— Такое он делает в первый раз.

Фаллон смотрел на самолет, который, набрав высоту, разворачивался над морем.

— У тебя есть какие-нибудь предположения насчет того, кто это?

— Нет, — ответил Рудетски. Он сделал паузу. — Но мне кажется, мы скоро это узнаем. Похоже, что он заходит на посадку.

Аэроплан совершил еще один разворот над морем и, постепенно снижаясь, направился прямо к полосе. Коснувшись земли, он слегка подпрыгнул и, немного прокатившись, остановился напротив нас. Из кабины выбрался человек и, спрыгнув на землю, зашагал по направлению к нам. Когда он подошел поближе, я увидел, что он одет в белый тропический костюм, безукоризненно выглаженный и отутюженный, который выглядел несообразно рядом с одеждой нашей маленькой группы, поизносившейся за неделю, проведенную в Лагере-Два.

Приблизившись, он приподнял свою панаму.

— Профессор Фаллон? — спросил он.

Фаллон выступил вперед.

— Я Фаллон.

Человек с энтузиазмом протянул ему руку.

— Как я рад встретиться с вами, профессор! Я оказался в этих местах и подумал, что непременно должен заскочить к вам. Меня зовут Гатт — Джек Гатт.

Гатт оказался человеком около пятидесяти пяти лет, имеющим небольшой лишний вес. Он был гладким, как шелк, и обладал талантом политика говорить много, не сказав при этом ничего. Согласно изложенной им истории, он давно восхищался профессором Фаллоном и сожалел, что не имел возможности встретиться с ним ранее. Он приехал в Мексику на Олимпийские Игры и решил воспользоваться удобным случаем, чтобы совершить экскурсию на Юкатан и посетить великие города майя — он уже побывал в Ушмале, Чичен-Ице, Кобе — и, услышав о том, что знаменитый профессор Фаллон работает где-то поблизости, он решил по-простому заскочить к нему, чтобы выразить свое уважение и припасть к стопам гения. Он бросался именами, как сумасшедший, — казалось, он знает всех влиятельных людей в Соединенных Штатах, — и вскоре выяснилось, что у них с Фаллоном есть общие знакомые.

Все это звучало весьма правдоподобно, и пока он выпускал свою дымовую завесу из слов, я начал беспокоиться за то, что Фаллон будет с ним излишне прям. Но Фаллон был совсем не глуп и прекрасно разыгрывал из себя прямодушного археолога. Он пригласил Гатта остаться на ленч, и Гатт поспешно принял приглашение, после чего мы все включились в непринужденную беседу.

Слушая болтовню Гатта, можно было подумать, что перед вами несомненно высококультурный человек, но информация, полученная мной от Пата Харриса, помогала мне оценить его трезво. Было почти невозможно отождествить темный мир наркотиков, проституции и вымогательства с приятными манерами мистера Джека Гатта, который с энтузиазмом говорил о театре и балете и даже выудил у Фаллона тысячу долларов в виде пожертвования в фонд обездоленных детей-сирот. Фаллон выписал чек без тени улыбки — свидетельство его актерских способностей, но в еще большей степени комплимент таланту к мошенничеству у Гатта.

Я думаю, что двойственное впечатление, которое производил Гатт, удержало меня от того, чтобы наброситься на него прямо тогда. В конце концов это был тот самый человек, который ответствен за смерть моего брата, и я должен был вцепиться в него мертвой хваткой, но где-то в дальнем уголке моего мозга появилось постепенно крепнущее чувство, что произошла ошибка, что это вовсе не тот бандит, который контролирует изрядную часть американского преступного мира. Я должен был знать людей лучше. Я должен был помнить о том, что Гиммлер искренне любил детей, и что человек может улыбаться, оставаясь при этом негодяем. В общем, я ничего не сделал — о чем потом не раз пожалел.

Еще одной чертой в поведении Гатта, поставившей меня в тупик и послужившей второстепенной причиной, вызвавшей мою нерешительность, являлось то, что я никак не мог понять, зачем он сюда прилетел. Сначала я подумал, что главный мотив «заскочить» был связан с желанием узнать, не нашли ли мы Уашуанок, но он даже ни разу об этом не упомянул. Ближе всего он подобрался к этой теме, когда спросил Фаллона:

— И что является предметом ваших последних исследований, профессор?

— Просто связывание вместе некоторых свободных концов, — ответил Фаллон отвлеченно. — В литературе существуют кое-какие расхождения в датировке древних строений, расположенных в этом районе.

— Ах, кропотливый труд ученого, — сказал Гатт елейным голосом. — Никогда не прекращающаяся работа. — Он сразу же сменил тему и начал рассказывать, какое впечатление на него произвел архитектурный ансамбль Чичен-Ица. — Меня интересуют проблемы городской планировки и развития городов, — сказал он. — Майя, несомненно, знали, что такое скопление пешеходов. Я никогда не видел лучшей планировки улиц.

Позже я узнал, что его интерес к развитию городов ограничен деятельностью владельца трущоб, продающего правительству участки земли при реконструкции жилых кварталов. Это была одна из самых выгодных областей его бизнеса.

Он не концентрировал свое внимание исключительно на Фаллоне; он обсудил с Халстедом в весьма научных терминах некоторые аспекты, касающиеся индейцев пуэбло в Новой Мексике, и поговорил со мной об Англии.

— Я побывал недавно в Англии, — заявил он. — Это великая страна. Откуда вы родом?

— Из Девона, — ответил я коротко.

— Очень красивое место, — сказал он одобрительно. — Помнится, когда я посещал Плимут, то побывал в том самом месте, откуда много лет назад первые английские колонисты подняли паруса, чтобы отплыть к Америке и основать наше государство. Это произвело на меня неизгладимое впечатление.

Я подумал, что несколько странно слушать такое от человека, который начинал свою жизнь как Джакомо Гаттини.

— Да, мне тоже нравится Плимут, — бросил я небрежно, а затем выпустил жало. — Вы когда-нибудь бывали в Тотнесе?

Его глаза блеснули, но он ответил достаточно спокойно.

— К сожалению, не имел удовольствия.

Я пристально посмотрел на него, и он, отвернувшись, снова включился в беседу с Фаллоном.

Он улетел сразу после ленча, и когда его самолет, поднявшись в воздух, направился на север, я бросил взгляд на Фаллона и сказал:

— Какого черта ему было здесь нужно?

— Я не знаю, что ему было здесь нужно, — ответил Фаллон. — Я ожидал, что он задаст больше вопросов.

— Так же как и я. Если мы не представляем себе, зачем он прилетал, то этот визит можно расценивать как случайный. Но все же мы знаем, что это не так — он должен был прилететь сюда за чем-то определенным. Но что это такое? И получил ли он это?

— Хотел бы я знать, — сказал Фаллон задумчиво.

Пат Харрис прибыл на реактивном самолете в тот же день, и его, казалось, не удивило то, что Гатт нанес нам визит. Он просто пожал плечами и удалился с Фаллоном, чтобы поговорить наедине, но вернувшись, выглядел сердитым и возмущенным.

— Что случилось со стариком? — спросил он.

— Я не заметил ничего особенного, — ответил я. — Он точно такой же, каким был всегда.

— Только не в том, что касается меня, — заметил Пат мрачно. — Я не мог его заставить выслушать себя. Его интересует только то, как побыстрее отправить Рудетски. Все мои слова он пропустил мимо ушей.

Я улыбнулся.

— Он только что сделал самое большое открытие за всю свою жизнь. Он просто сильно возбужден, ему хочется скорее приступить к работе до того, как начнутся дожди. Что беспокоит тебя, Пат?

— А как ты думаешь? — спросил он, посмотрев на меня пристально. — Гатт беспокоит меня — вот кто. Он окопался в Мериде и собрал там самую большую группу головорезов, которая только существовала в Мексике со времен Панчо Виллы. Он захватил с собой своих собственных мальчиков из Детройта и одолжил несколько человек у своих знакомых в Мехико и Тампико. И еще он связался с чиклерос. По моему мнению, это означает то, что он собирается в джунгли — ему нужны чиклерос, чтобы те помогали ему там. Теперь скажи мне: если он окажется в джунглях, куда он направится?