— Я обыскал ее квартиру, — продолжал Рамирес.

— И?

Новая улыбка, словно Рамирес только что узрел давно потерянного друга.

— Я бы сказал, что у нее утонченный вкус по части нижнего белья. Что меня всегда интриговало в американских женщинах, так это присущий им скрытый эротизм. Понимаешь, в нашей культуре эротика — на поверхности, из-за климата. Женщины обнажают плечи, носят облегающие платья, и так далее. Из-за жары скрыть можно очень малое. Но здесь никогда не угадаешь, что прячется под плащами и свитерами. За пуританским фасадом — сплошные фантазии из нейлона и кружев. Откровенно говоря, это никогда не устает меня восхищать.

Воззрения Рамиреса на американских женщин вряд ли были тем, что Роберт хотел бы услышать посреди ночи на детской площадке у Ист-Ривер.

— А документ? — отрывисто спросил он.

— Ни следа, — бодро сказал Рамирес. — Я говорил тебе, что выйдет промашка. — Он самодовольно хохотнул.

— Ты уверен? — с подозрением спросил Роберт.

Рамирес был оскорблен, но вежливо улыбнулся, дабы показать, что готов простить Роберту то, чего, безусловно, не простил бы никому другому.

— Я профессионал, экселенц, — его голос был полон обиды. — Я могу сказать тебе, что молодая леди принимает пилюли, носит лифчик размера 34-б, имеет шесть тысяч долларов на чековой книжке, просроченные водительские права от штата Иллинойс, но куда делся документ, этого я сказать не могу.

— Извини.

— Между друзьями нет нужды в извинениях, — произнес Рамирес тоном, намекавшим, что Роберт — из тех друзей, что он имел в виду. — Итак, что будем делать дальше?

— Продолжать искать.

Рамирес пожал плечами.

— А если не найдем?

— Господи Иисусе! — сказал Роберт. — Не знаю. Букер полностью провалился, этот сукин сын в белых перчатках! А время уходит.

— Тебе следовало бы жениться на ней, экселенц. Это разрешит все проблемы.

Роберт с горечью рассмеялся.

— Думаешь, это не приходило мне на ум? Но я не уверен, что это законно… Я приложил массу усилий, чтобы завоевать ее, Бог свидетель, но она на редкость упряма… Нет, ты должен найти проклятый документ, и все тут. — Он закурил, и бросил пачку из-под сигарет в детскую песочницу, к явному неудовольствию Рамиреса. — Если не найдешь, тебе просто придется ликвидировать ее, — сказал он, и снова засмеялся.

Рамирес не рассмеялся в ответ.

Алекса не ожидала, что связаться по телефону с Элинор Баннермэн будет легко, и ожидания ее не обманули. Слуги по очереди сообщали, что она «не может подойти» по той или иной причине. Алекса продиктовала номер своего телефона и стала ждать. Через час она решила, что понапрасну тратит время. Не лучше ли взять напрокат автомобиль, поехать в Кайаву и встретиться с миссис Баннермэн? Подобная перспектива вселяла страх, но выбора, вероятно, не оставалось. Однако если старая леди не хочет говорить с ней, нет причин полагать, что она захочет увидеться.

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть, и она осторожно подняла трубку, почти надеясь, что это кто-то другой — но нельзя было не узнать этот резкий голос и тон праведного негодования.

— Как я понимаю, вы хотите поговорить со мной, — сказала Элинор.

— Я должна, — Алекса прилагала все усилия, чтобы сравниться в твердости с миссис Баннермэн, но чувствовала, что хватит ее ненадолго. — Это необходимо нам обеим, — добавила она.

— Теперь, когда так называемый брак Артура стал, благодаря вам, публичным достоянием, я полагаю, что нам больше приличествует общаться через адвокатов.

— Не думаю, миссис Баннермэн, что это может быть передано через адвокатов. Речь идет о Роберте.

— Все, что касается Роберта, вы могли бы сказать ему лично, не так ли? Он — взрослый мужчина.

— Миссис Баннермэн, я не могу говорить с ним, не об этом… это для меня очень трудно.

— Честность никогда не бывает трудной.

Алекса позавидовала абсолютной уверенности миссис Баннермэн в собственной вечной правоте, и способности ответить на любой вопрос. Было легко понять, почему Артур, даже когда он выставлял свою кандидатуру в президенты, всегда покрывался холодным потом при сообщении, что ему звонит мать.

— Перед тем как… отойти, Артур оставил мне некоторые бумаги.

— Он не отошел, не ушел, и не вышел. Он умер. В моем возрасте я не допускаю эвфемизмов для смерти. Какие бы бумаги он вам не оставил, они принадлежат семье, и должны быть возвращены. Пусть ваш адвокат перешлет их де Витту или мистеру Букеру.

— Артур был против этого, миссис Баннермэн. То, что он мне оставил — это рапорт полиции штата о гибели Джона Баннермэна.

Последовало долгое молчание, нарушенное лишь тем, что Алексе показалось вздохом, но это могли быть помехи на линии.

— Глупец, — сказала миссис Баннермэн более резко, чем обычно, затем снова умолкла.

— Вы знаете, что в нем?

— Понятия не имею, — фыркнула миссис Баннермэн и снова перешла в наступление. — Все, что я знаю — вы стараетесь уничтожить нашу семью. Если вы намерены шантажировать меня данным документом, предупреждаю: не стоит и пытаться.

— Я совсем не собираюсь шантажировать или уничтожать вашу семью. Это Роберт пытается шантажировать меня, вот в чем дело! Он посылал Букера в Иллинойс, чтобы пригрозить моей матери.

— Вашей матери? — воскликнула миссис Баннермэн, точно удивилась, что у Алексы она есть. — Я предупреждала Роберта, чтобы он держался от этого подальше. Вы с кем-нибудь обсуждали этот документ?

— Нет. — Алекса помолчала. И добавила: — Еще нет.

— Возможно, вы более разумны, чем я считала. — Пауза. — Вам лучше сразу приехать сюда.

— Что ж, если это удобно…

— Это не вопрос удобства. Если вы приедете, это будет совсем не удобно, поскольку я ожидаю сюда всю семью, но это необходимо. Я жду вас сегодня вечером, не позднее шести. Разумеется, вы останетесь ночевать. После обеда будет слишком поздно возвращаться в город. — По тону миссис Баннермэн было ясно, что это приказ. — Не думайте, будто это значит, что я принимаю ваши претензии, — добавила она. — Просто я делаю то, что считаю лучшим в интересах семьи.

— Так же, как я.

— Мне трудно в это поверить, — мрачно сказала миссис Баннермэн, и повесила трубку.

— Надеюсь, эти покои удовлетворят вас, мэм, — сказал пожилой дворецкий-англичанин. — Здесь останавливался герцог Бедфордский, нынешний, конечно, не его отец. И полковник и миссис Линдберг, хотя это было до меня. — Он слегка повел головой в сторону фотографии в серебряной рамке, где молодой Одинокий Орел[47] и его жена стояли с робким видом на лужайке в Кайаве между Элинор Баннермэн и ее мужем. Рядом с Патнэмом Баннермэном стоял маленький мальчик, который, как догадалась Алекса, был Артуром. К своему разочарованию, она не разглядела никакого сходства между мужчиной, за которым была замужем, и улыбающимся ребенком в старомодных штанах до колен и длинных носках.

Горничная, которая прибыла сразу после того, как дворецкий поспешил ретироваться, тоже называла ее «мэм» и выражала надежду, что она довольна комнатами. Алекса подтвердила это — в конце концов, они были достаточно хороши для миссис Линдберг и герцога Бедфордского, к совершила краткую экскурсию: небольшая столовая с видом на огромную лужайку, за которой сквозь оголенные ранней зимой деревья просвечивала река Гудзон, спальня с необъятной кроватью, из тех, на которых рождаются, рожают и умирают, ванная, удобная, но без особой роскоши, из чего явствовало, что Баннермэны и их гости не принадлежат к людям, проводящим здесь больше времени, чем необходимо.

— Обед будет в восемь, — сказала горничная, глядя в пол. — Коктейли подадут в нижней гостиной в семь. Я нужна, чтобы помочь вам одеться?

— Одеться?

— О, это не формальный обед, мэм. Старая миссис… я имею в виду миссис Баннермэн, всегда надевает к обеду длинное платье, но черные галстуки для джентльменов не обязательны.