Работа почти любого школьного директора имеет в себе, пожалуй, четыре основные обязанности:
1) поручать текущие дела исполнителям (если только дело не имеет деликатного характера) и следить за их выполнением;
2) лично принимать решения, в первую очередь -- кадровые, и каким-то образом закрывать вакансии педагогов, которых в муниципальной школе по причине невысокой зарплаты учителей частенько не хватает;
3) быть "мировым судьёй" для всех сотрудников, тем карателем и мирителем, который решает проблемы внутри коллектива;
4) изображать видимость успешной работы учреждения в глазах начальства и родительской общественности, а при необходимости (то есть в случае большой беды: серьёзного конфликта, случая, близкого к уголовному, и так далее) или "переводить стрелку" на исполнителя, или, если по глупости не сумел этого сделать, самому нести повинную голову на плаху.
Не упоминаю здесь множество мелких обязанностей вроде сдачи отчётности (бухгалтерскую отчётность сдают, конечно, бухгалтеры, но вот формы, которые каждый год придумывает департамент образования, иногда руководителю приходится не только подписывать, но и заполнять собственноручно); вроде подготовки к плановым и внеплановым проверкам прокуратуры, государственного пожарного надзора и Роспотребнадзора, а также к ежегодной приёмке перед началом учебного года; вроде своевременного направления педагогов на аттестацию и обучение и проверки того, имеют ли технические работники необходимые группы допуска по электробезопасности и пожарной безопасности; вроде проведения ежемесячных педсоветов: то самое дело, с которым превосходно мог бы справиться и завуч, но от которого директор в силу положения, да и ради необходимости быть пугалом для нерадивых не может уклониться; вроде участия в ежеквартальных заседаниях комиссии по распределению надтарифного фонда, то есть, проще говоря, по распределению премий; вроде высиживания нудных часов на ежемесячных совещаниях директоров; вроде "выбивания" денег из городского департамента образования на неотложные, но значительные хозяйственные траты путём составления актов об аварийном состоянии и доведения их до руководства, путём запугивания своего прямого начальства родителями учеников, настоящими или мифическими, которые вот-вот, прямо завтра готовы устроить скандал федерального масштаба, и прочих активных телодвижений; вроде личного приёма, в любое рабочее время, этих самых обиженных родителей; вроде взаимодействия с подрядчиками (например, поставщиками продуктов для школьной столовой) и заключения договоров с новыми; вроде контроля очень утомительной процедуры размещения срочных подрядов на федеральном сайте государственных закупок (дело, уже испортившее и продолжающее портить кровь очень многим администраторам) и так далее, и тому подобное. Всё это предстояло выяснять на ходу, и почти каждый день приносил что-то новое. Но я уже сказал, что в первый год как мог избегал того, чтобы круто закладывать руль вправо или влево, а гораздо чаще просто позволял всему происходить силой инерции, только освящая эту самую инерцию авторитетом своего приказа, поэтому и не испытывал особого беспокойства.
Ах, если бы работа администратора сводилась только к исполнению его непосредственных должностных обязанностей! Существуют ведь и подводные течения в педагогическом коллективе. К концу первого года моего директорства одно из таких подводных течений вышло на поверхность: у меня назрел конфликт с моим секретарём.
Делопроизводителем школы была пенсионного возраста мадам, некая Ольга Михайловна Завадская, которая приказы печатала медленно, да ещё и с небрежной пунктуацией: иные запятые "приклеивались" к следующему после них слову, другие отсутствовали в нужных местах и появлялись в ненужных. Работать на компьютере с пишущей машинки она переучилась лишь за два года до моего прихода. Вдобавок ко всему, Ольга Михайловна из месяца верную неделю пропадала на больничном. Что-то у неё было не в порядке с кровяным давлением... Первое время мне нравилось, спустившись в бухгалтерию, не печатать приказы самому, а диктовать их, но в наши дни компьютерная программа порой распознаёт слова быстрей и грамотней, чем эта делала Ольга Михайловна. Приказы, в итоге, я стал писать сам. От обязанностей курьера (вроде необходимости отвезти ту или иную бумагу в департамент, получить подпись и тому подобного) делопроизводитель не отказывалась, была привычна к ним по прежнему директору, но только исполняла их очень нешустро, пропадая с одним поручением часа на четыре или уж на весь рабочий день, а ещё и настаивала на компенсации проезда из надтарифного фонда, против чего я не возражал, но против чего, конечно, протестовали бухгалтеры: им ведь по долгу службы тоже в городской департамент финансов приходилось ездить немало, и им проезд никто не компенсировал. Если же выплачивать компенсации всем троим, премиальный фонд уменьшался уже ощутимо, а он и так был скудным. По всем потребным мне делам я в итоге наловчился ездить сам, тем более что купил автомобиль к концу второго года работы в школе, но это случилось уже после. Помимо скорости выполнения, личная подача документов давала возможность решить ту или иную проблему на месте: к примеру, разъяснения, которые тот или иной чиновник Роспотребнадзора, скажем, и не подумал бы давать школьному секретарю, он директору школы давал охотней. В итоге обязанности у Ольги Михайловны сложились совсем необременительные. Даже не могу сказать с уверенностью, что именно она делала: верней всего, не делала ничего, а вот: поливала цветы, сплетничала с другими сотрудницами, пересказывала байки бухгалтерам, а бухгалтеры, как назло, её на дух не переносили, хоть и сидели с ней в одном помещении. От такой жизни секретарь стала появляться на работе всё поздней, тем более что я в те дни, когда уроков у меня не было, приходил только в девять: так было меньше шансов встретиться с родителями, многие из которых от дирИктора школы, особенно от молодого, хотят просто невероятных вещей.
Помню, что весной первого года ко мне в кабинет ворвалась заместитель директора по воспитательной работе Любовь Георгиевна, вся гневная, красная, только что пар от неё не шёл:
-- Владимир Николаевич! Ольга Михайловна сегодня опоздала на два часа! А нужна была мне, чтобы получить справку, я полчаса её в бухгалтерии прождала! Отговаривается каким-то Вашим поручением, а я уже узнала от бухгалтеров, что всё враньё! Владимир Николаевич! Вы мужчина или нет? Директор или нет? Вы разве выговор не можете ей объявить? Строгий выговор причём! Строгий!
Меня ситуация, когда сотрудник опаздывает на два часа, возмутила тоже: я вызвал делопроизводителя и объявил о выговоре, письменном, и приказ о выговоре на ознакомление сотруднику тоже предъявил.
У Завадской аж губы задрожали: выговор? За что? За такое житейское дело? И ведь она больной человек! Сегодня еле силы встать нашла! Почему же я с ней так?!
Я был неумолим (хотя задним числом понимаю, что устного выговора вполне тогда хватило бы), и под роспись с приказом делопроизводитель, полная оскорблённого достоинства, конечно, ознакомилась. С тех пор её дружелюбие ко мне пропало вовсе, а начался прямо-таки саботаж поручений со ссылкой на слабое здоровье. "Что если мне сократить ставку секретаря? -- размышлял я. -- Верней, не так, не сократить, а "мёртвую душу" взять на это место, и зарплату делить между мной и главным бухгалтером?" О разных административных фокусах вроде "мёртвых душ" я уже тогда получил некоторое представление, но откровенно пользоваться всем арсеналом средств, как делали, делают и продолжат делать огромное число директоров, ещё побаивался. Должность делопроизводителя я по согласованию с департаментом образования упраздню, прикидывал я, а введу должность курьера. Возьму на неё девчонку, молодую, быстроногую. Сразу после университета или вовсе студентку. И то, ведь и поглядеть не на кого: молодых педагогов четверо всего, и один из четырёх -- парень. Уж про курьера-то бухгалтерия не станет сильно противиться компенсации проезда, курьеру она по должности положена. Только бы вот куда мне пристроить Завадскую?
