Поначалу все было не так плохо; это могло бы напоминать прогулку по солнечным полянам, если не принимать во внимание редкие стычки с подлеском. Гарри следил за направлением по компасу, и мы продвигались с хорошей скоростью. За первый час мы прошли почти две мили, и я воспрял духом. При таком темпе мы будем возле сенота не позднее двух часов пополудни.

Но внезапно лес стал гуще, и нам пришлось пробираться сквозь сплошные заросли кустарника. Я не знаю, чем было вызвано подобное изменение; может быть, здесь сказалась разница в составе почвы, благотворно влияющая на растительность. Но так случилось, и эта задержка отразилась на нас весьма болезненно. Возникшая боль была не только душевной — от той мысли, что мы не сможем добраться до воды так скоро, как ожидали, но и физической. Вскоре я начал истекать кровью от множества порезов и ссадин на руках. Как я ни старался, мне не удалось этого предотвратить; казалось, лес был пропитан формами жизни, враждебными для посторонних пришельцев.

Мы были вынуждены делать частые остановки для отдыха. Гарри начал постоянно извиняться за то, что он не может сменить меня в работе с мачете, но вскоре я заставил его умолкнуть.

— Ты занят тем, что следишь, чтобы мы не сбились с курса, — сказал я. — Как у нас обстоят дела с водой?

Он протянул мне флягу.

— Ты можешь ее допить.

Я открыл флягу и сделал паузу.

— А как насчет тебя?

Он усмехнулся.

— Ты нуждаешься в ней больше. Ты делаешь всю основную работу, от которой сильно потеешь.

Звучало убедительно, но все равно мне это не нравилось. Гарри выглядел крайне изможденным, и его лицо под слоем грязи имело серый оттенок.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке, — ответил он раздраженно. — Выпей воду.

Так что я осушил флягу и спросил устало:

— Сколько еще осталось?

— Около двух миль. — Он посмотрел на часы. — Нам потребовалось четыре часа, чтобы пройти последнюю милю.

Я бросил взгляд на густые зеленые заросли. Это был четырехфутовый лес Фаллона, и постепенно он становился все гуще. При таком темпе нам понадобится шесть часов, чтобы добраться до сенота, а возможно и больше.

— Ну что ж, продолжим, — сказал я. — Дай мне твое мачете, это совсем затупилось.

Примерно через час Гарри сказал:

— Стой! — От того, как он это произнес, у меня волосы встали дыбом, и я замер абсолютно неподвижно. — Теперь осторожно! — скомандовал он. — Сделай шаг назад — очень тихо и очень медленно.

Я отступил на один шаг, а затем еще на один.

— В чем дело?

— Отойди еще назад, — сказал он спокойно. — Еще на пару шагов.

Я сделал, как он сказал, и спросил:

— Что случилось, черт возьми?

Я услышал, как он с облегчением перевел дыхание.

— Ничего не случилось — теперь, — ответил он. — Но посмотри вон туда — на основание ствола этого дерева.

Тут я увидел это, точно на том месте, где я только что стоял — свернувшийся кольцами ужас с плоской головой и немигающими глазами. Еще один шаг, и я наступил бы прямо на него.

— Это бушмастер, — сказал Гарри. — Да поможет нам Бог, если нас укусит одна из таких тварей.

Змея опустила свою голову, а затем скользнула в кустарник и исчезла.

— Что за чертово место, — произнес я и вытер пот со лба. Он был вызван в большей степени окружающей влажностью, чем затраченными мною усилиями.

— Давай отдохнем, — предложил Гарри. — Выпей немного воды.

Я сунул руку в карман.

— Лучше выкурю сигарету.

— Она высушит тебе горло, — предупредил Гарри.

— Она успокоит мои нервы, — возразил я. Я проверил пачку и обнаружил, что осталось три сигареты. — Будешь курить?

Он отрицательно покачал головой и достал из кармана плоскую коробочку.

— Это сыворотка против змеиного яда. Я надеюсь, что она нам не понадобится. Человек, которого укусит змея, не сможет передвигаться в течение двух дней, и сыворотка тут не поможет.

Я кивнул. Любая задержка может оказаться для нас смертельной. Гарри извлек на свет небольшой пузырек.

— Позволь мне посыпать этим лекарством твои порезы.

Пока я курил сигарету, он вытер с моих ссадин кровь и продезинфицировал их антисептиком. Затем я снова сжал рукоять мачете, но на этот раз более слабо, и возобновил атаку на лес.

Ладони моих рук начали болеть и покрываться мозолями, поскольку пот делал кожу мягкой, и она легко стиралась о рукоять мачете. Техника работы с мачете отличалась от той, к которой я привык; мачете было гораздо тяжелее, чем любая спортивная сабля из тех, что мне приходилось брать в руки в фехтовальном зале, и хотя техника здесь казалась более грубой, она требовала крепкой мускулатуры, особенно когда лезвие утратило свою остроту. Кроме того, я никогда не фехтовал непрерывно в течение многих часов — сабельный поединок короткий, быстрый и стремительный.

Мы продолжали продвижение, пока не стало слишком темно, чтобы видеть отчетливо, а затем нашли место для ночного отдыха. Нельзя сказать, что место оказалось особенно удобным. Мне совсем не хотелось спать на земле — здесь было слишком много ползучих тварей, поэтому мы нашли дерево, раскинувшее свои ветви не слишком высоко, и забрались наверх. Гарри выглядел крайне усталым. Он обхватил руками свою грудь, и в тусклом свете я снова увидел черную струйку крови, появившуюся в уголке его рта.

— У тебя снова кровотечение, — сказал я обеспокоенно.

Он вытер губы и ответил слабо:

— Это пустяки. Просто порезы во рту на месте сломанных зубов. — Он погрузился в молчание.

Джунгли по ночам наполнены звуками. Повсюду слышалось слабое шуршание, и от подножия дерева доносилось любопытное посапывание и похрюкивание. Затем свой концерт начали обезьяны-ревуны, и я пробудился от сна в состоянии шока, чуть не свалившись с дерева. Это были пугающие звуки, словно поблизости совершалось групповое убийство, и они заставляли нервы натянуться до предела. К счастью, ревуны достаточно безвредны, несмотря на свою шумливость, и даже они не смогли помешать мне снова погрузиться в сон.

Засыпая, я слышал, как в тумане, далекие голоса, неразборчивые, доносящиеся словно из какого-то сна.

На следующий день все началось сначала. Мы подкрепились остатками воды, и с внутренним содроганием я проглотил вонючие капли. К тому же я был еще и голоден, но здесь мы ничего не могли поделать. Человек может долгое время обходиться без еды, но вода ему жизненно необходима, особенно в тропиках.

— Как далеко до сенота? — спросил я.

Гарри нащупал свою карту. Все его движения были медленными, и казалось, причиняли ему боль.

— Мы находимся примерно здесь, — произнес он хрипло. — Осталась еще одна миля.

— Взбодрись, — сказал я. — Мы должны одолеть ее за три часа.

Он попытался улыбнуться, но у него вышла только слабая усмешка.

— Я буду следовать сразу за тобой, — пообещал он.

Так что мы снова отправились в путь, но скорость нашего продвижения сильно замедлилась. Мои мозоли от мачете не придавали мне дополнительных сил, и теперь приходилось делать два удара там, где раньше хватило бы и одного. И я перестал потеть, что являлось плохим признаком.

Через четыре часа мы все еще не добрались до сенота, и кустарник оставался таким же густым, как и раньше. Несмотря на то, что я шел впереди и делал всю работу, все равно я передвигался быстрее, чем Гарри, который часто останавливался отдохнуть. Казалось, все силы покинули его, и я не знал, что с ним происходит. Я остановился, чтобы дать ему возможность меня догнать, и вскоре, почти падающий от изнеможения, он появился передо мной и опустился на землю у моих ног.

Я присел рядом с ним.

— Что с тобой, Гарри?

— Я в порядке, — сказал он, пытаясь придать силы своему голосу. — Не волнуйся за меня.

— Я волнуюсь за нас обоих, — признался я. — Мы уже были должны добраться до сенота. Ты уверен, что мы идем правильным курсом?

Он достал из кармана компас.