Но вот вопли мучимого животного были оценены как признание вины. Слово тогда предоставлялось прокурору и защитнику, и решающим фактором в заключительном приговоре могла стать их способность убеждения присяжных. И так французский защитник Шасанзе доказал в 1530 году, что мыши, опустошившие крестьянские поля, должны быть признаны невиновными, поскольку к началу процесса они были маленькими детишками, не способными отвечать за действия своих родителей, а родители, совершившие преступления, давно поиздыхали ввиду скоротечности мышиной жизни и долготечности судебных процессов. А вот адвокат петуха, снесшего яйцо, не сумел оправдать своего подзащитного: того объявили колдуном и предали сожжению вместе со злополучным яйцом. Особенно часто смертная казнь ожидала кошку, неуместно родившуюся черной. Она обязательно объявлялась ведьмой и предавалась сожжению. Плохо пришлось и свинье, по ошибке съевшей маленького мальчика, а поскольку имела она не очень талантливого адвоката, пришлось ей быть повешенной за задние ноги. Зато вмешательство красноречивого адвоката из одного словацкого городка спасло в 1864 году свинью от смертной казни. Свинья обвинялась в откушении уха у маленькой девочки. Ей объявили пожизненное заключение, а хозяина заставили дать безухой девочке приданое, потому что, согласитесь, резонно, безухой девице труднее выйти замуж, чем той, что с двумя ушами.

С большими страстями, неиссякаемой энергией происходили судебные процессы в епископате Отенском в 1526 году по обвинению рыб, пауков, гусениц и шпанских мушек. В отношении других насекомых мы не знаем, но шпанских мушек берем под свою защиту: они королям и царям нашим большую услугу оказывали. Маркиза Помпадур, которая, по ее собственным словам, к старости стала холодна, как рыба, только ими и спасалась в любовных утехах с королем Франции Людовиком XV. А самый первый фаворит Екатерины Великой Ланской, без которого царица жить не могла, держался «на плаву» благодаря все тем же насекомым, высушенным и истолченным в коктейлях собственного приготовления. А когда от изобилия сего «лакомства» что-то в возрасте 24 лет Ланской преставился, Екатерина чувствовала себя такой отброшенной и виноватой, что целых три месяца ни жить, ни править страной не хотела.

Самой Екатерине Великой после апоплексического удара, предшествовавшего смертельной агонии, для спасения жизни клали на ноги шпанские мушки.

И как ни конфузливо нам, дорогой читатель, сокровенное Екатерины Великой признание на свет божий вытаскивать, скажем, что муж ее Петр III очень увлекался «миниатюрными процессами», которые совершал с соблюдением всех процессуальных норм юриспруденции над… крысами. Нота бене, у него в это время есть не только жена, но двое детей растут: сын Павел и дочь Анна. Дадим, однако, слово самой Екатерине Великой: «Посередине кабинета висела огромная крыса. Я спросила, что бы это значило, и в ответ услышала, что крыса совершила преступление и, согласно военному трибуналу, осуждена на смертную казнь. Ибо крыса, как шпионка, пробралась в укрепленные бастионы картонной крепости и съела там двух солдат из крахмала. И вот военный полевой суд во главе с Петром III поймал крысу и с соблюдением церемониала предал казни. И висеть этой крысе еще три дня в назидание другим».

Однако извиняемся, дорогой читатель, мы здорово увлеклись судами и чужими пытками, а тут нашего Глебова на истязания ведут. Вернемся же к нему, для которого так печально и трагически кончился любовный роман с экс-царицей Евдокией Лопухиной.

Но нас другой вопрос мучает: ну зачем, спрашивается, Петру I, отправившему свою нелюбимую жену в монастырь и положившему на нее крест с палочкой, вдруг ни с того ни с сего интересоваться ее амурными делами и жестоко за них наказывать? Выгнал, и все бы тут! Ведь даже краешка сердца его не задела эта простая и чувствительная женщина. Ан нет! И историки тоже до сих пор ничего не понимают! Откуда-то вдруг у Петра возникла дикая ревность к Глебову и дикая злость на Евдокию. Злополучную парочку арестовали, царь назначает следственную комиссию, интересуется ходом расследования. Два монаха, по приказанию царя, выпороли Евдокию как следует, а палач, специалист своего дела, придумывал самые мучительные наказания и пытки для Глебова: и по деревянным гвоздям его водили, и кнутом пороли, и на дыбу саживали. И вот 16 марта 1718 года врачи констатировали, что больше суток Глебов не проживет и надо быстрее совершить казнь. Полумертвого Глебова одевают в теплую шубу, теплую меховую шапку, в меховые сапоги (это для того, чтобы подольше продлить мучения) и в тридцатиградусный мороз волокут во двор и сажают на кол. Почти сутки с проткнутым в теле колом, истекая кровавой пеной, мучается Глебов, пока вечером 17 марта не испустил дух.

Ходила легенда, историки потом охотно ее повторяли в своих сочинениях, будто бы Петр I, приблизившись к казненному, пытался еще о чем-то спросить его, но получил плевок в лицо. Но мы не особенно верим этой легенде, у умирающего Глебова уже ни сознания, ни слюны не было. Уже не кровь даже, а розовая пена шла из его рта.

И все это видела его жена. Да, у Глебова была любящая и верная жена, которая, по-видимому, знала о связи своего мужа с Евдокией, поскольку охотно принимала от нее денежную помощь. Раз даже получила от нее шестьсот рублей, ибо Евдокия хотя и плакалась на бедность, на самом же деле не очень-то в деньгах нуждалась, получая их и от брата своего, и от сына Алексея, и от невестки Марьи, сводной сестры Петра I.

Жена Глебова в ноги царю бросалась, челобитные посылала, о прощении мужа просила. Ничего не помогло. И когда ее муж более суток умирал на колу, взирая потухшими глазами на народное скопище, жена не выдержала этого ужасного зрелища: наложила на себя руки. Знала, что в ад за это пойдет. Но, видно, так велико было ее отчаяние, что при виде земных мук ее мужа другой ад ей уже не был страшен.

Выпоротой Евдокии была дарована жизнь. Ее поместили почти что в тюрьму — в отдаленный монастырь на берегу Ладожского озера со сторожевым надзором. Так закончилась ее великая любовь, мало чем напоминающая любовные утехи. Недоумение наше по поводу вдруг возникшей ревности Петра I к своей опальной экс-жене Евдокии постараемся развеять, так как не одна ревность тут имела место. Конечно, в каком-то смысле самолюбие Петра было задето, что, высланная на служение Богу, а не амурам, она иные намерения возымела и даже платье монашеское не всегда носила, часто в светское переодеваясь.

Но поведение Петра иные мотивы направляли: он подозревал Евдокию, и сына своего Алексея, и своих сводных сестер Марию и Софью в сговоре, даже в заговоре, имеющем целью свергнуть его с престола.

В монастырь к Евдокии был послан искусный шпион Писарев (он потом будет Петром вознагражден и большую должность получит), который донес царю о таинственных беседах былой царицы с епископом Досифеем и духовником Пустынным. Были подслушаны и переданы царю неосторожные слова Евдокии с просьбой помолиться за нового царя-батюшку — Алексея Петровича. Ну, конечно, после таких донесений всех их арестовали и привезли в Москву на пытки и допросы.

Аресту, пыткам и допросам были подвергнуты и собственный сын Петра Алексей, и шестеро его приверженцев, из которых один был родным братом Евдокии Лопухиной. Алексея, оторвав от «работной девки» Ефросиньи (по другой версии — Афросиньи), с которой он «беззаконно свалялся» (лексикон из слов Петровского манифеста), доставили к царю-батюшке. «Царевич, упав на колени, подал повинную во всем, присягой подтвердил свое отречение от престола, присягнул новому наследнику престола, четырехлетнему Петру Петровичу, и обещал выдать всех своих единомышленников»^[73].

Никакой поблажки не получил царский сын и в феврале 1718 года предстал перед судом наравне со своими сторонниками, подвергаясь тем же жесточайшим пыткам, что и его товарищи. Характерно, что суду Алексей был предан уже после того, как подписал отречение от престола в пользу малолетнего сына Петра — Петра Петровича. Известно, что мачеха, Екатерина I, имевшая колоссальное влияние на мужа, палец о палец не ударила, чтобы заступиться за пасынка и облегчить его участь. Предала Алексея и девка Ефросинья, «изветы ее были тяжки», с которой он связался еще при жизни жены Шарлотты. Супруги жили плохо, поговаривали, что она изменила Алексею с молодым Левенвольдом, а он в отместку взял в наложницы простую чухонку. Во всяком случае, умирая, Шарлотта поручала своих детей Петра и Наталью не мужу, а свекру — Петру I.