— Тогда у тебя очень избирательная память. В любом случае это не имеет значения. Это дела прошлые. А меня заботит настоящее.

— Не понимаю, о чем ты толкуешь.

— Уверена, что понимаешь. Я думаю, ты бережешь то, что знаешь обо мне для того, кто предложит самую высокую цену. Скорее всего, это будет Роберт Баннермэн. Или газеты? Но я не верю, чтобы ты обращалась к газетчикам, правда ведь? Хватило и одного слова Роберту, возможно, даже намека. Интересно, что он способен предложить тебе взамен?

— У тебя очень грязный образ мыслей, Алекса. Я потрясена.

— Сомневаюсь. Если газетчики раскопают, что я работала на тебя, то они узнают и о тебе также. Мы вместе появимся на первых полосах. Этого ты не захочешь. Поэтому остается Роберт.

Брук бросила на нее высокомерный взгляд.

— Мне нечего скрывать. Я давно продала «Социальный реестр» и не имею ни с кем никаких связей. Конечно, я сохранила несколько досье, просто, чтобы чувствовать себя в безопасности. На тех, кто на меня работал, и так далее.

— Ясно. Однако я слышала, ты все еще в деле.

— Да, у меня есть некоторые деловые проекты различного рода. Ничто из них тебя не касается.

— Может быть. А может быть, и нет. Ты всегда лучше разбиралась в бизнесе, чем я. Тот прелестный маленький особняк, который ты арендуешь на востоке 51-стрит, например, — три этажа и офис — ты ведь платишь за него очень дешево.

Брук улыбнулась, на сей раз не обнажив зубов. Подобной улыбкой можно было бы резать лед.

— Не понимаю, к чему ты об этом заговорила.

Алекса достала из сумочки листок бумаги. Она попросила Рота об услуге, и тот ее оказал.

— Здесь, конечно, многовато телефонных линий. Уж не руководишь ли ты одной из телефонных служб? Секс по телефону? Полагаю, этим объясняется название «Корпорация «Услышанная мольба». Наверное, перевезти оттуда все оборудование будет страшно дорого. И ты никогда не найдешь нужное тебе помещение, с таким укромным расположением, за те деньги, что ты сейчас платишь — при нынешних арендных ценах.

— Я отказываюсь понять, к чему ты клонишь.

— Я просто пытаюсь растолковать, что у тебя новый домовладелец.

— Как это?

— Предыдущий владелец здания только что его продал.

— Кому?

Алекса заглянула в записку Дэвида Рота.

— «Довайдел корпорейшен», операции с недвижимостью, если тебе это что-то говорит.

— «Довайдел»? — Брук подняла безупречно подведенные брови. — Какая странная фамилия. Не понимаю, какое это ко мне имеет отношение. Дома то и дело меняют владельцев. И у меня прекрасный арендный договор.

— Да? Там есть условия, относительно целей, для которых предназначено здание. Мелким шрифтом, на третьей странице. Договор аннулируется, если съемщик использует помещение «для нелегальных и аморальных целей». Не знаю, какое соглашение ты заключила с предыдущим владельцем, но нынешний может не захотеть его продлить.

— А кто он?

— Просто скажем, что он мой друг.

— Ясно. — Лицо Брук отразило широкую гамму эмоций, ни одна из которых не выглядела особенно приятной. Наконец она остановилась на благостной улыбке. — Ты всегда была умнее, чем выглядела. Мне следовало бы помнить. Вот почему я так расстроилась, когда ты ушла. Если я правильно поняла, ты угрожаешь выбросить меня из бизнеса?

— Я вовсе не угрожаю тебе. Просто предлагаю сделку.

— Так всегда говорят, когда угрожают, Алекса. Думаешь, что добилась бы большего, если б угрожала мне открыто? Ничего подобного. Что именно я должна сделать, чтоб ты оставила меня в покое?

— Не говорить обо мне Роберту Баннермэну. И вообще никому.

Брук кивнула. Она была реалисткой. Ее можно было обвинить во многом, но только не в неспособности поставить превыше всего интересы дела.

— Тебе следует знать, что Роберт присылает одного типа повидаться со мной, — сказала она. — Какого-то юриста по фамилии Букер. Честно говоря, не думаю, что нужно отменять эту встречу. Роберту стоило бы послать кого-нибудь покруче, а не законника. А Букеру я просто скажу, что его неправильно информировали.

— Букер? — Алекса не могла скрыть потрясения. Она не могла сравниться с Брук, когда требовалось скрыть свои чувства. Ее ужаснуло не только новое предательство Букера — а она-то верила в его искренность, — но и собственное ошибочное суждение о том, что он говорит правду. Она позволила себе забыться настолько, что выдала то, что не говорила никому, даже Саймону, и вот Букер, в тот же самый день снова принимается за грязную работу для Роберта Баннермэна, на сей раз — с Брук Кэбот.

На миг она ощутила такую ярость, что ей показалось, будто ее сейчас вырвет. Ей слишком нравился Букер — она была тронута тем, что считала робким восхищением перед ней. Неужели никому нельзя доверять? Не было смысла спрашивать. Да, но она все еще доверяет Артуру, напомнила она себе. А значит, у нее нет выбора, кроме как погрузиться в одиночество и делать то, чего он от нее хотел. С определенным усилием она вновь перенесла внимание на Брук, которая, отметила Алекса, выглядела до смерти напуганной.

— С тобой все в порядке? — спросила Брук с неподдельным страхом.

Алекса сделала глубокий вздох и сосчитала до десяти.

— Конечно, — сказала она со всем возможным хладнокровием. — А что?

— У тебя было такое лицо… ты казалась такой… злой… Я ничего не скажу мистеру Букеру, обещаю.

Алекса кивнула. Обещаниям Брук вряд ли стоило доверять, но если ей случайно удалось внушить Брук страх Господень, есть хороший шанс, что она сохранит молчание.

— Я могу быть уверена, что не следует ждать неприятностей от твоего мистера Довайдела, кто бы он ни был?

— Я позабочусь об этом.

— И кстати, я просто пошутила на ланче у Хьюго — Артур Баннермэн никогда не был моим клиентом.

— Я тебе никогда и не верила, — холодно сказала Алекса.

Букеру не впервые приходилось сталкиваться с гневом Роберта, и однако он был потрясен внезапным взрывом ярости, поскольку обычно Роберту удавалось сдерживать свои чувства под личиной вежливого сарказма. Сейчас его глаза превратились в узкие щелки, руки тряслись, лицо побагровело. Он просто излучал жестокость.

— Она не сказала ничего? — выкрикнул Роберт. — Как ты смел возвращаться ни с чем?

Он глядел на Букера через гостиную, его черты исказились от злобы, и на миг Букеру подумалось, что Роберт готов броситься на него с кулаками. Инстинкт Букера велел ему медленно отступать, как будто он имел дело с опасным животным, но он продолжал настаивать на своем. Брук Кэбот была вежлива и любезна. Она познакомилась с Алексой пару лет назад, они были подругами, до нее доходили слухи об Алексе — дружба с пожилыми мужчинами и все такое, но на поверку эти слухи оказывались лживыми, или преувеличенными. Облегчение, испытанное Букером, было так велико, что он почти не думал, какова будет реакция Роберта, и, к его удивлению, его лояльность, разделившаяся на две противоборствующие стороны, странным образом придала ему отвагу и ясность мысли.

— Ничего, — повторил он, ожидая, что в следующий миг его ударят.

Последовало молчание. Затем Роберт швырнул стакан, с такой силой, словно вложил в этот жест все свое напряжение. Букер отшатнулся, но стакан не был нацелен в него. Роберт бросил его, с безупречной точностью прирожденного атлета, в старинное стенное зеркало. Оно треснуло, рухнуло на пол, и осколки серебристого стекла разлетелись по комнате как шрапнель. У Букера мелькнула мысль, что если бы осколок задел его яремную вену, он мог бы истечь кровью на бесценном обюиссоннском ковре, а также — поскольку они находились в квартире Артура Баннермэна на Пятой авеню, что зеркало, вероятно, стоило его жалованья за несколько лет.

Он услышал странный звук и понял, что Роберт смеется.

— О Боже! — выговорил он. — Ты бы видел свое лицо!

Букер коснулся щеки, ожидая нащупать кровь, но не почувствовал ничего.

— Нет-нет, Мартин, я имею в виду выражение, — бодро сказал Роберт. — Это стоило того, во что обошлось проклятое зеркало, до последнего цента, уж ты поверь мне.