Конечно, придворные и некоторые хроникеры того времени из лести и угодничества, которые укоренились при дворцах испокон веков, старались этого не замечать или, во всяком случае, сглаживать прогрессирующее явление болезни царицы. Зубов нет? Ну, только несколько спереди, корни еще хорошие. Ноги опухли и не ходят? Невелика беда — придворные переделают в своих домах лестницы на наклонные платформы, благо во дворце это давно уже сделали, и царица, подобно мамочке с годовалым ребеночком в колясочке нашего времени, может самолично подниматься вверх. Эскалаторов тогда не было. Да и, думаем, трудно это было бы технически осуществить. Помните, как наши конструкторы старались Леониду Брежневу сконструировать эскалатор к самолету, не на руках же его вносить на глазах всего мира? Ломали головы наши конструкторы, ломали, но идею осуществить не смогли: слишком мало расстояние самолета от земли.
Все чаще с Екатериной случаются обмороки, которым сопутствуют тики. В 1774 году Дюран, французский посланник, писал: «Императрица упала на днях в обморок перед тем, как сесть в холодную воду, и этот обморок продолжался более получаса. По словам самых преданных слуг, у нее замечают с некоторых пор странные подергивания и движения; вследствие злоупотребления холодными ваннами и табаком она по временам теряет сознание и у нее появляются идеи, противоречащие ее характеру. Заключение, которое я вывожу из этого, что она страдает истерией»[220].
Ее психическое состояние в это время оставляло желать много лучшего. Всегда выдержанная и ровная, она сейчас нередко раздражается, а мягкая, известная ее приветливость сменяется то меланхолией и угнетенным состоянием, то взрывами непомерной веселости.
Известный ученый-сексопатолог Форель так характеризует такое состояние человека: «Ребяческая веселость и смех сменяются вдруг периодами глубоко угнетенного настроения. Нередко здесь наблюдаются апоплексические приступы, которые обусловливаются гнездами кровоизлияния и размягчения — а отчасти временным расстройством кровообращения и местными отеками мозга. После таких приступов часто появляются параличи подъязычного и лицевого нервов»[221].
И еще одно заметное изменение произошло в психике царицы: она, вообще по натуре сладострастная и темпераментная, стала еще больше внимания уделять эротической стороне жизни. И о тех сладострастных ее удовольствиях в дальней комнатке «Малого Эрмитажа», куда вход всем придворным был строго воспрещен, за исключением узкого кружка доверенных лиц, все больше шепчутся во дворце. Что там делалось, мы можем только догадываться по скупым и завуалированным информациям историков и ее современников. Но как мы предполагаем, делались там далеко не нравственные делишки. Часто там можно было увидеть кружок очень молодых людей во главе с красавчиком Валерианом Зубовым и неизменной графиней Браницкой, о которой ходит упорная молва, что она дочь Екатерины и Потемкина. Эстеты-моралисты на протяжении вот уже двух веков не могут простить Екатерине Великой эту ее половую развращенность, растущую в геометрической прогрессии, которую можно охарактеризовать коротко: чем старше, тем развращеннее. Ну что ж, это явление вполне вписывается в учение сексопатологов, утверждающих: «Переходя от удовольствия к удовольствию, чувственная любовь, если за нею перестает идти юношеская крепость, почти всегда переходит в распутство, и с каждым разом субъект погружается в него все глубже и глубже»[222].
«В старческом возрасте замечается поразительное притупление нравственных чувствований, проявляются грубые оскорбления нравственности, жертвою которых становится молодость»[223].
Шепоты о тайных вакханалиях царицы становятся все явственнее, и вот уже иностранные послы доносят своим монархам: «Императрица ведет жизнь с каждым днем все более невоздержанную, и ее общество состоит из того, что есть самого низкого среди ее придворных. Здоровье ее величества, естественно, расшатано»[224]. И не последнее место в его расшатывании занимали любимцы царицы — Платон Зубов, последний ее любовник, и его брат Валериан.
Начнем с младшего, с Валериана.
Ему девятнадцать лет, он третий из четырех братьев в семье Зубова, прапорщик в конной гвардии, допущен в караул в Царское Село. Именно здесь его увидела императрица и, восхищенная его красотой, начала оказывать ему всяческие знаки внимания, и вскоре он получает чин майора гвардии и назначение в армию князя Потемкина. Затем получает чин генерала и безумно дорогой, в несколько тысяч рублей мундир. Прямо загляденье! Вообразите себе, дорогой читатель, мундир из синего сукна с красными обшлагами и почти весь расшитый золотыми и серебряными галунами и шитьем. На спине и на груди — звезды из чистого серебра с двуглавым орлом. Такими же серебряными галунами были украшены нарукавники. Набедренники были укреплены цепочками, портупея и темляк обложены серебряной чешуей, ножны сабли посеребрены, на сапогах — тоже цепочки, над шлемом — развевающийся султан ярких цветов. Конечно, красавец неотразимый! Царица на него наглядеться не может, и вот уже без всякого стеснения его и его дружка Петра Салтыкова принимают в интимной компании «Малого Эрмитажа». Здесь тоже царило веселье, но только иное. Замысловатые игры, придумываемые Екатериной, разные там «колотушки» и «перчатки», уступили место самому разнузданному разврату. Казалось, нет такого вида веселья, которое было бы неизвестно или недозволено «Малому Эрмитажу». Госпожа Протасова, которая приводит к потайной двери только самых избранных, самое интимное Екатеринино общество, много могла бы рассказать историй об этих тайных оргиях, мало чем отличающихся от «Оленьего парка» Людовика XV — притона разврата, но она предпочла обо всем умолчать и достойно в качестве своих племянниц воспитывать внебрачных дочерей императрицы.
Но кое-что, конечно, до историков дошло об этих ночных оргиях «Малого Эрмитажа». Обслуживали его всегда три доверенных лакея, а постоянными гостями были: скоморох Лев Нарышкин, перешедший к Екатерине от ее мужа Петра III, которого он тоже развлекал своими сальностями, юродивая Матрена Даниловна Теплицкая, известная вычурным сквернословием, доводившая до слез и экстаза царицу самыми что ни на есть отборными ругательствами и похабными пословицами, двое Зубовых, Валериан и Платон, и их дружок Петр Салтыков, развратный малый. Потихоньку шептали, что царица разделяет ложе в «Малом Эрмитаже» сразу с тремя: Платоном, Валерианом и Петром Салтыковым. Можно этим сплетням верить, можно нет. Мы не особенно им доверяем, если учесть, что Екатерина как-то не особенно любила магометанские обычаи своей тетушки Елизаветы, живущей сразу с четырьмя любовниками. Она больше предпочитала «моно». Но что Валериан и Петр Салтыков возвращались из этого «Эрмитажа» в таком исступленном состоянии, что ловили девок на улице, — это нам достоверно известно. Похитив полюбившуюся им девку на улице, они совершали над ней насилие, если ее красота отвечала их представлению об этом предмете, если же нет, то отдавали ее своим слугам, заставляя совершать совокупление у себя на глазах. Валериан даже платил парням за удовольствие наслаждаться видом насилуемых девушек.
Несколько лет продолжалась веселая жизнь Валериана Зубова, пока это ему не надоело и он попросился на фронт, поскольку храбрости ему не занимать, а военным героем он всегда себя мнил. И действительно, мужество проявил небывалое. Посланный в Польшу, сначала свои армейские занятия перемежал с ухаживанием за польскими паннами, к искреннему возмущению польских панов, что вызвало, по словам историка Г. Гельбига, взрыв польского восстания в 1794 году.
Во время обуздания этого восстания Валериану ядром оторвало ногу, и когда его, истекающего кровью, клали на носилки, он нашел в себе мужество шутить с солдатами, как бы поддерживая их боевой дух.