Несмотря на то, что здесь у нас не было никаких профсоюзов, один день в неделю отводился под выходной, который ученые обычно использовали на то, чтобы привести в порядок свои бумаги, в то время как люди Рудетски резвились возле сенота. Поскольку проводить погружения в таких условиях было невозможно, я использовал свободный день для отдыха и для того, чтобы выпить пива немного больше, чем это позволяла безопасность в ходе рабочей недели.

В один из таких дней Фаллон провел меня по всему участку, чтобы показать, что они уже обнаружили. Он указал на низкий холм, освобожденный от растительности.

— Вероятно, именно здесь Виверо встретил свой конец, — сказал он. — Это Храм Кукулькана — вы можете посмотреть на ступени, которые мы раскопали в передней части.

Мне было трудно ему поверить.

— Весь этот холм?

— Весь холм. Это было большое здание. На самом деле, мы прямо сейчас стоим на нем, на его части.

Я посмотрел вниз и ковырнул ногой землю. На вид она ничем не отличалась от обычной земли — просто тонкий слой гумуса. Фаллон сказал:

— Майя имели обыкновение строить на платформах. Они размещали на платформах свои жилища, чтобы поднять их над землей, и при строительстве больших сооружений ими руководила та же идея. Сейчас мы стоим на платформе, но она настолько большая, что вы этого не осознаете.

Я посмотрел на ровную поверхность, простирающуюся до холма, который был Храмом Кукулькана.

— Насколько большая?

Фаллон усмехнулся.

— Рудетски прошелся здесь с теодолитом. Он подсчитал, что она занимает площадь пятьдесят акров и достигает в высоту ста тридцати футов. Это искусственный акрополь — 90 миллионов кубических футов в объеме и содержащий шесть с половиной миллионов тонн материала. — Он достал свою трубку.

— Черт возьми! — воскликнул я. — Я не ожидал встретить здесь что-то подобное.

Фаллон чиркнул спичкой.

— Майя… — пуфф-пуфф… — были… — пуфф… — трудолюбивыми людьми. — Он бросил критический взгляд на чашечку своей трубки. — Пойдемте посмотрим поближе на храм.

Мы подошли к холму и увидели частично раскопанную лестницу. Ступени имели в ширину около пятидесяти футов. Фаллон показал вверх мундштуком своей трубки.

— Я подумал, что найду кое-что на самом верху, поэтому произвел небольшие раскопки, в результате чего обнаружил то, что ожидал. Вас это может заинтересовать.

Взобраться на холм оказалось нелегко, поскольку он имел очень крутой склон.

Представьте себе египетскую пирамиду, покрытую тонким слоем земли, и вы поймете, о чем я говорю. Невзирая на свой возраст, Фаллон, казалось, не испытывал чрезмерного напряжения от подъема. На вершине он сделал указующий жест.

— Лестница приводит сюда — здесь я и копал.

Я подошел к краю ямы, обозначенной кучей земли, и увидел, что Фаллон раскрыл вызывающую ужас голову с открытым ртом и острыми зубами, обнаженными в яростном оскале.

— Пернатый Змей, — сказал он мягко. — Символ Кукулькана, — Он вытянул руку в направлении земляной стены позади скульптуры. — А здесь находился сам храм — место, где приносили жертвы.

Я посмотрел по сторонам и представил себе, как Виверо стоял здесь перед жрецами дрожа от страха, ожидая, что сейчас из него вырвут сердце. Это были мрачные мысли.

Фаллон сказал задумчиво:

— Я надеюсь, что крыша не провалилась, было бы прекрасно найти ее неповрежденной.

Я присел на удобный пенек и окинул взглядом всю территорию города. Примерно пятая его часть уже была расчищена, но это касалось только растительности. Повсюду виднелись большие холмы, подобные тому, на котором мы находились, ожидающие того, чтобы их раскопали.

Я спросил:

— Как вы думаете, сколько еще понадобится времени? Когда мы сможем увидеть, на что это на самом деле похоже?

— Возвращайтесь сюда через двадцать лет, — сказал он. — Тогда у вас сложится ясное представление.

— Так долго?

— Нельзя спешить в подобных делах. Кроме того, мы не будем раскапывать все. Мы должны оставить что-нибудь следующему поколению — у них появятся новые методы, и они смогут обнаружить то, что мы способны упустить. Я не намерен раскапывать более половины города.

Я задумчиво посмотрел на Фаллона. Этот человек в свои шестьдесят лет был готов начать что-то такое, чего, как он знал, ему не удастся закончить. Возможно, благодаря привычке мыслить категориями столетий и тысячелетий, он развил в себе способность смотреть на вещи с позиции космоса. В этом он сильно отличался от Халстеда.

Он произнес немного печально:

— Человеческая жизнь слишком коротка, а его творения переживают его на многие тысячелетия, будучи более долговечными, чем сам человек. Шелли знал про это, и про то, что человек тщеславен. «Я Озимандиас, царь царей, посмотри на дело рук моих, Всемогущий, и приди в отчаяние!» — Он взмахнул рукой в сторону города. — Но должны ли мы отчаиваться, глядя на это? Я считаю, что не должны. Я смотрю на подобные монументальные сооружения как на продукт тщеславия человека, жизнь которого так коротка. — Он вытянул перед собой свои руки, покрытые узлами вен и немного дрожащие. — Как жаль, что эта плоть сгниет так скоро.

Разговор принял слишком мрачный оттенок, поэтому я сменил тему.

— Вы уже выяснили, где находится королевский дворец?

Он улыбнулся.

— Все еще надеетесь найти покрытые золотом стены? — Он покачал головой, — Виверо, как обычно, все перепутал. У майя не было королей — в том смысле этого слова, как мы его понимаем, но среди них имелся наследный властелин, которого называли Халач виник, и его-то, я полагаю, Виверо и принял за короля. Затем у них был главный военачальник — након, которого выбирали на три года. Жреческий сан тоже передавался по наследству. Я сомневаюсь, что у Халач виника имелся собственный дворец, но мы нашли, как нам кажется, одно из главных административных зданий. — Он показал в сторону одного из холмов. — Вот оно.

Оно несомненно было большим, но вызывало разочарование. На мой взгляд, это был просто еще один холм, и надо было иметь богатое воображение для того, чтобы мысленно превратить его в здание. Фаллон сказал терпеливо:

— Это не просто, я знаю. Требуется большой опыт для того, чтобы увидеть то, что скрыто под землей. Но то, что Виверо привели к Халач винику для вынесения окончательного приговора, это весьма вероятно. Халач виник являлся одновременно верховным жрецом, но Виверо этого не знал — он не читал «Золотую Ветвь» Фрезера.

Так же как и я, так что в этом мы находились с Виверо на одном уровне. Фаллон сказал:

— Следующим шагом мы избавимся от этих пней. — Он слабо пнул тот, на котором я сидел.

— Что вы собираетесь делать? Взорвать их?

Его, казалось, шокировал мой вопрос.

— Упаси Бог, нет! Мы сожжем их вместе с корнями. К счастью, деревья в дождевом лесу имеют неглубокие корни — вы можете видеть, что большая часть корневой системы на этой платформе расположена над землей. Покончив с ними, мы вместо корней введем в сооружение систему труб и зальем их цементом, чтобы укрепить здание. Мы не хотим, чтобы око обрушилось на более поздней стадии.

— Вы не нашли то, что так взволновало Виверо? Золотой знак — чем бы он ни был?

Он с сомнением покачал головой.

— Нет — и может быть, никогда не найдем. Я думаю, что у Виверо после двенадцати лет заключения в голове мог произойти небольшой сдвиг. Появилась какая-нибудь религиозная мания. У него могли начаться галлюцинации.

Я сказал:

— Если судить по современным стандартам, то о любом испанце шестнадцатого века можно сказать, что у него была религиозная мания. Ликвидацию целых цивилизаций просто из-за расхождения во взглядах на Бога нельзя назвать признаком здравомыслия.

Фаллон поднял на меня глаза.

— Так вы считаете, что здравомыслие понятие относительное? Возможно, вы правы: возможно, наши нынешние войны из будущего будут выглядеть как проявление извращенного мышления. Несомненно, перспектива атомной войны никак не вяжется с понятием здравого смысла.