— И?

— Похоже, они убегали вместе.

— Ага! Это уже сексуальный скандал. Это кое-что.

— Ну, вряд ли это можно назвать сексуальным скандалом. Они успели удалиться только на сотню миль, прежде чем родители вернули их домой. Все были ужасно расстроены. Но я не вижу для этого никаких весомых причин. Все было совершенно невинно.

— Сколько ей было лет?

— Шестнадцать, или около того. Как раз в том возрасте, когда подростки творят такие вещи.

— Ты собираешься выступить как знаток детской психологии? Кончай с этим.

— Ну, вскоре после этого эпизода ее отец умер. Покончил с собой.

— И это ты называешь «обычной жизнью»? Как он это сделал?

— Застрелился. Похоже, это был человек, склонный к депрессии, то, что называется «тип А».

— Ты выводишь меня из терпения, Мартин. Когда мне понадобится психологический анализ, я о нем попрошу. Он покончил с собой из-за того, что она убежала?

— Да, это могло быть решающим фактором.

— Вот почему она никогда не возвращается домой?

— Думаю, так, Роберт. Печальные воспоминания и сильная доза вины. Я говорил с ее матерью. Алекса восприняла смерть отца очень тяжело, но у меня не создалось впечатления, что ее кто-то обвинял, кроме нее самой. Я начал некоторые расследования, но не уверен, что они приведут к тому, что ты ищешь.

— Проклятье, — сказал Роберт. — Я надеялся на нечто большее. — Он вздохнул. — Ты видел газеты?

— Большую часть.

— Невероятный скандал, а? Мы на первой полосе каждой чертовой газеты с рассказом о ее браке. Господи Иисусе, позавчера эта история попала даже на первую полосу этой траханой «Нью-Йорк таймс»! Мы не можем без конца повторять «Без комментариев». Тед Коппел приглашал меня выступить в «Ночной линии». Вокруг моей квартиры толпятся репортеры. По меньшей мере двое нацелились писать книгу об этом. Между прочим, звонил президент.

— Президент Соединенных Штатов?

— Конечно, президент Соединенных Штатов, Мартин. У нас что, есть какой-то другой? Он хотел поблагодарить меня за то, что из-за нас газеты перестали кричать о бюджетном кризисе! Мы стали посмешищем в Белом доме. Звонил даже этот ничтожный лицемер Бо Рэндольф, как будто он все еще член семьи! Подумать только, этот сукин сын, актеришка, без грамма мозгов в его проклятой голове, выдвигается в губернаторы Калифорнии. И, вероятно, победит. Господи!

— А как это воспринимает Элинор?

— Не беспокойся об Элинор, Мартин. Побеспокойся лучше обо мне. Именно у меня настоящие проблемы, а вы все тревожитесь о чувствах Элинор.

— А Алекса? Что она делает?

— К счастью, она до сих пор не обратилась к прессе. По правде, она просто исчезла, но эта таинственность только подогревает аппетит газетчиков. Тем временем я узнал пару интересных вещей — очень интересных. Конечно, если мы начнем забрасывать ее грязью, кто знает, не попадет ли грязь рикошетом на нас? — он рассмеялся раскатистым смехом Баннермэнов. — Прекрасная метафора, достойная политика! Я не должен упускать случая.

— Каких вещей?

— Ты когда-нибудь слышал о девице по имени Брук Кэбот?

— Нет, а что?

— Брук — бордельмаман. Весьма специфическая.

— Специфическая?

— Ну, я не хочу сказать, что она удовлетворяет специфические вкусы — хотя я думаю, что да, или использует их в своих целях. Истинная ее ценность в том, что она настоящая Кэбот, чистокровная наследница пуритан, с родословной, которая достаточно хороша даже для старого придурка Бакстера Троубриджа. Между прочим, она училась в школе вместе с Сеси. Хорошее происхождение и отсутствие денег составляют печальную комбинацию, Мартин, и в этом проблема бедняжки Брук. Я давно с ней знаком. И вот пару дней назад она выплыла из тумана и позвонила мне. Брук не из тех людей, что звонят просто поболтать, во всяком случае, со мной, и она не обсуждает дела по телефону. Она сказала, что хочет повидаться со мной, что знает нечто, что может быть — цитирую — «обоюдно выгодным». Если читать между строк, я бы сказал, что ей кое-что известно о мисс Уолден.

— Конечно, нет! Я в это не верю, — в голосе Букера явно слышалось потрясение.

Роберта, казалась, забавляла его реакция.

— А меня это нисколько бы не удивило. Ты шокирован? Мартин, ты как невинное дитя. Юрист не может позволить себе роскоши быть стыдливым. Позволь мне пояснить тебе, что в обществе полно совершенно уважаемых женщин, которые хоть раз да выкидывали штучки. Я не имею в виду шлюх, ты должен понимать, в полном смысле этого слова, хотя есть и такие тоже. Молодые женщины, работающие на Брук, хорошего происхождения и абсолютно респектабельны во всех отношениях, кроме того, чем они зарабатывают на жизнь — но тогда то же самое можно сказать о большинстве банкиров и практически обо всех, кто имеет вес на Уоллстрит.

— Звучит так, будто ты ей восхищаешься.

— Пожалуй, да. Если это правда, это лучшее, что я услышал об Алексе за все время. Я — аморальный человек, Мартин, как ты неоднократно мог заметить — за исключением тех случаев, когда я произношу политические речи, где от человека требуется определенная доза лицемерия. И мне приятно узнать, что Алекса Уолден разделяет мои взгляды на мораль. Я бы мог даже полюбить ее, если бы она не стояла у меня поперек горла, — он пристально вгляделся в Букера. — С тобой все в порядке?

— Конечно.

— У тебя слегка потрясенный вид. Неужели малютке мисс Уолден удалось очаровать тебя, Мартин?

— Вовсе нет, — сказал Букер, удивляясь тому, как легко он лжет. — Я просто не думал, что это в ее стиле.

— А я думал. Это многое объясняет, если поразмыслить — как она познакомилась с отцом, например. Кто-то должен съездить и побеседовать с Брук.

— Наверное.

— Думаю, это можешь сделать ты.

— Я?!

— А почему нет?

— Не думаю, что я на это способен, Роберт.

— Какого черта? Почему?

— Это работа не для юриста.

— Да? А может, ты просто не хочешь услышать правду о мисс Уолден? Ты провалился в Иллинойсе, теперь ты не хочешь говорить с той, кто может предоставить нам необходимую информацию. На чьей ты стороне, Мартин?

— На твоей, и ты это прекрасно знаешь.

— Нет, ничего я не знаю. Не пытайся надуть меня, советник. У меня достаточно связей, чтоб устроить так, чтоб ни одна приличная юридическая фирма в Нью-Йорке не приняла тебя на работу. Ты будешь заниматься только больничными страховками и делами о неуплате за квартиру в Южном Бронксе[44], если я захочу, поэтому никогда не забывай об этом.

Букер отер лоб.

— Я просто пытался предположить, что ты, вероятно, хочешь услышать сам то, что она скажет, из первых уст. И что с человеком, который не является юристом, она будет говорить более свободно.

Роберт задумался.

— Насчет юристов ты прав. Этого я не сообразил. Но я не могу встретиться с ней, Мартин. Это слишком опасно для того, кто выставляется на пост губернатора. Она, может быть, под следствием, за ней могут следить копы, у нее могут даже стоять жучки. Ты знаешь, на что способны эти ослы из Манхэттенского департамента полиции, Господи помилуй! Я не могу рисковать.

Букер вздохнул. Пожалуй, стоит это сделать самому. В конце концов, он уже знает об Алексе самое худшее. Кроме того, она вызывала у него сильнейший интерес, даже после поездки в Иллинойс. Ее личность представлялась ему головоломкой, из которой он нашел отдельные фрагменты, однако их было недостаточно, чтобы сложилась целая картина. Он разгадал, что случилось с ее отцом, но не то, что произошло с ней после, или что привело ее к Артуру Баннермэну.

— Я пойду, — сказал он.

— Конечно, пойдешь. И поскорее. Позвони ей прямо сейчас. — Роберт закурил сигарету и взглянул на Букера сквозь дым. — Есть еще кое-что. Я хочу попросить тебя посмотреть бумаги отца в твоем офисе. А также проверить, нет ли где-нибудь списка его депозитарных сейфов.

— Не думаю, чтоб такой был. Насколько мне известно — он ненавидел банки. Банк был бы последним местом, которому он доверился.