Ну, взял, значит, Бирон власть в свои руки, как очень часто в мировой истории бывало: не только в России случалось такое, но и в Европе регенты на царствующих особ огромное влияние имели. Монаршие особы становились как шелковые и свое королевское „я“ не выпячивали, а всецело подчинялись воле регента. Кардинал Мазарини, тайный муж Анны Австрийской, а по спекулятивным данным, и отец Людовика XIV, регентшу-мать побоку, а сам сел править страной. Она, бедняжка Анна Австрийская, никакой своей воли не имела. Лишний бриллиант на свое платье без позволения Мазарини пришпилить боялась. А любовник Изабеллы Французской Мортимер? Ведь когда она стала регентшей при малолетнем сыне Эдуарде III на английском троне, Мортимер сбоку уселся и всем руководил. А знаменитая королева Англии Виктория? Ее муж Альберт, прусский надменный принц, наплодивший с ней 9 детей, всю свою жизнь посвятил управлению страной и обузданию неуравновешенной, с генетически заложенными чертами безумия своей супруги. Виктория, обожавшая своего супруга, не могла совладать со своим истерическим характером. Вечно из комнаты в комнату в истерике бегала и скандалы мужу закатывала. А он со своим прусским хладнокровием вот так ее „воспитывал“: она в ярости стучится к нему в кабинет. „Кто там?“ — спрашивает Альберт. „Королева Англии“, — слышит в ответ. Молчание. Виктория дальше ломится в дверь. „Кто там?“ — спрашивает Альберт. „Королева Англии“, — слышит повторный ответ. Дверь не открывается. И только тогда открылась, когда за каким-то там разом Виктория покорно сказала: „Это я, Альберт, твоя жена Виктория“. Вот так-то укрощали мужья строптивых жен-королев.
В полную унизительную зависимость от третьего мужа Бонсуэла, убившего второго ее мужа, попала знаменитая Мария Стюарт. Она вообще от любви голову потеряла. Не посмотрела, что мир осуждает ее за шашни с любовником, взяла и вышла за него замуж, поскольку ничего со своей пламенной страстью поделать не могла. „Назло Европе отморожу себе уши“. Ну и доигралась, не только английского трона не дождалась, но и шотландского лишилась, а заодно и головы своей.
Вот так-то история учит — не носитесь вы, королевы, со своей страстью и любовью, как с писаной торбой. На первое место свое королевское достоинство выставляйте. И поучительной в этом отношении может быть Елизавета I Английская. Завлекать-то женихов с разных континентов она завлекала, но играла с ними, как с политическими пешками, а подданным своим твердо сказала: „Замуж никогда не выйду и свой народ под монастырь не подведу“. И слово сдержала. Кокетничала со всеми женихами мира не хуже хорошей куртизанки. За нос водила, обещала. Екатерина Медичи в течение десяти лет троих своих сыновей ей подсовывала, так стремилась в союз с Англией войти. Ну, двое сыновей, из которых один был почти на тридцать лет младше Елизаветы, согласились, а третий ни в какую. Мать ему про английскую корону толкует, а он: „Не лягу в постель с этой старухой с гнилыми ногами“ — и все. Уперся. И никак не понимал, что во имя политических интересов можно и пренебречь „гнилыми ногами“, как ни втолковывала ему матушка эти прописные истины.
А вот третий сын, рябоватый Генрих, переболевший оспой почти в одно время с Елизаветой I, живо смекнул, какие корысти может ему и Франции принести такое супружество, матери возражать не стал, а ринулся соблазнять Елизавету. Она кокетничала, „жабкой“ называла, надежды подавала и решительно отказалась от чести стать его женой. И такое похвальное постоянство делает честь английской королеве: не пошла она на поводу у мужчин. Да и наши царицы, в общем-то, хотя и безумно влюблялись, воли любовникам не больно давали. Кроме, конечно, Анны Иоанновны. Та прямо „дышала“ на своего Бирона.
Бирон же, чтобы царица из-под его контроля не вышла, поселился в том же дворце, что и Анна Иоанновна. Комнаты Бирона были смежные с покоями Анны Иоанновны, и каждую минуту они друг к дружке лазили и секунду даже друг без дружки прожить не могли. Вышивает, скажем, жена Бирона какую золотую салфеточку, а она была большая охотница до золотого шитья, царица тут же вертится, советы подает и рисунки рассматривает. Едет, скажем, Анна Иоанновна в роскошном экипаже в церковь Богу помолиться, на другой день Биронша в не менее роскошном экипаже с лакеями в ливреях на запятках в ту же церковь выезжает. Она как будто соревновалась с Анной Иоанновной в роскоши и богатстве. И так возомнила, что чуть ли не за царственную особу принимать себя придворным приказывала.
Вот как один историк этот момент описывает: „Жена Бирона некрасива, ряба, но щеголиха — разодетая, в бриллиантах, сидела в кресле, напоминавшем трон, и обижалась, когда гости целовали ей одну руку, а не две“[103].
И к такому же самомнению детей своих приучила. Забавы ее детей заключались в том, чтобы поливать чернилами платья гостей и снимать с них парики. Старший сын Карл имел привычку бегать по залам с бичом в руках и хлестать им по икрам тех, кто ему не нравился. А когда старый князь Барятинский выразил неудовольствие по поводу такого поведения мальчика, Бирон ответил: „Можете не появляться больше ко двору. Подайте в отставку, она будет принята“[104].
Бироновщина вошла в историю как исключительное самоуправление царского фаворита. Все государственные дела были в его руках, и такую дикую пруссовщину он развел, что тюрьмы были переполнены, виселицы и плахи не справлялись с работой, а смертные приговоры сердобольная Анна Иоанновна, вытирая слезы дорогим кружевным платочком, подписывала не глядя, перечить Бирону не смела. А дорвавшись до власти, Бирон больше о своем кармане думал, чем о государственной казне. Приходится удивляться нам мягкосердечию Екатерины II, которая не только этого сатрапа потом, когда он уже в ссылке был, не казнила, но еще и благодеяниями осыпала. Матушка Екатерина Великая очень часто в своей мягкости характера все дозволенные границы переступала, в этом читатель еще будет иметь возможность убедиться. Дай нам власть, мы бы этого Бирона самолично своими руками придушили, за всех замученных и казненных.
А пока Бирон — власть и сила первостепенная и богач несметный. Он даже фаворита Екатерины II князя Потемкина по богатству перещеголял! Чего только у него нет! И поместья в Митаве, Либаве и Виндаве. Драгоценности и 14 миллионов наличными деньгами. Туалеты у него были из чистого золота, драгоценными камнями украшенные. Его рябая жена Бенинга надевала платье стоимостью в десяток хороших деревень, пышность его двора спорила с царскою. После смерти Анны Иоанновны он возымел наглость стать регентом при малолетнем Иване Антоновиче, но Анна Леопольдовна, мать младенца, сама претендующая на русский престол, Бирона арестовала, к смертной казни приговорила, но вот исполнить ее не успела. Ее самое с престола турнули и выслали. Елизавета Петровна, которая вообще отменила в России смертную казнь, заменила ее Бирону на ссылку в Сибирь, за 3000 верст от Петербурга. И прозябать бы там Бирону всю оставшуюся жизнь, если бы Петр III не вернул его в Петербург, а Екатерина Великая в 1763 году вернула ему княжеские права в Курляндии. И умер он в 1772 году, оставив двух сыновей и дочь. Один из сыновей очень был похож на Анну Иоанновну и получил от Петра III чин генерал-майора гвардии.
Но все это после совершится, а пока же Бирон, идя навстречу вкусам Анны Иоанновны, решил русский двор самым пышным в Европе сделать и значительно европейцев в этом деле перещеголять, и чтобы еще пуще царицу от государственных дел отвлечь, такие увеселения устраивал, что до сих пор историки и писатели успокоиться не могут. О ледяном доме Анны Иоанновны небось слышали! А особенно мастер на такие описания русский писатель Лажечников в этом преуспел. Но и он не был в состоянии передать это ни с чем не сравнимое скоротечное произведение искусства, с помесью небывалого сумасбродства, размаха и фантазии. Но пока эпоха пышности царицыного двора наступит, все-таки Анна Иоанновна от однообразия скучала. Эта натура, соединившая в себе грубые нравы матери Прасковьи и некоторую изысканность немцев, больше всего на свете любила самые что ни на есть простые русские удовольствия. Изысканность для проформы оставляла, увеличив до немыслимого количества штат придворных. Тут и образованные придворные фрейлины, и служки с затейливыми языческими должностями: альковные дамы, постельные, чесальщицы пяток, девки, в обязанность которым вменялось стричь ногти не только императрице, но также Бирону и его семейству. Но самое главное, Анна Иоанновна сильно развила институт шутов и шутих при дворе. Но они, эти шуты, при ней совершенно утратили ту роль, какую играли раньше, особенно при Петре I, когда становились чуть ли не государственной оппозицией, направляя остроту своего языка на критику всего отсталого, старорусского. При Анне Иоанновне это была домашняя челядь, единственная цель которой — развлекать и смешить свою хозяйку. Какой-то историк справедливо заметил, что русские царицы правили государством, как помещик в своем поместье, только этим поместьем была Россия. Сама Екатерина Великая называла Россию „моим маленьким хозяйством“. „Как вам нравится мое маленькое хозяйство?“ — говорила она. Да, это так. Хозяйка в своем поместье не отказывает себе в малейшей даже прихоти. Она дома, среди челяди — бог и царь. Жизнь дворовых была подчинена одному: угождать барам. Все слуги, начиная с царских и кончая слугами простых дворян, вынуждены были беспрекословно подчиняться хозяину. При этом развивались лесть, наушничество, страх, ведь жизнь простого человека целиком зависела от характера господина.