— И тебе остается только одно, — сказал Гудмунд: — перебраться туда, где ты можешь не опасаться за свою жизнь.

Греттир сказал, что он не знает такого места. Гудмунд сказал:

— Есть в Мысовом Фьорде остров, он зовется Скала Остров. Это — надежная крепость, потому что без лестницы на него не залезешь. Только доберись до него, а уж там никто, по-моему, не одолеет тебя ни оружием, ни хитростью, если ты будешь хорошо смотреть за лестницей.

— Попытаюсь, — говорит Греттир, — но я стал так бояться темноты, что даже ради спасения жизни не могу жить один.

Гудмунд сказал:

— Может быть, это и так. Но ни на кого, кроме себя, не полагайся. За многими нужно смотреть в оба.

Греттир поблагодарил его за добрый совет. Ушел он из Подмаренничной Долины и не останавливался, покуда не добрался до Скалы. Мать радостно его встретила и Иллуги тоже. Он провел там несколько ночей. Там он узнал об убийстве Торстейна, сына Кугги, случившемся осенью, перед тем, как Греттир пошел в Бардову Долину. Подумал он, что судьба посылает ему удар за ударом. Потом он поехал на юг к Пустоши Каменистых Холмов, надеясь встретиться с Гримом и отомстить за Халльмунда. Но приехав в Долину Северной Реки, он узнал, что Грим уже две или три зимы как уехал, о чем было рассказано. Греттир потому узнал об этом так поздно, что он две зимы скрывался, — и еще третью, когда он был в Торировой Долине, — и не виделся ни с кем, кто мог бы рассказать ему новости. Тогда он повернул к Долинам Широкого Фьорда и стал подстерегать людей, проезжавших по Крутому Склону. Он снова стал запускать руку за добром к мелким хозяевам. Это было в самый разгар лета.

На исходе того же лета Стейнвёр в Песчаных Холмах родила мальчика и назвала его Скегги. Сперва его отцом считали Кьяртана, сына Стейна, священника с Реки Островной Долины. Скегги очень выделялся среди своих братьев силой и ростом. А к пятнадцати годам он стал сильнее всех мужей на севере, и тогда его стали считать сыном Греттира. Люди думали, что он вырастет славным мужем, но он умер семнадцати зим от роду, и про него нет саги.

После убийства Торстейна, сына Кугги, Снорри Годи очень гневался на своего сына Тородда и на Сама, сына Бёрка Толстого. Не рассказывается, чем они провинились, разве что не захотели пойти на какое-то большое дело, на которое посылал их Снорри. Поэтому Снорри прогнал от себя Тородда и не велел ему возвращаться, пока тот не убьет какого-нибудь объявленного вне закона. Ничего другого не оставалось, и Тородд поехал в Долины. Тогда в Широком Жилье, в Долине Сёккольва, жила одна вдова по имени Гейрлауг. Она держала пастуха, объявленного вне закона за нанесение увечья. Он был еще подросток годами. Тородд, сын Снорри, узнал об этом и поехал к Широкому Жилью, и спросил, где пастух. Хозяйка сказала, что он со стадом:

— А на что он тебе?

— Хочу я лишить его жизни, — говорит Тородд, — ведь он объявлен вне закона.

Она отвечает:

— Невелика слава подобному герою, как ты, убивать этакого заморыша. Я покажу тебе, где можно совершить больший подвиг, если уж тебе не терпится испытать себя.

— Где же это? — говорит тот. Она отвечает:

— Здесь в горах живет Греттир, сын Асмунда. Вот с ним и сражайся, это тебе больше подходит.

Эти речи пришлись по душе Тородду. «Так оно и будет», — сказал он, пришпорил коня и поскакал вверх по долине. И, поднявшись на холмы ниже Восточной Реки, он увидел белую лошадь под седлом. А рядом он увидел человека большого роста и при оружии и тотчас повернул к нему навстречу. Греттир поздоровался с ним и спросил, кто он такой. Тородд назвался и сказал:

— Почему ты не спросишь лучше о моих намерениях?

— Потому, — сказал Греттир, — что какими бы они ни были, они мало к чему приведут. Ты сын Снорри Годи?

— Так и есть, — сказал Тородд, — и теперь посмотрим, кто из нас чего стоит.

— Это и так ясно, — сказал Греттир. — Ты разве не слышал, что я мало кому приносил удачу из тех, кто меня задевал?

— Это я знаю, — говорит Тородд, — но все ж таки отважусь.

Он выхватил меч и с пылом набросился на Греттира. Тот же заслонялся щитом, не поднимая на Тородда оружия. Так некоторое время и шло. Греттир даже не был ранен. Тогда он сказал:

— Не пора ли кончать эту игру, потому что победы тебе не видать как своих ушей.

Тородд стал рубить как одержимый. Греттиру все это наскучило, схватил он Тородда, посадил его рядом с собою и сказал:

— Теперь я могу с тобою делать все, что захочу. И я не боюсь, что ты меня убьешь. Но чего я боюсь, так это седой головы отца твоего Снорри Годи и его советов: они хоть кого ставили на колени. Тебе же следует выбирать себе работу по силам. Это тебе не детская забава — со мною сражаться.

И Тородд, увидев, что он ничего не добился, совсем утихомирился, и на этом они расстались. Тородд поехал домой в Междуречье и рассказал отцу, что у него вышло с Греттиром. Снорри Годи усмехнулся и сказал:

— Выше головы не прыгнешь. Велика между вами разница! Ты напал на него, а он мог сделать с тобою, что хотел. И Греттир мудро поступил, что не убил тебя, потому что уж я бы не оставил твою смерть неотомщенной. Теперь я охотно окажу ему поддержку, если представится случай.

По всему было видно, что Снорри доволен тем, как Греттир обошелся с Тороддом: с той поры он всегда становился на его сторону.

Расставшись с Тороддом, Греттир вскоре поехал в Скалу, и некоторое время там скрывался. Его боязнь темноты зашла к тому времени так далеко, что с наступлением сумерек он совсем не решался выходить. Мать предлагала ему остаться дома, хоть и видела она, что это мало ему поможет — столько врагов он нажил себе по всей стране. Греттир сказал, что ей не придется терпеть из-за него неприятности.

— Но не могу я даже ради спасения жизни, — говорит он, — оставаться долее один.

Иллуги, его брату, было тогда пятнадцать зим, и вырос он в славного мужа. Он был при этом разговоре. Греттир рассказал матери, какой совет дал ему Гудмунд Могучий, и сказал, что попробует, если выпадет случай, добраться до Скалы Острова. Но он, мол, не сможет там жить, если не найдет себе надежного товарища. Тогда Иллуги сказал:

— Я отправлюсь с тобою, брат. Не знаю, правда, много ли будет тебе от меня проку, если не считать того, что я буду тебе верен и не покину тебя, покуда ты жив. И находясь рядом с тобой, я буду знать, что с тобой.

Греттир отвечает:

— Нет никого, кто был бы мне милее. Если мать не будет противиться этому, я бы с великой радостью взял тебя с собою.

Тогда Асдис сказала:

— Вижу я, что беда не ходит одна. Не обойтись мне без Иллуги, но знаю, страшное проклятие тяготеет над Греттиром, и надо ему искать какой-нибудь выход. И как ни тяжело мне будет навсегда расстаться с обоими моими сыновьями, я пойду на это, если так будет лучше для Греттира.

Иллуги обрадовался ее словам, потому что он почитал за счастье поехать с Греттиром. Она дала им много денег. Они собрались в дорогу. Асдис проводила их за ворота и, прежде чем им расстаться, сказала так:

— Вот и уходите вы, мои сыновья, и вам суждено погибнуть обоим вместе. Но никто не избежит того, что ему назначено. Никого из вас я больше не увижу, и одна у вас будет судьба. Уж не знаю, какой удачи вы ищете на Скале Острове, но там вы и сложите головы. Многим не понравится, что вы там. Бойтесь измены, но примете вы смерть от оружия. Странные были мне сны. Остерегайтесь колдовства, ничего нет сильнее, чем злые чары.

И, сказав это, она горько заплакала. Тогда Греттир сказал:

— Не плачь, мать. Люди скажут, что у тебя были сыновья, а не дочери, если на нас нападут с оружием. Будь жива и здорова.

Потом они расстались. Греттир с Иллуги поехал на север к своим родичам. Они пробыли там всю осень до самой зимы. Потом они повернули к Мысовому Фьорду и поехали на север от Озерной Расселины к самой Расселине Дымов и спустились с Сэмундова Склона и к Длинному Холму. К исходу дня они были у Шумного Двора. Греттир откинул капюшон себе на плечи: он всегда ходил так, в любую погоду. Оттуда они двинулись дальше и, пройдя немного, повстречали на дороге человека, большеголового, высокого и худого и плохо одетого. Он поздоровался с ними, и они спросили друг друга об имени. Они сказали, кто они такие, а тот назвался Торбьёрном. Он был бобыль, работать не желал и любил прихвастнуть. Всегда находились охотники посмеяться и пошутить над ним. Он держал себя с ними как старый знакомый и наговорил им с три короба о тамошних жителях. Он очень позабавил Греттира. Он спросил, не нужен ли им человек, который бы на них работал, уж очень, мол, он хочет пойти с ними. И уговорил их взять его. Сильно вьюжило и было холодно. Человеку же этому за его шумный нрав и зубоскальство они дали прозвище и стали звать его Шумилой.