Чем больше узнавал Роман «Дайниса», тем отчетливее понимал, что он — по-государственному мыслящий человек, антифашист, симпатизирующий Советскому Союзу как единственно возможной опоре для Литвы.

Однако о «своем человеке» в окружении Эриха Коха «Дайнис» рассказал только Роману, убедившись в надежности русских разведчиков, их конспиративности и, самое главное, заботе о безопасности «подопечных». «Наша Литва настолько маленькая, настолько мы все на виду друг у друга, что меры предосторожности должны быть экстраординарными. Если нас увидят в одном и том же районе, даже не вместе, — этого будет достаточно, чтобы кто-то послал донос, — заметил как-то «Дайнис». — Ну, а шеф политической полиции Повилайтис сумеет докопаться до истины. Это пройдоха, каких мало. Его агенты понапиханы всюду, наверное и под кроватью президента засела парочка-другая».

Человек в окружении Коха получил псевдоним «Люкс». Агентурный «дуэт» «Дайнис» — «Люкс» в значительной мере снял главную заботу резидента по «освещению» Восточной Пруссии. «Люкс» знал многое, потому что занимался «теневыми» делами основанного Эрихом Кохом суперконцерна. Под контролем гауляйтера находились десятки промышленных предприятий, верфи, торговые центры, типографии и газеты. Командировки «Люкса» в различные города провинции, самые разнообразные встречи, в том числе с местной администрацией и военными, давали ему возможность получать полезную информацию из первых рук. Пожалуй, впервые Кох попал под столь пристальное «око» советской разведки. И, надо сказать, в нем еще не угадывался тот безжалостный палач Полыни и Украины, каким он явился миру в годы Второй мировой войны…

В Ковенской резидентуре личность «Люкса» не могла не вызывать самого пристального интереса. Его биография была известна только в общих чертах. Он прожил долгие годы в Литве, чувствовал себя причастным к ее судьбе (его отец был немцем, мать — литовкой). По документам он был «стопроцентным арийцем». Учился в Кёнигсбергском университете на факультете правоведения. Служил в армии в годы Первой мировой войны, был награжден Железным крестом за участие в ожесточенных боях под Барановичами, где познакомился и сблизился с Эрихом Кохом, которому тоже досталось немало окопных лишений. До 1933 года пытался основать свое дело в Паневежи-се, но безуспешно, и в поисках удачи перебрался в Кёнигсберг, где во время одного из публичных выступлений Коха сумел «случайно» попасть ему на глаза. Кох, известный тогда своими симпатиями к «левому» крылу партии национал-социалистов, с сентября 1928 года находился в Восточной Пруссии, энергично вербуя новых сторонников НСДАП, число которых за короткое время возросло до 50 тысяч. Одной из главных задач нацистов он считал включение Прибалтики в сферу влияния Германии. Особое внимание привлекал поиск сторонников в Литве. Кох нуждался в надежных, лично преданных ему людях и после нескольких основательных бесед с бывшим товарищем по оружию предложил ему работу «консультанта». «Это будут близкие тебе дела, — сказал Кох. — Коммерческого характера».

«Люкс» принял предложение, о чем через несколько дней сообщил «Дайнису», конфиденциальные поручения которого «во благо Литвы» он не раз выполнял в прошлом. Оба ненавидели нацистов, насмотрелись на их бесчинства в Мемеле и знали, чем грозит Литве «германский порядок».

Гитлер готовился к войне всерьез. Построил штаб-квартиру в лесу под Растенбургом. Это означало, что в будущем не избежать авианалетов.

Из сообщения «Люкса»:

«Здесь, в Кёнигсберге, налицо сильные просоветские настроения. В руководящих кругах Германии существует 3 подхода к военнополитическому партнерству на ближайшее будущее: союз с Францией, союз с Англией — за счет Франции, союз с Россией против всего Запада. Кох — один из ведущих сторонников этой линии. Вместе с тем в Институте по исследованию восточных областей под руководством профессора Грюнберга идет ускоренная разработка концепции «нового экономического порядка», предполагающей включение в германскую сферу влияния европейской России и Прибалтийских государств. В разработке концепции участвуют и военные специалисты».

Между тем возрастание давления в раскаленном европейском котле все больше ощущалось и в Литве. Президент Сметона по-прежнему ревностно следовал своей «срединной линии», несмотря на многочисленные попытки склонить его к принятию германского протектората. Сметона все еще выжидал, хотя не сомневался, что ультиматум Гитлера в отношении Мемельского края не замедлит последовать в ближайшее время.

Советский резидент колесил по окрестностям Ковно на своем «фордике», избавляясь от наружного наблюдения, проводя непродолжительные, но информационно емкие встречи с агентами. Сопоставляя получаемые сведения с данными «Дайниса» и «Люкса», Роман чувствовал, что в районе Польши и Прибалтики ведется какая-то странная глухая игра, смысла которой он пока не мог понять.

В сентябре 1938 года резидент писал в Центр:

«Более широкому развертыванию нашей разведработы мешает отсутствие достаточной ясности в таком принципиальном вопросе, какова позиция Советского Союза в отношении Литвы. Чего мы хотим? Какие цели и задачи ставим?

Мы наметили ряд мероприятий по созданию крупной политической агентуры, которая могла бы делать здесь нужную нам политику. Но в последнее время на основании ваших писем я сделал вывод, что из намеченных к вербовке больших людей вы хотите сделать обычных агентов-информаторов, хотя на эти роли подобранные кандидаты не подойдут. Отношения с ними у меня установились такие, что я, формально не вербуя, могу разговаривать с ними по любому кругу политических вопросов, и они, как мне кажется, отвечают с предельной откровенностью.

В настоящее время не только они, но и многие другие, с кем я сталкивался по делам, буквально осаждали меня вопросами: как СССР может помочь Литве? Скажет ли все-таки Москва свое веское слово? Одиночество Литвы побуждает ее занимать прогерманскую позицию в надежде на сохранение хотя бы видимости государственности.

По линии НКИД в полпредство поступило специальное указание М.М. Литвинова: «Не вести никаких бесед на тему советско-литовских отношений, уклоняться и воздерживаться от них». Может быть, в интересах нашей страны сейчас действительно отказаться от какой бы то ни было активности в Литве, — писал Роман в Центр, — тогда зачем нам влиятельные люди? Давайте ориентироваться на середня-ка-информатора. Будем только освещать, а не делать политику».

На это письмо резидент получил из Центра весьма обтекаемый ответ. Ему давали понять: вопросы не по адресу.

Литовская полиция, однако, ни на минуту не оставляла резидента в покое. Роман ощущал за спиной ее вкрадчивые шаги. Сообщая о слежке, он не без юмора отмечал: «Скорее всего такое оживление местных «топтунов» вызвано моим недавним рижским и ревельским разведпрошлым, поскольку «край прибалтийский объезжая, я всем ужасно надоел…» Видимо, в литовской полиции меня считают важной персоной. Таких неугомонных гастролеров по балтийским столицам они еще не встречали в своей практике».

Несколько месяцев неутомимая «наружка» гонялась за Романом на казенных велосипедах, но темно-синий «фордик» помогал резиденту без особых усилий держать достойную дистанцию. Министерство финансов в конце концов раскошелилось и часть «велосипедистов» пересела в… «фордик», но темно-желтого цвета с регистрационным номером 84 (не много же было автотранспорта в столице!). Это событие добавило динамизма к оперативной рутине Романа: теперь за ним гонялись по узким улочкам Ковно, как в американских боевиках.

Плотно было обставлено шпиками и советское полпредство, расположенное на Лайсвес-аллее, неподалеку от парка Витовта. Среди агентов были и профессионалы, и «любители» из студентов, которым полиция «за службу» оплачивала учебу в университете. Один из них, по-видимому с задатками артиста, любил гримироваться под «безрукого» нищего. В отличие от других побирушек на Лайсвес-аллее, его никогда не гоняла полиция, и Роман, проходя мимо, бросал ему в потрепанную шляпу монету-другую. Таланты надо поощрять! Слежка велась и с трех закрытых постов, один из которых, расположенный напротив главного входа в полпредство, был оборудован цейсовской оптикой и автономной линией связи со зданием литовской охранки.