на Петра. А тот на его грудь с двумя нашивками: красной и золотистой, знаками тяжелого и легкого ранений.

«А он — бывалый человек, — с уважением подумал Ильичев. — Всю эту солдатскую премудрость под настоящим огнем познавал».

Словно угадав мысли матроса, командир пояснил:

— Конечно, не очень приятно в грязи и пыли валяться. Но что поделаешь, надо… Если б вы знали, Ильичев, скольким бойцам на фронте жизнь спасло умение правильно переползать! Так-то.

— А где вас ранили, товарищ лейтенант? — неожиданно для себя спросил Петр.

— Первый раз под Матвеевым Курганом в сорок первом. Много там нашего брата полегло… Ну и еще при защите Севастополя. Осколком снаряда разорвало бок. Почти год в госпиталях провалялся. Выписался, и как ни просился, на фронт больше не послали. Направили сюда, вас обучать. Ладно, не время сейчас для разговоров… — Он указал рукой вправо: — Смотрите, на том холмике противник установил пулемет. Бьет он, головы не поднять. А нам надо к той рощице пробраться! Поползем вместе. Наблюдайте за мной, старайтесь действовать, как я.