— Сегодня пошел уже второй месяц с начала нашего наступления со Сторожевского плацдарма… Сколько дорог пройдено! Сколько людей возвращено к жизни!
— А сейчас, — говорит Ф. Ф. Жмаченко, — мы уже у ворот Харькова.
Подошел начальник оперативного отделения дивизии капитан А. П. Мелентьев.
— Командир 81-го полка полковник Казакевич доложил, что занял Гавриловку.
— Отлично! Передайте ему — пусть к рассвету хорошо закрепится. Неизвестно, как сложатся обстоятельства завтра утром…
— Весь полк Гусельникова — на прямую наводку, — добавляет командующий артиллерией дивизии полковник Н. И. Новицкий.
Во второй половине ночи мы подъехали на командный пункт 78-го полка, расположившийся на Холодной Горе. После доклада и уточнения обстановки командир полка полковник К. В. Билютин доложил, что на чердаке дома взят пленный с радиостанцией.
— При каких обстоятельствах? — спрашивает генерал Жмаченко.
— Вызовем лучше коменданта, — предложил Билютин, — он его захватил и доложит подробней…
— Хорошо, — согласился генерал.
— А где пленный? — спросил я командира полка.
— Наверное, уже отправлен в штаб дивизии.
— Уточните. Я хочу сам его допросить.
Зашел начальник штаба капитан И. И. Титов и доложил, что пленного допросил я отправил в штаб дивизии.
— С какой задачей оставили гитлеровцы своего радиста, — спрашивает Жмаченко начальника штаба. — Уж не собираются ли они вновь вернуться в Харьков?
— Собирать и передавать данные о проходящих через него войсках, о размещении в городе крупных штабов и тыловых баз…
Явился и комендант штаба.
— Когда наш полк ворвался на Холодную Гору, сюда вскоре подошел и штаб. Я присмотрел для него этот домик и, взяв с собой на всякий случай пару автоматчиков, пошел договориться с хозяевами. Стучу потихоньку в дверь. Хозяйка открывает.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! — И глазами показывает на чердак.
Я сразу сообразил, в чем дело, автоматчиков вперед, а сам за ними. По лестнице поднимаемся осторожно. Сразу открываем дверь. Прямо перед нами за столом сидит «гражданский» и работает ключом на радиостанции. На столе немецкий автомат, кассеты, гранаты с длинными ручками…
— Хенде хох! — крикнул я во весь голос. Человек вскочил, наушники с него слетели, вытянулся в струнку, руки вверх тянет…
— Обыскать!
У «гражданского» оказался наш паспорт. А в немецком обмундировании, что висело на спинке стула, унтер-офицерская книжка СС.
— Кто вы? — спрашиваю его.
— Унтер-офицер войск связи СС, господин старший лейтенант, — отвечает гитлеровец безо всякого акцента.
— Где научились по-русски?
— Родители до революции жили в России.
— Что делали здесь?
— Передавал сведения. Не успел уйти. Больше ничего не скажу. Ведите в свой штаб.
…Наблюдательный пункт дивизии разместился в нескольких домиках на Холодной Горе. Светает. Я дремал не более часа.
— Что-нибудь новое есть? — спрашиваю у Мелентьева.
— Да! Не хотел вас будить. 305-я стрелковая дивизия освободила Люботин. Разговаривал лично с комдивом Даниловичем.
— Молодцы! Теперь и дорога на Полтаву тоже закрыта. Скоро гитлеровцы «завертятся»…
Командир 305-й стрелковой дивизии полковник Иван Антонович Данилович — наш бывший начальник штаба. И я искренне рад его успехам.
Несколько позднее позвонил командир 81-го полка полковник П. К. Казакевич.
— Перед Гавриловкой и по дороге на Люботин стоят колонны машин. Немцы контратакуют с танками и авиацией. В 53-м артполку раздавлена батарея Стеблинского. Обстановка в целом очень тяжелая. Гитлеровцы рвутся на Люботин и Богодухов. Первый эшелон полка долго не продержится…
— Гавриловку удерживать во что бы то ни стало! Буду просить авиацию на ваше направление у командующего армией…
У телефона Билютин.
— Вышел к Южном вокзалу. Немцы отходят на Липовую Рощу.
— Хорошо!
Незаметно летит время. И опять докладывает Казакевич.
— Первый эшелон полка разрезан. Гитлеровцы рвутся к шоссе на Богодухов. В направлении на Люботин двинулись колонны стоявших на дороге машин. Оттуда к Гавриловке подходят танки и мотопехота…
— Значит, — сделал я вывод, — 305-я дивизия Люботин не удержала…
— Подготовьте, Павел Константинович, второй эшелон для контратаки. Авиация перед Гавриловной будет через 30 минут.
У телефона командир 73-го полка Штыков.
— Вышел на Московскую улицу. Гитлеровцы отходят.
— Продолжайте наступление до встречи с нашими частями…
— Трудно будет, — говорит Жмаченко, — 81-у полку удержать Гавриловну. Захватив Люботин, гитлеровцы бросят все силы, чтобы овладеть ею и прорваться на Богодухов. Сталинград они еще не забыли…
Так проходит около часа. В Гавриловке идет тяжелый бой. Взволнованный, ко мне подходит заместитель по политчасти П. Н. Павлов.
— Убит Казакевич!
— Как? Когда? Я ведь только сейчас ставил ему задачу!..
— Какой человек погиб! — печально говорит Ф. Ф. Жмаченко.
Несколько минут мы стоим молча. Я смотрю на ставшие суровыми лица офицеров и солдат. Слышен зуммер телефона. Капитан Мелентьев берет трубку.
— Перед 81-м полком гитлеровцы отходят на Люботин.
Через 30 лет после этих событий, работая над книгой в Центральном архиве Министерства обороны, я нашел такую запись:
«Командиру 25-й гвардейской стрелковой дивизии.
Ваша дивизия в Харьковской операции и занятии г. Харькова сыграла основную и решающую роль. Между тем в сообщении Совинформбюро и, по-видимому, в донесении фронта ей надлежащее место не отведено…»
И далее:
«…Ваша дивизия, частично 305-я и 5-й гвардейский танковый корпус остались в тени, обойденными. А здесь-то, на этом участке решалась судьба Харькова. Для правдивости в освещении занятия города, а также для представления ряда лиц к высшей награде, а Вашей дивизии, кроме того, к ордену Ленина, представьте мне нарочным ход событий 15.2.43 и в ночь с 15 на 16 февраля сего года.
Командующий 40-й армии генерал-лейтенант Москаленко.
…После освобождения Харькова дивизия с утра 17 февраля начала продвигаться в направлении Ковяг. 3-й батальон 78-го полка, следуя во втором эшелоне, остановлен в селе Ярошевка. Ветренно. Сыро. Солнце изредка пробивается сквозь тучи, освещая на окраине села единственный уцелевший домик с посадкой. Возле него на нескольких полусгнивших бревнах разместился первый взвод 8-й стрелковой роты.
— Вот уж и Харьков позади, — с воодушевлением говорит командир взвода лейтенант П. Н. Широнин, — впереди Полтава и Днепр…
— Видать, из Харькова не все гитлеровцы удрать успели, — говорит сержант И. В. Седых. — Сколько их, переодетых, выловили жители города… Мимо нас целую колонну вели… Кто в чем…
Богатырского роста гвардеец И. М. Чертенков продолжает разговор:
— А как срывали немецкие вывески, объявления, всякие указатели… Один дядько колотит топором по вывеске, а сам во весь голос ругается, будто живой фашист перед ним…
— Написано по-немецки, а зачеркнуто по-русски, — улыбаясь говорит Широнин.
— А ты, Петя, что хочешь рассказать? — спрашивает он у Шкодина.
— Недалеко от штаба батальона, где я был в наряде, установили громкоговоритель. Целый день стоит возле него толпа — слушают передачи из Москвы. Подошел я как-то к ним, смотрю, некоторые плачут. Окружили меня, спрашивают:
— А не вернется немец опять в Харьков?
— Ни в коем случае! — говорю я им, — можете жить спокойно. И плакать не надо — освободили ведь.
А одна женщина вытирает слезы и говорит:
— Эх, сынок! После этой войны долго еще плакать мы будем…
— Рассказывают, — вступает в разговор Скворцов, — только на тракторном заводе фашисты расстреляли 16 тысяч ни в чем не повинных жителей…
