В лесу пахло дымом. Едкий, тяжёлый запах повис среди деревьев, и даже аромат свежей хвои не мог его перебить. Благо, дело было не в пожаре, просто крестьяне жгли сухую траву, освобождая место под новую пашню, и всё бы хорошо, но подлый ветер гнал дым через лес прямо в сторону деревни.

Морщась и кашляя, Ют продиралась через валежник. Сучья, словно цепкие лапы, норовили ухватить то за рукав, то за подол, то сорвать плащ или шляпу, то выхватить из рук котомку с корой осины и хинницы. Разумеется, можно было пойти в обход, через овражек, однако лучше уж изодрать платье, чем глотать дым в низине. С треском, шумом и руганью, совершенно не идущим молодой миловидной женщине, она прорвалась через хитросплетение ветвей, корней и сухого кустарника, отряхнулась и спустилась с пригорка.

Здесь из склона бил ключ. Она отыскала его под снегом позапрошлой зимой, наткнувшись на незамерзающую прорубь в ручье, и по мере сил облагородила, обустроив тропинку и самодельный поильник. Лесу, зверям и птицам от этого вреда никакого, а лично ей одна только польза.

Ют стянула чёрные матерчатые перчатки, сполоснула руки и лицо, тщательно промыла глаза и, зачерпнув пригоршню, утолила жажду. Дышать стало легче, и она, воздав хвалу заботливой матушке-природе, двинулась вдоль кромки леса в сторону деревни.

Крестьяне в поле неспешно следовали за очищающей землю полосой огня. Спешили, бедняги, посеять яровые. Минувшая зима выдалась на редкость суровой: лет двадцать местные не видели такого мороза и лютых северных ветров. Вот и полегли озимые, спасти успели едва пятую часть, так что положение сложилось плачевное, хотя голода, как говорили, ещё удастся избежать: деревеньки и сёла, разбросанные вокруг Марбурга, город снабжали исправно, да и сами жили запасливо, так что неурожайный год могли худо-бедно пережить.

Стараясь не покидать редкий перелесок и держась поодаль от хоженой тропы, Ют выбралась к околице деревни Вершки, однако в само поселение заходить не стала, а приняла чуть левее, в сторону небольшой хвойной рощицы. Узкая, едва заметная тропинка петляла по пологим склонам холмов, ещё лысых, но обещавших через месяц-другой обзавестись буйной порослью вереска и чабреца. На границе рощицы тропинка оборвалась, и сень молодых вечнозелёных сосен скрыла Ют от посторонних глаз. Через минуту среди деревьев показался маленький ухоженный домик, и вид его стареньких резных ставен вызвал улыбку на лице хозяйки. Наконец-то добралась!

Свет, пробиваясь через сплетение юных ветвей, играл на крылечке и на окнах, искрился в вёдрах с водой, усиливая и без того насыщенные краски мира. Ют ценила каждую подобную мелочь, искренне наслаждаясь тем уютом, которым смогла окружить своё жилище.

Устав с дороги, она присела на скамейку у входной двери, и отложила в сторону увесистую котомку. Где-то наверху душевно пропел соловей, словно радуясь её возвращению, из сарая выбралась, сонно водя по сторонам носом, полосатая кошка, а в доме старые напольные ходики принялись отбивать девятый час.

- Да, сегодня я рано, - сказала Ют, глядя на умывающуюся кошку. - Утомила меня эта зима с её вечной спячкой, пора начинать жить по-летнему. А то первый год я так расслабилась, что за матушкой-природой не поспеваю.

Кошка флегматично промолчала, не отрываясь от своего занятия. Где-то наверху соловей снова пропел нечто мелодичное, ему вторили воробьи и другие птицы, чьи гнёзда в изобилии усыпали деревья, окружавшие дом Ют. Закрыв глаза и расслабившись, женщина с упоением окунулась в поток легкой птичьей трели, и полной грудью вдохнула пропитанный ароматами весны воздух, с лихвой компенсируя время, проведённое в задымлённом перелеске.

Тем не менее, отдохнуть ей не удалось. Сперва напомнил о себе обделённый завтраком желудок, ему вторила голодная кошка, а потом и птицы, слетевшиеся к её дому в ожидании горсти зерна.

- Приучила на свою голову, - проворчала Ют, поднимаясь со скамейки и заходя в дом. - Хорошо ещё кроликов не стала разводить, как в том году.

Пошарив в погребе, она выбралась оттуда с миской густой сметаны и маленьким мешочком пшена. Поставив миску на крыльце и рассыпав чуть поодаль зерно - чтобы кошка-озорница не вздумала поохотиться на пернатых гостей, - Ют вернулась в горницу и стала растапливать печь и собирать на стол. В этот момент она и услышала топот маленьких ног по сухому подлеску.

- Принесла нелёгкая, - фыркнула она.

- Чёрная Галка! Чёрная Галка! - донеслось до её слуха, и Ют, не дожидаясь своего незваного гостя, принялась собираться.

Мальчишка стрелой вылетел из-за деревьев, и, тяжело дыша, рванул к домику. Ют к тому времени уже запирала дверь, а рядом с ней стояла небольшая туго набитая котомка. Резко затормозив, мальчишка чуть не покатился кубарем по крыльцу и, вытаращив глаза, затараторил:

- Чёрная Галка! Мне бабушка... бабушка велела за тобой! Дяде плохо! Жаром бредит! Ещё с вечера! Пойдём, Чёрная Галка, не откажи! Бабушка тебе велела кланяться и... вот!

Мальчишка пошарил по карманам льняной безрукавки, достал небольшой узелок, перетянутый нитью, и протянул Ют, однако та покачала головой:

- Это потом, - сказала она, отстраняя его худую детскую ручку с зажатым в кулаке узелком. - Если будет за что. Тебя ведь Власом зовут, малыш?

- Ага, Власом кличут.

- Веди, да поскорее. Дело, вижу, срочное.

Обратно в деревню Влас бежал уже не так быстро, то и дело оглядывался, проверяя, поспевает ли за ним Ют. Вместе они выбрались из рощи и пересекли холмистую местность, отделяющую её от деревни. Остановившись возле околицы, Влас перевёл дух и стал подозрительно озираться по сторонам. Ют, заметив это, только вздохнула.

- Не бойся, не видит никто, - сказала она, поравнявшись с ним. - Напомни лучше, где живёшь?

- Третий дом справа от дядьки Вернера, аптекаря, - ответил Влас. - Знаете такого?

- Знаю, знаю, - кивнула Ют. - Беги домой, жди у калитки. Я сама доберусь.

В ответ Влас кивнул и с явным облегчением покинул её. Ют же обогнула крайние дома и вышла на малозаметную тропинку, скрытую от чужих глаз обильной порослью сухого кустарника. Тропинка вела вдоль околицы, по ней можно было обойти деревню стороной и в нескольких местах пробраться через заросли прямиком к жилью. Ют этот путь вполне устраивал, так как лишний раз попадаться на глаза жителям деревни она не хотела.

Она уже давно примирилась с таким отношением. Как её звать по имени, знали только некоторые старожилы, староста, да престарелый аптекарь Вернер, осевший в Вершке лет семь назад и не разделявший суеверных взглядов местных крестьян. Остальные кликали ведьмой, лесной колдуньей, Чёрной Галкой. Откуда взялось прозвище, Ют не знала, хотя и грешила на свой мрачный наряд, изношенный и перештопанный настолько, что порой он и впрямь походил на потрепанное птичье оперение. Но что поделать, если это единственное её платье, в котором удобно собирать травы в лесу?

Чёрную Галку знали во всех окрестных деревнях. Некоторые её до ужаса боялись, всегда обходили стороной, осеняя себя перстом святого, и шептали вслед проклятия, а вечером молились за избавление от дурного глаза. Большинство вели себя сдержанней, но и с распростёртыми объятиями Ют встречать не торопились. А ну как соседи уличат, что ты ведьму у себя привечаешь?

Несмотря на это, сживать Чёрную Галку со света никто не собирался. Охота на ведьм, которая некогда шла по всему северу, давно уже канула в прошлое. Кого и за что в те времена вешали и жгли на кострах, не могли припомнить даже самые древние старожилы. Ныне же далеко не все люди верили, что непогода, засуха и скисшее молоко у коров - ни что иное, как ведьмины проказы. Вот порча или хворь колдовская - это да, это по их части. Но Ют в таких напастях, к счастью, не обвиняли, ведь от живой от неё всем было гораздо больше пользы.