— Да, — рассеянно кивнул глава.

Я села в кресло, стоящее возле камина, и зажгла его. Пламя едва слышно стало гудеть, а дрова пощелкивать. Мне стало уютно так, как будто я была дома. Слово 'дом' было мне не знакомо, но именно так я ощущала это слово.

— Алувьен, — тихо позвал меня Тениан.

— Да?

— Сыграй на своей флейте, — попросил он.

— Зачем? — удивилась я, однако доставая свою флейту.

— Для полноты картины, — не очень понятно пояснил Смерть, — знаешь какую-нибудь эльфийскую песню о любви?

— Да, — кивнула я и поднесла флейту к своим губам, сняв маску и повернувшись так, чтобы Тениан случайно не увидел моего лица.

Из моей флейты, спевшей очень много песней, полилась нежная мелодия, такая нежная, что на глазах сами собой наворачивались слезы. Светлые эльфы очень любят петь и танцевать, предпочитая создавать только веселые песни, но если сочиняли грустные, то такие, что слезы бежали рекой. Тениан, хоть всего лишь наполовину светлый эльф, любил петь и танцевать, как и его собратья, если можно так сказать. На моей памяти, он еще не разу не пропустил бала, который устраивался в том городе, в котором он был. Убийцы высшего ранга были своего рода 'сливками общества'. Нас охотно приглашали на всякие великосветские балы, потому что нас можно было нанять, и мы выполняли свои поручения безупречно.

Эта песня, которую я сейчас играла, была о любви между темным эльфом и светлой эльфикой. Смысл был в том, что их семьи между собой враждовали, и этим двоим пришлось преодолеть множество испытаний, но в конце они погибают по глупой случайности. Она, выпив зелье, стала похожей на умершую, чтобы обмануть всех, а ее любимый не знал о том, что она выпила зелье, и выпил яд. А когда она очнулась, то, увидев труп своего любимого, вонзила кинжал в свое сердце, упав на тело темного эльфа. Говорят, что это действительно было, но я в том сомневаюсь, потому что не могут они быть такими тупыми, чтобы не договориться между собой.

Когда я закончила играть, вернув маску на лицо, заметила, что Тениан то смотрит на меня, то возвращается к своему мольберту.

— И как? — поинтересовалась я.

— Ага, — невпопад ответил Смерть.

Я встала и подошла к нему. Теперь у него была другая картина, но я тоже там присутствовала. Теперь я была нарисована в кресле возле камина с флейтой.

— Тебе так нравится меня рисовать? — я спросила с долей сарказма.

— Да, — кивнул он, заправляя за ухо выбившуюся прядку челки, — они получаются какими-то особенными.

— В чем особенность? — поинтересовалась я, стирая с его щеки краску.

— Не знаю, — просто пожал плечами глава, — я забыл сказать. Будет межмировой Сход.

— Что, опять? — простонала я, — зачем это? Мы ведь знаем, что мы лучшие в своем мире, а зачем это выяснять, где высший ранг лучше?

— Это традиция, — вновь пожал плечами Смерть, — все наши здесь еще.

Я поморщилась. Межмировой Сход — это когда бьются высшие ранги разных миров.

— Когда? — обречено поинтересовалась я.

— Через три дня.

— Дьявол, мне что, еще три дня в сокровищницу не лезть? — обозлилась я.

— Придется. Ладно, не переживай так. Что ждать три дня, когда ты ищешь уже тридцать лет? — он стал массажировать мне плечи, предварительно вытрев руки, — ты как всегда напряжена.

— Сейчас мурлыкать начну, — пригрозила я, постепенно расслабляясь под чуткими пальцами своего главы.

— Давай, — разрешил Тениан, — я хоть похвастаюсь, что знаменитая Тьма мурлыкала у меня в руках.

— Муррр, — протянула я, — скажешь кому — обижусь!

— Ладно, не скажу. Еще или хватит?

— Хватит, а то еще растекусь.

Тениан со смешком перестал разминать мне плечи и обнял меня за плечи. Я вздохнула и чуть крепче прижалась спиной к его груди. У нас всегда так. Когда мы находимся в таком…уютном состоянии, нас всегда тянет обнять друг друга. Просто обнять, как в кланах оборотней. Отношения в клане оборотней строятся на прикосновениях. Может быть и из-за этого, Тениан обнимает меня, потому что частичка оборотня проявляется в нем достаточно часто. Это проявляется в том, что его глаза иногда начинают неярко гореть, завораживая своим холодным светом, или вот так прикоснуться.

Я могу с уверенностью сказать, где я себя чувствую в абсолютной безопасности и в комфорте. Это в объятиях Тениана. Мы стояли напротив зеркала, отражаясь в нем.

— Знаешь, Тениан, а мне иногда хочется полностью раскрыться перед тобой, — тихо произнесла я, глядя на главу в зеркале, — мне хочется, чтобы ты увидел, какая я внешне, чтобы между нами не было секретов.

— Тебе же нельзя показывать только свое лицо? — осторожно спросил он, так же глядя на меня в зеркало, — а остальное?

— По-моему, можно, но не желательно, — задумчиво ответила я, — нет такого прямого запрета.

Я высвободилась из его объятий и развернулась к нему лицом, а потом начала снимать перчатки.

— Что ты делаешь? — спокойно вопросил он.

А я лишь сняла свои перчатки, демонстрируя свои белые руки. Тениан взял их в свои и поднес губам, поцеловав.

— Такие белые, — с ноткой удивления произнес глава.

— А волосы еще белее, — усмехнулась я, высвобождая руки и снимая капюшон, скрывающие мои волосы.

— Белые, как снег, — сказал Тениан и провел руками по моим волосам, — и такие мягкие.

— Тениан, закрой глаза, — сказала я, — и не открывай.

Глава не стал спрашивать зачем, а просто сделал так, как я попросила. Я сняла свою маску и прижала ладони Тениана к своему лицу, а потом отпустила.

— Говорят, что у художников руки зрячие, — тихо произнесла я, — посмотри на мое лицо руками, не открывая глаз.

Прикосновения рук Смерти была такими легкими, как будто бабочка касалась моего лица. Пальцы коснулись моих скул, щек, носа, перешли на губы и подбородок.

— Все, — тише, чем шепот, сказал Тениан.

Я надела вновь свою маску, перчатки, спрятала свои волосы под капюшон. Тениан, как только открыл глаза, кинулся к мольберту, начиная рисовать. Постепенно на чистом листе бумаги стало проявляться лицо, мое лицо. Тениан рисовал его, слегка нахмурившись, и так быстро, как будто боялся, что забудет его, что нужно рисовать его, пока он помнит.

Когда он закончил, работа была так восхитительна, как будто я смотрела в зеркало.

— Отражение, — только и произнесла я.

— Ты прекрасна, — ответил глава, — я никому его не покажу.

А я смотрела на свой портрет и думала, что только что полностью доверилась Тениану. А к чему это может привести, я не знала…

Вечер, если это понятие применимо к этому городу, в котором постоянно сумерки, опустился на Виван-оль-Ниль. Стало ненамного темнее, чем обычно. Камин, возле которого сидели я и Тениан в креслах, освещал комнаты теплым желтым светом. Я сидела, вытянув ноги, и задумчиво глядела в огонь. За окном слышались веселые, иногда, пьяные, крики прохожих или стражников. Огромные городские часы, которыми гордились темные эльфы, пробили одиннадцать часов вечера, самая пора для убийц, воров и просто наемников. Абсолютная тишина присутствовала в комнате, потому что мы молчали, думая каждый о своем. Наш момент откровенности и близости прошел, вновь наморозив между нами ледяную, но хрупкую, стену, которую весьма легко разрушить.

В своих руках, как у истинного аристократа, глава Гильдии Убийц держал бокал с вином из тонкого хрусталя. Пламя играло различными цветами в вине, красном, как кровь. Мой на половину пустой бокал стоял на невысоком стеклянном столике. Я, подумав немного, достала свою флейту. Заметив это, Тениан удивленно приподнял бровь.

— Не знаю, — тихо ответила я на его немой вопрос, — просто хочется. Ты не мог бы спеть?

— Ты так давно этого не просила, — сверкнул улыбкой он, — что я согласен. Что петь?

— Послушай меня и узнаешь, — улыбка коснулась моих губ, а я сняла маску и натянула капюшон так, что не было видно моего лица, скрытого густой темнотой.

Тишину почти пустого дома нарушила моя флейта, второй раз за день зазвучавшей в этом доме. Я стала играть 'Песнь Боя', глядя на огонь. Мне эта песня нравилась тем, что она была одновременно со злой яростью и тихой печалью, совершенно точно передавая чувства воина, когда он сражается за свою жизнь или жизнь своей семьи. Тихо запел Тениан, наполняя комнату своим бархатным баритоном. Я закрыла глаза, а мое сознание стало создавать картины того, о чем пел Тениан. Он пел так, как будто вспоминал то, что произошло с ним много-много лет назад, и боль утраты до сих пор не прошла. Многие становятся убийцами из-за того, что потеряли своих близких и начинали мстить. Но постепенно ненависть на весь мир проходила, а работа убивать оставалась. Уйти из этого ремесла не так просто, как кажется. Старые привычки, враги или друзья так просто не покинут тебя, навещая тебя каждый день и ночь. Я знала тех, кто ушел в монастырь, чтобы замолить свои грехи и покаяться перед богами. Мне же никогда не простят того, что я сделала за тридцать лет, за которые себя помню.