— Почему? Алувьен, ты разве не рада, что я счастлива? — судя по ее дрожащему голосу, она была готова расплакаться.
Она села возле меня и положила голову мне на колени, жалобно пытаясь заглянуть мне в глаза.
— Я была бы рада, если бы он был бы жив, — вздохнула я и начала поглаживать ее по волосам, — пойми, Изабелл, он ходячий мертвец!
— Но он любит меня! — уперлась девушка.
— Ага, а я добрая фея, — саркастически фыркнула я, — у Кармил-кнеза черная аура от убийств безвинных…
— У тебя тоже, — парировала она.
— Знала бы ты, почему я не могу уйти с дороги убийц. Ладно, Дьявол с вами обоими, — я поняла, что потерпела поражение, — ты должна знать, что любишь жестокого убийцу.
— Значит, судьба у меня такая, жить среди убийц, — философски пожала она плечами, мгновенно повеселев, — но ты тоже любишь убийцу.
Я недоуменно посмотрела на нее, не понимая, что она имеет ввиду. Изабелл рассмеялась, и как будто зазвенели хрустальные колокольчики.
— Алувьен, это всем же видно, — отсмеявшись, произнесла она.
— Что видно? — нахмурилась я.
— Да то, что ты любишь Главу Гильдии.
Теперь уже хохотала я и долго не могла остановиться. Я люблю Тениана? Ой, не могу! От смеха у меня по щекам побежали слезы.
— И как это видно? — успокоившись, спросила я несколько прохладным тоном.
— Вы смотрите друг на друга так, как смотрят влюбленные, — ласково улыбнулась Изабелл, — как я помню, ты никогда не позволяла кому-либо, кроме меня, прикасаться к себе. А Глава Гильдии обнимал тебя так, как будто делает это уже давно.
— Я не позволяю прикасаться к себе потому, что не доверяю, ну, кроме, главы, высшего ранга и тебя, Белль. Хотя, нет, я доверяю ему также, как тигру, лежащему рядом с тобой. Он безопасен до тех пор, пока что-нибудь не взбредет ему в голову. Ладно, проехали, ты лучше ответь мне на такой вопрос, как ты решилась стать Спутницей? Ведь, умирая, Кармил-кнез потянет тебя за собой и Госпожой Смертью.
Она опустила голову, раздумывая, а потом, словно что-то почувствовав, всмотрелась в мою ауру, удивленно заморгав. Признаться, мне это сильно не понравилось. Казалось, девушка увидела что-то, что ее сильно удивило.
— Ммм, Алувьен, скажи, а как ты согласилась принять метки? Ты же мне много раз говорила, что никогда не станешь ничьей Хранительницей.
— Какие метки? — мгновенно насторожилась я.
— Метки, которые сделают тебя Хранительницей, — ответила девушка и удивленно похлопала ресницами, — ты разве не знаешь, что на тебе стоят две метки, по одной от Дирий'Тениана и темного князя Илэриана?
Я медленно покачала головой, переваривая полученное сообщения. Значит, эти мерзавцы как-то поставили на меня метки. Вот только когда? Дьявол! Они же поставили их, когда я была в бреду, ведь только тогда они смогли бы их поставить. Так вот почему я стала терпимее к Илэру! Все из-за одной метки. Что же будет со мной, когда на мне окажутся все три? Я не хочу этого узнать.
— Сейчас им мало не покажется! — тихо зарычала я.
Я поднялась с кровати медленным, тягучим движением, движением, которое скрывает силу и опасность. Только подойдя к двери и распахнув ее, я ощутила ледяную ауру вампира. Вампир-Слуга испуганно дернулся, когда моя рука рефлекторно легла на рукоять кинжала. Что поделаешь, с тех пор, как я провела генеральную зачистку вампирам, вполне разумно быть осторожной, опасаясь их мести. Уже было довольно много нападений на меня со стороны вампиров боевого клана, который, как я слышала, тихо строит интриги за спиной Кармил-кнеза.
— Г-госпожа, — испуганно пролепетал вампир, — мой повелитель, Кармил-кнез, просит вас зайти к нему в кабинет, чтобы обсудить одно важное дело.
— Хорошо, я зайду, — прошипела я, все еще кипя от гнева.
Так, надо взять себя в руки. Дьявол, я все-таки убийца высшего ранга и обязана быть всегда спокойной, словно ледяная глыба.
— Алувьен, только не убей Кармиля, — послышался жалобный голосок из комнаты.
— Я постараюсь, — честно ответила я, выходя, но все же услышала обреченное:
— Но не обещаешь.
Я тихо шла по коридору черным, полным злобы и ярости, сгустком темноты. К этому моменту, я относительно взяла себя в руки, но малейшая искра, и всем мало не покажется. Я себя очень хорошо знаю.
Путь убийцы одинок и холоден. Симпатия, любовь, дружба и жалость — это высшие опасности, которые могут подстерегать нас на этом пути. Эти чувства затмевают нам ум и ставит под срыв наши задания, если мы воспылаем к своей жертве чувствами. Я много раз слышала о том, что убийцы и их жертвы часто становятся друзьями, и потом первые не могут выполнить свое задание. Но когда они выполняют заказ, фактически убивая своих друзей, то в их душе появляется новый шрам, новая боль. Нет, неправильно я сказала. Боль души одна, и, получив еще один из великого множества шрам, она начинает приходить к тебе все чаще и чаще, пока не станет постоянной. После этого только два выхода — самый непопулярный, это уйти в монастырь и попытаться замолить свой грех убийства, и самый распространенный — это стилет в сердце. Скорее всего, я изберу этот вариант, когда моя душа станет сплошным шрамом и будет не переставая плакать от боли, рвущая ее каждую секунду.
Быть убийцей, значит отказаться от всего хорошего, что может преподнести тебе Госпожа Судьба. Мы встаем на этот путь, чаще всего ослепленные ненавистью, болью от потери любимых и жаждой мщения. Только вот никто почему-то не думает о том, что все эти чувства со временем притупляются, и оказывается, что жизнь не так дерьмова, как казалось тебе десять лет назад, а возможно и три года назад, и можно было бы это как-то пережить, не становясь тем, кем ты стал — ремесленником, которого все ненавидят и боятся. Тебя больше никто не пригласит в гости на бокал вина, чтобы побеседовать о чем-нибудь несущественном, потому что ты стал убийцей. Я знаю, что происходит в душе нового убийцы, потому что часто это наблюдала. В душе того, кто стал мстить за своих любимых кипит горячая, как огонь, ненависть, которую можно потушить только кровью врагов. И вдруг враги кончаются и ненависть уходит, и он понимает, что можно было бы пережить это и не вставать на путь убийцы. Ему хочется уйти и мирно зажить, но реальность говорит ему, что он не может уйти с этого пути. В его душе начинают метаться смятение и гнев, но они бесполезны. К тому же, начинают болеть приобретенные шрамы, которые появились после того, как за Госпожой Смертью ушли безвинные люди, которые могли указать, где живут его враги. Тупая, ноющая боль появляется в душе, и чтобы ее хоть чуть-чуть заглушить, он начинает убивать всех без разбору, в надежде, что появится кто-то, сильнее и убьет его. Вот только за это время он уже овладел достаточным уровнем мастерства, и редко кто с тобой сравнится. Когда придет осознание этого, убийца перерождается и у него часто появляется кодекс чести, которому он следует неукоснительно. Даже извиняется перед своей жертвой, говоря, что ничего личного, просто ему заплатили. Убийство становится его ремеслом, образом мышления и стилем жизни. Однажды он поймет, что он перестарался в своем стремлении отомстить своим обидчикам, и что можно было бы избежать появления множества шрамов, которые имеют противную привычку иногда болеть, сводя с ума и вышибая слезу. Если бы шрамы реагировали на что-то одно, то можно было бы избегать появлении боли, но они не предсказуемы. Шрамы души могут заболеть от вида плачущей девочки, заляпанной кровью родителей, от вида красивого цветка или услышать, с какой болью в голосе поет певец, будто или на самом деле оплакивая кого-нибудь. Так было с Агонией, когда он услышал, как поет глава. Тогда я была права, подумав, что он потерял любимых. Тениан до сих пор оплакивает свою погибшую жену, которую любит и по сей день, и своих сынов. Его последней надеждой на то, что жизнь может стать для него чуточку лучше, оказалась Керрен, которая погибла из-за того, что я ее не уберегла. Теперь глава цепляется за любовь к Элтэн, как за последнюю надежду, словно утопающий за небольшую деревяшку посреди штормящего моря. Я не знаю, что значит для него высший ранг, потому что стоит ему к кому-нибудь привязаться, как он умирает, и его место занимает новый. А кто для него я, я тоже не знаю. Возможно, я для него нечто другое, потому что он не может не чувствовать, что я за двадцать семь лет, которые он меня знает, не постарела ни на секунду, и глава, быть может, надеется на то, что я еще не скоро уйду за Госпожой Смертью. Хм, а может, он поставил метку ради того, чтобы спасти меня, потому что даже я сомневаюсь, что смогла бы без чьей-либо помощи выжить от тех ранений, что нанес мне оборотень. Даже не ранения, он просто разодрал мое тело в лохмотья. Тениан, возможно, просто не хотел меня терять, но однажды, я это знаю, он увидит, а может, уже увидел, во мне врага, которого нужно уничтожить, и он вонзит мне клинки в сердце с пустотой желто-зеленого цвета…