В 1911 году Лемана приняли на службу в берлинскую полицию. Вначале он был рядовым полицейским, но вскоре его как способного сотрудника перевели в контрразведывательный отдел при полицай-президиуме Берлина. Во время Первой мировой войны Леман проявил себя как умелый контрразведчик. Пройдя специальную подготовку, он с 1920 года исполнял обязанности ответственного дежурного по отделу, был в курсе всей переписки отдела, распределял дела между сотрудниками, докладывал начальству о результатах работы, проводил ежедневные совещания с младшими чиновниками, лично вел особо важные расследования, выезжал на военные маневры для негласного наблюдения за иностранными офицерами.

Один из старых сослуживцев и друзей Лемана был уволен из отдела и остался без средств к существованию. От него отвернулись друзья, бросила жена. Леман не оставил друга в беде, помог ему материально. А однажды он посоветовал ему в поисках источника доходов предложить свои услуги советскому полпредству, что тот и сделал. Через год, убедившись в безопасности контакта с русскими, Леман и сам установил с ними связь.

7 сентября 1929 г. Центр сообщал берлинской резидентуре: «Ваш новый А/201 («Брайтенбах») нас очень заинтересовал. Единственное наше опасение в том, что вы забрались в одно из самых опасных мест, где при малейшей неосторожности со стороны А/201 или А/70 (друг Лемана) может прийти много бед. Считаем необходимым проработать вопрос о специальном способе связи с А/201».

Резидентура ответила: «…опасность, которая может угрожать в случае провала, нами вполне учитывается, и получение материалов от источника обставляется максимумом предосторожностей». Однако вскоре возникла проблема, над которой не раз пришлось ломать голову Артузову, Берману и Силли. Дело заключалось в том, что друг Лемана имел обыкновение, получив деньги, за 2–3 дня проматывать их, проигрывая в карты, посещая ночные заведения, а под утро и пивные в рабочих кварталах Берлина, где он щедро угощал безработных.

«Брайтенбах» не сомневался в его преданности, но высказывал опасения, что тот может сорваться и подвести всех.

Леман провел обстоятельную беседу со своим другом. Последний, сообщал Леман, «несмотря на свое хладнокровие и уверенность в себе, все же побаивается и не прочь из Берлина исчезнуть».

В целях усиления конспирации резидентура решила полностью отвести Лемана от его друга, которому было подобрано подходящее прикрытие — магазин, и он стал выполнять задания установочного характера, не имеющие никакого отношения к работе резидентуры с Леманом.

Разведывательные возможности Лемана тем временем расширялись. Весной 1930 года ему поручили «разработку» советского полпредства. Он готовил сводные доклады по этому вопросу на основании всех поступавших материалов. В конце 1932 года в его отдел были переданы все дела по польскому шпионажу, которые представляли в то время для советской разведки особенно большой интерес. Вел эти дела капитан Абт, прибывший из Восточной Пруссии. Абт занимался и делами о «советском экономическом шпионаже». Он нередко советовался с Леманом. Между ними сложились хорошие отношения.

В начале 1933 года, после прихода Гитлера к власти, в отделе Лемана было создано отделение по борьбе с «коммунистическим шпионажем» во главе с Фишером, собиравшим вокруг себя чиновников со старыми связями в организациях германской компартии.

Берлинская резидентура провела к тому времени серьезную чистку своей агентурной сети, освобождаясь в первую очередь от лиц, которые были известны своими левыми взглядами и могли попасть в поле зрения контрразведки. Несмотря на это, работать становилось все труднее. Леман предупредил, что осторожность сейчас нужна как никогда.

26 апреля 1933 г. Геринг учредил государственную тайную полицию (гестапо), в которую влился отдел Лемана. Так наш агент оказался в гестапо.

Позиции Лемана после этих перемен еще более упрочились. Ему предложили вступить в нацистский союз чиновников. Он не спешил, однако, с ответом, весьма кстати напомнив, что с послевоенных лет состоит в союзе бывших участников войны в колониях.

По заданию Центра Леман посетил в марте 1933 года тюрьму Моабит, где содержался Эрнст Тельман, и сообщил в резидентуру об условиях его содержания. Он также передал список лиц, подлежавших аресту гестапо или высылке.

Нацисты намекнули Леману, что скоро за хорошую службу он получит повышение.

20 апреля 1934 г., в день рождения Гитлера, Леман был повышен в чине и принят в СС.

В это время из страны без замены выехал сотрудник-нелегал, осуществлявший связь с Леманом. Временно с ним стал встречаться сотрудник «легальной» резидентуры Израилович. Оберегая агента, Центр запретил Израиловичу принимать от Лемана какие бы то ни было документальные или печатные материалы. Все сведения, предписывал Центр, должны получаться только в устной форме до момента передачи агента на связь нелегалам.

30 июня 1934 г. утром Израилович провел с Леманом экстренную встречу. Это было накануне «ночи длинных ножей» — расправы над Э. Ремом, Г. Штрассером и другими бывшими сторонниками, а ныне противниками Гитлера.

Геринг в этот день пригласил Лемана в числе других сотрудников на открытие своей загородной виллы, отведя их таким образом от участия в расправе.

В 1934 году в Берлин прибыл В.М. Зарубин, новый резидент-нелегал. В директиве Центра о работе с Леманом Зарубину предлагалось продолжать использовать его возможности для освещения деятельности гестапо, порекомендовать агенту сблизиться с работниками абвера, обдумать вопрос о способах получения от него вновь документальных материалов. Вскоре поступило задание Центра добыть тексты телеграмм гестапо для нашей дешифровальной службы. Это задание Леман выполнил. В начале 1935 года в связи с арестом конструктора ракет Занберга Центр запрашивал: «Не может ли «Брай-тенбах» сообщить нам технические подробности об этих ракетах? Возможно, при аресте были отобраны чертежи, описание и т. п>. Опасным и срочным было задание Леману выяснить, не были ли перевербованы арестованные гестапо два источника резидентуры. Эти задания Леман также выполнил добросовестно.

Весной 1935 года на встрече Зарубин обратил внимание на нездоровый вид Лемана. Он сообщил в Центр, что у «Брайтенбаха» обострилась болезнь почек, принявшая на почве диабета довольно серьезный характер. Свои сведения он принес, вызвав Зарубина на экстренную встречу, будучи абсолютно больным. Берман, заместитель начальника разведки, ответил: «“Брайтенбаху”, конечно, обязательно помогите. Его нужно спасти во что бы то ни стало. Важно только, чтобы затрата больших средств на лечение была соответственно легализована или организована так, чтобы при проверке не выявились большие деньги. Это учтите обязательно».

Лечение помогло Леману преодолеть кризис, однако обострения диабета периодически давали о себе знать.

В конце 1935 года по просьбе резидентуры для Лемана был изготовлен паспорт, дававший ему возможность в случае необходимости срочно покинуть страну. Тогда же были отработаны условные сигналы, которые агент подаст в том случае, если будет готовиться налет на советское посольство или арест сотрудника торгпредства.

Контрразведывательная, военно-техническая и политическая информация Лемана приобретали все большее значение для Советского Союза в связи с обозначившимся поворотом гитлеровской Германии к войне.

20 января 1935 г. в 5-м отделе было открыто агентурное дело «Хелм» с целью, как было сказано в постановлении о заведении дела, «выявления разработкой личного состава, деятельности, вооружения рейхсвера». В деле концентрировались материалы начиная с 1927 года по разделам: взаимоотношения командования вооруженных сил с руководством НСДАП; армия, ВМФ, вооружение, военная промышленность. Имелось немало документов высших госучреждений Германии, разведок Франции, Англии. Важное место среди них занимали сообщения Лемана. Из них видно, что все предвоенное десятилетие он был в курсе самых сокровенных тайн подготовки Германии к войне и своевременно информировал о них нашу разведку.