…Уже третьи сутки двигается мой наблюдательный пункт вслед за головными полками. Часто в ходе быстро меняющейся обстановки нам приходится вместе с командующим артиллерией выезжать в части и ставить задачи на месте. Командный пункт дивизии вдет позади так, чтобы не терять связи со штабом армии и со мной. Характер подвижных боев требовал перестройки управления. Командиру дивизии нельзя было руководить боем даже на обычном отрыве от полков. Проводных средств связи, как правило, не хватало, и их использование затруднялось глубоким снегом и холодами. Радиостанции часто не доставали по дальности. Идти сзади — значило плестись в хвосте событий, не знать истинного положения дел и не использовать многих возможностей.
…25 января. В ходе Воронежско-Касторненской операции 81-й полк подполковника П. К. Казакевича совместно с 96-й танковой бригадой генерал-майора В. Г. Лебедева освободили Горшечное. Через двое суток, пополнившись боеприпасами и горючим, 4-й танковый корпус генерал-майора А. Г. Кравченко начал наступление на Касторное. Оставив в Горшечном усиленный 73-й полк майора А. С. Белова, главные силы 25-й гвардейской дивизии продолжали бои по созданию в этом районе внутреннего фронта окружения 2-й армии немцев. Обстановка здесь была сложной.
После войны, когда я командовал в Белорусском военном округе дивизией, довелось встретиться с генерал-полковником Н. Е. Чибисовым, приехавшим в соединение. За ужином завязался разговор…
— А ведь мы с вами, товарищ комдив, воевали не только на Северо-Западе, но и на Воронежском фронте…
— Да! Зимой 1943 года. Вы командовали 38-й армией, а я — 25-й гвардейской дивизией 40-й армии…
— Помните, — говорит Н. Е. Чибисов, — завершающий этап Воронежско-Касторненской операции? Как много значит недооценка сил противника, даже в условиях его окружения. В боевых действиях по прорыву обороны врага и созданию «котла» участвовали войска четырех армий. Тогда было обеспечено необходимое превосходство над противником в силах и средствах. А к началу уничтожения вражеской группировки соотношение сил резко изменилось. После освобождения Касторного 13-я армия вернулась в полосу Брянского фронта. К концу января 40 и 60-я армии, главными силами, постепенно ушли для подготовки наступления на Харьков и Курск. 38-я армия, которой я в то время командовал, 29 января получила задачу — в течение двух дней завершить ликвидацию противника и быть в готовности к наступлению на Обоянь. К этому сроку основные силы армии вышли из боя и стали готовиться к наступлению. Для уничтожения окруженной группировки врага осталось всего две дивизии да в районе Горшечного, с открытыми флангами, сражалась 25-я гвардейская… Над нами довлело стремление возможно быстрей выйти на выполнение задач по наступлению — поджимали сроки, противник подтягивал резервы. Да и штабу фронта, видимо, неизвестен был истинный состав вражеской группировки. Отсюда и попытки ее уничтожения недостаточными силами и в ограниченные сроки.
— «Котел» сжимался медленно, — продолжает Николай Евлампиевич, — и немцы сохраняли возможность маневра. 31 января, прикрывшись от наступавших частей 38-й армии, противник мощным ударом из района северо-восточней Горшечного оттеснил части вашей дивизии в район Богородское. С наступлением темноты гитлеровцы двинулись на Старый Оскол. Вражеская группировка вновь стала подвижной. Мы потеряли около трех недель, чтоб завершить ее уничтожение. В ходе этих боев и стало ясно, что мы имеем дело с противником силою до девяти дивизий с танками и артиллерией, поддерживаемыми авиацией…
Прошло уже более 30 лет, но в памяти остались тяжелые бои в районе Горшечного с прорывавшимися из окружения фашистами[2].
…2 февраля 1943 года 25-я гвардейская дивизия освободила села Бараново и Герасимово. Многим частям гитлеровцев и хортистов, прорвавшимся через Горшечное и Старый Оскол, выход из окружения был снова закрыт. На следующий день вражеская группировка была почти полностью уничтожена. Около 1200 солдат и офицеров взято в плен.
Поздно вечером 3 февраля ко мне зашел начальник разведки майор И. И. Попов с материалом опроса пленного офицера из штаба 2-й армии хортистов. К сожалению, в моих записках не сохранилось его фамилии и деталей опроса, касавшихся хода боевых действий. Остался только записанный несколько позднее, по памяти, рассказ пленного о замысле вражеского контрудара в сентябре 1942 года на Сторожевском плацдарме. Пленный подтвердил наши тогдашние оценки возможных действий врага, что в какой-то мере позволило сделать вывод о взаимоотношениях гитлеровцев и хортистов.
«В конце августа прошлого года, — рассказывал пленный, — мне в оперативный отдел позвонил начальник штаба армии генерал-майор Ковач.
— Заходите ко мне, пойдем к командующему!
Нам предстояло доложить замысел контрудара на Сторожевском плацдарме. В кабинете командарма за длинным столом рядом с генерал-полковником Яни, по-хозяйски развалясь в кресле, сидел командир 7-го армейского корпуса вермахта генерал-лейтенант Крамер. Его корпус временно входил в состав нашей армии.
— Против нас на левом берегу Дона, — начал доклад генерал Ковач, — стоит 6-я советская армия генерала Харитонова…
Я ориентирую присутствующих по схеме Сторожевского плацдарма, висящей на подставке у стены.
— Это серьезный противник, — строго говорит комкор Крамер. — Я помню генерала Харитонова еще по боям за Ростов-на-Дону. Тогда он командовал 9-й армией…
— Но у него нет сил, — пытается заключить командарм. — Ведь даже Сторожевский плацдарм удерживают только два полка 25-й гвардейской дивизии. А ее 73-й полк установлен под Коротояком…
Крамер продолжает:
— От генерала Харитонова можно ждать крупных неприятностей. Надо создать большое превосходство в силах и средствах.
— Мой генерал! — обращается к нему начальник штаба. — К решению этой задачи мы предлагаем привлечь: 168-ю пехотную дивизию вермахта, четыре дивизии нашей армии, 100 танков 700-й танковой бригады, 70 самолетов и необходимые части усиления. Главный удар нанести в направлении высоты 187,7 и, рассекая войска врага, выйти к Дону. Одновременно сильным ударом захватить 1-е Сторожевое, развить успех вдоль правого берега реки на юг, отрезать дивизию от переправ и уничтожить.
— Нет ли у вас каких-либо замечаний? — спрашивает комкора командующий.
— Нет. План операции хорош, — утверждающе басит Крамер. — Но я думаю, что 168-ю дивизию не следует вводить в бой централизованно. Ее полки целесообразно использовать на обоих решающих направлениях — на высоту 187,7 и 1-е Сторожевое. Они будут наступать вместе с вашими дивизиями под руководством их командиров. А командира 168-й пехотной дивизии, — безапелляционно продолжает Крамер, — сделаем консультантом при вашем командире 3-го армейского корпуса. Но, разумеется, комдив будет находиться на своем наблюдательном пункте, поскольку он ближе к фронту…
Быстро переглянувшись с начальником штаба, командарм говорит:
— Удачная мысль, господин генерал! Пусть будет так…
Это значило, что руководство предстоящей операцией переходит к командиру 168-й пехотной дивизии немцев, а ответственность за исход операции остается за венгерским командованием».
…Обходя Харьков с северо-запада, 25-я гвардейская в полдень 14 февраля освободила Ольшаны — крупный населенный пункт на шоссе Харьков — Богодухов. Оставив в них 81-й полк полковника П. К. Казакевича, усиленный двумя артиллерийскими полками и саперами, дивизия главными силами повернула на Харьков.
— Надо, — сказал я командиру полка, — лишить гитлеровцев маневра. Задача — захватить ночью Гавриловку. Все тщательно подготовить засветло.
…Скоро полночь. Вместе с заместителем командующего 40-й армией генерал-майором Ф. Ф. Жмаченко, прибывшим в дивизию, мы стоим на наблюдательном пункте. Невдалеке 73 и 78-й гвардейские полки ведут бой на западной окраине Харькова. К нам доносится шум боя, ночное небо в разных направлениях пересекают трассирующие пули и снаряды.
