«Врет и не краснеет, нервные напряжения всегда приплетет», — Гоша не станет с ней спорить.

— Твое личное дело. Когда приедешь-то?

— Скоро, скоро. Как передачку соберу, так и приеду. Кормят вас как? Ничего? Интернат считается хороший, Маргарита узнавала в районных организациях. Из лучших интернат. В других, говорят, и еда тощая, и холод, и грубость. Никакого внимания детям — безобразие такое.

Гоша хмыкнул.

— Хороший интернат, заботливые вы с твоей Маргаритой. Теперь везде налаживается — Детский фонд знаешь? Голодных не будет.

— Значит, ничего тебе здесь живется?

Она с надеждой заглядывала в его лицо. Повзрослел, что ли? Замкнуто глядит, скрывает что-то. Но одет чистенько и не похудел вроде, даже, наоборот, поправился.

— Нормально живу, бабушка. Все нормально.

Она прощается и семенит к двери. А он добавляет про себя: «Все здесь хорошо, почти отлично. Только все до одного хотят жить дома».

— Смотри, бабушка, письмо отправь! Прямо сегодня! Слышишь?

— Слышу, слышу! И ушла.

Теперь надо только набраться терпения и ждать.

Уроки приготовлены, но Галина Александровна сегодня не стала читать им книжку.

— Быстренько собирайтесь, мы поедем к шефам, — сказала она, — шефы нас ждут.

— В институт физкультуры! Там большая сетка, на ней можно прыгать! Батут называется!

— Нет, лучше к научным сотрудникам! Там в микроскоп дают поглядеть, у мухи нога, как мохнатое чудовище!

— А зато на автозаводе газировка бесплатная, пей сколько влезет!

Галина Александровна послушала все эти предложения. У интерната много шефов. Потом сказала:

— Мы пойдем на фабрику. У нас появились новые шефы — одна совершенно необыкновенная фабрика. Там делают особенные вещи.

— А что там делают?

— Мороженое?

— Пирожное?

— Шоколад?

— Мармелад?

— Какие вы у меня практичные дети, — вздыхает она, — даже чересчур.

Интернатские ребята действительно умеют прикинуть, где слаще накормят, где подарки хорошие дадут. Ничего удивительного — с родителями им не повезло, надо самим о себе позаботиться. Кто их за это осудит?

Фабрика оказалась небольшая — трехэтажный дом, только вместо подъезда проходная будка. И вахтер с усами, похожими на бантик. Он строго прочитал справку, которая была наготове у Галины Александровны. Поправил усы:

— Разрешаю пройти в цех номер четыре.

Им навстречу вышла женщина в черном рабочем халате.

— Пришли, вот и умники. Меня зовут Зоя Викторовна, я бригадир.

Зоя Викторовна повела их по узкому коридору, они немного толкались.

— Толкучие какие, — смеялась Зоя Викторовна.

Тут она открыла большую дверь, и все сразу засверкало, засветилось, засеребрилось. Вот это был цех! Кругом лежали, вертелись, звенели елочные игрушки. Да, да, это был цех елочных игрушек. Золотые шары и серебряные шишки, стеклянные орехи, хрупкие даже на вид серебряные цветы. Иней из стекла и снег из стекла, а также стеклянные сосульки.

А домики разрисовывали за другим столом.

Ребята разбежались по цеху номер четыре. Надо же какие на свете бывают цеха. Девушки за столами подзывали к себе Настю, Гошу, Люду — всех. И позволяли брать игрушки в руки, не дрожали, что разобьют. «Наверное, сразу поняли, что ребята пришли аккуратные», — так подумал Гоша. Он держал в пальцах невесомый грецкий орех в золоченой скорлупе.

У Алеши Китаева серебряный самовар, у Лиды — петух с горящим красным гребнем.

— Смотрите, белые морковки! — позвал Женя Палшков.

— Да! И яблоки белые! И огурцы беленькие! — шумела Вера Стеклова в другом конце цеха.

— А мы на что? — Зоя Викторовна своими короткими полными руками повела вокруг себя. — Покрасим и станут яркие, как надо. Морковки, вот посмотрите, Аня и Таня как раз красят.

Девушки сидели на высоких табуретках, а рядом на столе лежали только что выкрашенные огурцы, лимоны, яблоки. И огненные, оранжевые морковки.

— А теперь подойдите ко мне, — позвала Зоя Викторовна. — Она была толстая, уютная, и на локтях из-под засученных рукавов халата виднелись ямочки.

— Меня зовут Ира, — сообщила Косточкова.

— А меня Настя!

— А я Слава Хватов, а он Денис Крысятников!

Настя спросила невинным тоном:

— Вы наши шефы? Значит, будете дарить нам игрушки?

Мягкая, сдобная Зоя Викторовна ответила вдруг без всякого умиления:

— Нет, мы пригласили вас не для этого.

— А для чего? — Настя не хотела уступать так легко. Шефы должны заботиться, так всегда бывает.

— А вот для чего. — Бригадир Зоя Викторовна подвела их к ящику с шарами. Взяла золотой шарик с ягодками на боках. Нежный, легкий, в нем отражались лампы.

— Нам нужна ваша помощь. — Зоя Викторовна говорила деловым тоном. Гоше почему-то это понравилось. Бригадир, а не добренькая бабуля. — Эти шары почти готовы. Осталось только вдеть в каждый шар вот такую проволочную петельку. Без нее не повесишь на ветку. Понятно?

На длинном столе в больших пластмассовых коробках лежали шары, а в других коробках были тоненькие проволочные петли.

— А вставляются они вот так. — Зоя Викторовна взяла одну. — Видите усики? Их надо вправить внутрь шара, а колечко должно оставаться снаружи. Простая работа, правда? Она мгновенно вставила петлю в шарик. — У нас это всегда делают ученики — те, кто приходит на фабрику и еще ничего не умеет. Я сама тридцать лет назад начинала с петелек.

— А можно мне попробовать? — спросила Люда Федорова.

— И я хочу!

— И я смогу!

— Мы все сумеем!

— А чего тут уметь-то? — Это, конечно, сказал Вова Климов. Не может он не похвалиться.

— Попробуйте, пожалуйста. Только не разбейте игрушки и не порежьте руки.

Все сразу бросились к ящикам и схватили шары. Нехитрое дело — вдеть проволочку. Вот она, проволочка, а вот оно — специальное для нее отверстие. Гоша воткнул один усик, стал вставлять другой, и тут же первый пружинисто выскочил. А шарик стал выскальзывать из пальцев — его ведь не сожмешь, он очень хрупкий.

Гоша пыхтел, проволока колола руки. Рядом старался Вова Климов. Вова даже вспотел. Гоша не глядит на Климова — не до него. Вот-вот у Гоши все получится — и тут пружинистая проволочка выпрыгнула из пальцев и ускакала далеко под стол.

Рядом раздался голос Климова:

— Ой, моя упрыгнула! Не найду никак!

А тут и вовсе — нежный звон и громкий рев:

— Ой-ой-ой! У меня шарик разбился! Совсем на мелкие осколочки. — Это плакала Лида золотистая.

— И у меня раздавился. — Женя Палшков, маленький, расстроенный, развел руки в стороны. — Совсем нечаянно получилось.

— Эх вы, нескладехи! — Климов тыкал в них пальцем и смеялся. Он старался хохотать как можно громче, чтобы слышала Ира. А она не слушала, старалась сделать работу быстро. Пусть удивится Галина Александровна, она считает Иру ленивой. А вот и убедитесь, дорогая воспитательница, кто раньше всех задачку решит здесь, на фабрике, а не там, в классе, когда уроки готовит.

— Ты перестань смеяться. — Зоя Викторовна строго глянула на Вову. Она обняла за плечи Лиду, погладила по голове Палшкова. — Не расстраивайтесь, сначала работа у всех из рук выскакивает. Спросите у наших девушек — в первый раз ничего не получалось. И слезы лились, да еще какие горькие. И Аня ревела, и Таня. И вот эта, Алена. Помнишь, Алена?

Кудрявая Алена выглянула из-за лампы на высокой ножке. Она сидела на вертящемся табурете, разрисовывала зайца. Серые уши, красные глазки, белый хвост-помпончик. И розовый бант на одном ухе.

— Ой, что вы! — Алена охотно болтает, а заяц продолжает ловко поворачиваться в ее пальцах. — Это был конец света. Столько игрушек перепортила, ревела. Хотела уйти с фабрики. Решила твердо — уйду. А потом — ничего. — Алена покивала им, не надо, мол, расстраиваться, и все получится со временем.