Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Однако на утверждение Ивана о подготовке немцев к войне Меркулов заметил: «Вы сильно преувеличиваете. Все это необходимо еще раз перепроверить. Только после этого ваша информация может быть доложена руководству СССР».

По возвращении в Варшаву Иван при поддержке Марьи удвоил усилия по сбору необходимой информации. 20 апреля он прибыл в Берлин для очередного отчета. «Это очень серьезно, — оценил резидент доклад из Варшавы. — Бери бумагу и пиши срочно в Центр».

5 мая Сталин, Молотов, Ворошилов и Берия получили сообщение, в котором подчеркивалось:

«Военные приготовления в Польше проводятся открыто, и о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом немецкие офицеры и солдаты говорят как о деле решенном. Война якобы должна начаться после окончания весенних полевых работ. Немецкие солдаты со слов своих офицеров утверждают, что захват Украины немецкой армией якобы обеспечен изнутри хорошо работающей на территории СССР «пятой колонной»…

…С 10 по 20 апреля германские войска двигались через Варшаву на восток беспрерывно как в течение ночи, так и днем. Из-за непрерывного потока войск остановилось все движение на улицах Варшавы. По железным дорогам в восточном направлении идут составы, груженные главным образом тяжелой артиллерией, грузовыми машинами и частями самолетов. С середины апреля на улицах Варшавы появились в большом количестве военные грузовики и санитарные автомашины».

В июне разведчики получили сведения о готовящемся со дня на день нападении гитлеровцев на СССР. Вечером 21 июня на встрече с польским помощником Иван услышал точную дату и время начала Германией войны против Советского Союза — утро завтрашнего дня. Поляк выразил готовность надежно укрыть советских представителей во избежание их ареста немцами.

В полдень 22 июня Ивана доставили в гестапо, и 6 гитлеровцев учинили ему тщательный допрос. Их интересовало, например, чем он занимался в последнее время, его контакты среди местных граждан, какую информацию он собирал и каким образом сообщал о ней в Москву. Иван твердо настаивал на том, что неукоснительно занимался выполнением своих обязанностей управляющего советским имуществом. Гестаповцы по окончании многочасового допроса предупредили его о запрете выходить из дома и встречаться с кем-либо.

28-29 июня Васильевы были переправлены в составе группы советских фаждан, проживавших в Польше, в Берлин. Там они доложили послу Деканозову последние сведения о положении в Варшаве, неэффективности бомбардировок советскими самолетами немецких объектов на польской территории, настроениях в немецкой армии. Вместе с сотрудниками советских миссий в Германии разведчики возвратились на Родину. За успешное выполнение задания Иван и Марья были награждены боевыми орденами.

П.И. Гудимович и Е.Д. Модржинская проработали в разведке до 1953 года. Затем в связи с очередной кампанией сокращения штатов разведки Елена Дмитриевна была вынуждена перейти на работу в Институт философии. Там она трудилась более 20 лет. Стала доктором наук, выпустила свыше 175 научных трудов и публикаций.

В середине 70-х годов Елена Дмитриевна, вспоминая дни боевой молодости, написала:

О, Варшава моя, Варшава,
Беспокойное ремесло…
Нашей зрелости ты начало,
Нашей смелости торжество.
Мы здесь были с Родиной в сердце
И, глубокой тревогой полны,
Донесли грозовые вести
Своевременно до Москвы…  

30. Секретная миссия в Хельсинки

Один из наиболее интересных и сложных аспектов политики Советского Союза в предвоенный период — отношения с Финляндией, закончившиеся, как известно, весьма трагически — войной 1939–1940 годов. Мало кто, однако, знает, что, прежде чем дело дошло до войны, советское руководство предпринимало неординарные шаги в целях политического урегулирования проблем двусторонних отношений.

В архиве СВР обнаружены документы, из которых следует, что в 1938 году по личному указанию Сталина разведка установила секретные контакты и вела переговоры с высшим руководством Финляндии. Но почему именно разведке была поручена эта миссия? Разве нельзя было воспользоваться обычными дипломатическими каналами?

Решение советского руководства было продиктовано рядом веских причин. Его весьма беспокоила ситуация, складывавшаяся в 1938 году на северо-западной границе СССР. Формально северные страны Европы — Финляндия, Швеция и Норвегия — проводили политику нейтралитета. Но аннексия Австрии, захват Судет и последующая оккупация Чехословакии, политика на Балканах наглядно показали, что Гитлер не посчитается с нейтралитетом, если последний станет препятствием на пути к достижению его целей. Малые страны одна за другой становились легкой добычей Германии. Не последнюю роль при этом играли созданные в них так называемые «пятые колонны». Было очевидно, что Германия стремилась создать антисоветский фронт от Баренцева до Черного моря.

Немецкая дипломатия при этом уделяла Финляндии одно из первостепенных мест, рассчитывая превратить ее более чем 1000-километровую границу в плацдарм для будущего нападения на Советский Союз. В стране как грибы после дождя росли фашистские организации, укреплялись позиции сторонников прогерманской ориентации.

Внешняя разведка имела неопровержимые данные о подготовке ввода в Финляндию немецкого экспедиционного корпуса.

Учитывая все это, советское руководство предприняло попытку осуществить смелый план — склонить руководителей Финляндии к сотрудничеству, учитывающему интересы обеих стран. Естественно, что подобные переговоры не могли не быть секретными. С наибольшим успехом это могли обеспечить разведка и ее каналы связи.

Данные о ходе советско-финских переговоров поступали из Хельсинки непосредственно Сталину. О них в полной мере не знало даже руководство внешней разведки. В целях конспирации операция была закодирована как «Дело 7 апреля».

За сухими строками архивных документов проступают образы живых людей. Как они жили и работали? Что чувствовали, выполняя столь ответственное задание и находясь в постоянной переписке с высшим советским руководством?

Был поздний вечер 7 апреля 1938 г. Зоя Ивановна с беспокойством ждала возвращения мужа. По Москве ползли слухи о многочисленных арестах еще вчера глубоко уважаемых людей. При одной мысли об этом сердце тревожно сжималось. Мало ли что могло случиться с Борисом…

Супруги Рыбкины только что вернулись из Финляндии, где находились уже три года: он — руководителем «легальной» резидентуры под прикрытием должности второго секретаря посольства с дип-паспортом на имя Б.Н. Ярцева, она — заместителем резидента под «крышей» заведующего отделением «Интуриста».

В передней послышался скрип открываемой двери, потом хорошо знакомые шаги Бориса. Зоя бросилась навстречу супругу. В ее глазах стояли слезы.

— Все в порядке, Зоинька! Скоро опять в дорогу.

Борис прикидывал в уме, как, не вдаваясь в подробности, передать жене главное и предупредить об особом характере предстоящей поездки. Она была не только близким человеком, но и его заместителем в резидентуре.

Борис Аркадьевич рассказал, что был принят лично И.В. Сталиным. Последний подробно расспрашивал о его жизни, о службе. Как бы между прочим задал вопрос, какой флот у финнов. Рыбкин ответил, что в строю финны имеют один эсминец, крейсер «Вяйнемей-нен», крейсер «Илмаринен»… «“Вяйнемейнен” и “Илмаринен”, - заметил Сталин, — герои финского эпоса». Рыбкин не ожидал подобной осведомленности.

По словам Сталина, Б. А. Рыбкину предстояло встретиться с премьер-министром Финляндии для ведения секретных переговоров. Очень важно, чтобы о них никто не знал. Основной целью переговоров должно быть достижение соглашения о переносе советской границы на Карельском перешейке подальше от Ленинграда.

89
{"b":"539008","o":1}