Шаманы перевязали голенища сапог, чтобы грязи внутрь не набрать. Постояли пару минут на краю болота, настраиваясь на неприятную работу, подобрали шесты и осторожно двинулись вглубь топи, прощупывая дорогу и держа сферу чистого воздуха вокруг голов.

   Для двух сильных шаманов истребить гнездо болотной нежити не является трудной задачей, скорее очень неприятной. Криксы, волей мертвого всеми проклинаемого бога принимали настолько омерзительный и разнообразный облик, что перед ними пасовала самая больная и изощренная фантазия. Помесь кошки с собакой, крысы с рыбой, саблезубые хомяки, летучие мыши с козлиными головами и многое-многое другое встречалось у этого порождения проклятого бога. Но самыми опасными были последние три вида: Дети, от младенца до пяти-шести летнего малыша с невинными глазами, длинными когтями и острыми клыками, прячущимися до поры до времени за невинной улыбкой. Прекрасные девы с томным взглядом, как правило, нагие, способные пронять одним своим видом самого непробиваемого женоненавистника. Юноши, одной чарующей улыбкой сводящие с ума даже старых умудренных жизненным опытом дев. И старики, которым невольно хочется помочь подняться на ноги, перевести через крутой овражек или же поднести тяжелую вязанку хвороста. Обнаруживаешь что перед тобой нежить, только когда тебя уже надкусили, а сопротивляться поздно.

   Была у этой нечисти одна очень неприятная особенность ментально воздействовать на разум, причем настолько мягко, даже нежно, что разумный не замечал ни когтей, ни острых клыков, не задавался вопросом, откуда ребенок, старик, дева или юноша вообще взялись ночью. Разумные охотно разговаривали с нежитью, даже не подозревая, что беседуют сами с собой через подсознание и мечты, в упор не видя, чтобы собеседник хотя бы делал вид, что шевелит губами. Немногие выжившие после такого общения нередко сами, сознательно искали встречи с нежитью, так как хотели ощутить то облегчение, что остается на душе после откровенного разговора.

   Спасало только то, что нежить была неразумна и жестко привязана к своему болоту, потому далеко от него отходить не может, а с рассветом должна непременно вернуться обратно.

   Ближе к полудню, перемазавшиеся в грязи по самые уши шаманы практически добрались до самого сердца болота. Вокруг стояла обманчивая тишина, побратимы явственно ощущали на себе десятки голодных взглядов, Кайтар едва не трясся от ненависти, с огромным трудом сдерживая желание одним огненным ударом уничтожить все вокруг. Останавливал тот факт, что побратимы оставили на берегу все лишнее, включая огневиц.

   Кхат все чаще бросал обеспокоенные взгляды в сторону побратима, на лице которого застыла бледная маска лютой ярости, он почти физически ощущал дикое желание названного брата рвать и убивать. Тролль разделял вполне оправданную ненависть Кайтара к нежити, но всегда поражался какой-то неистовой и неукротимой ее силе. В такие моменты урук-хай становился совсем другим, незнакомым и пугающим.

   Выдрав шест из трясины, Кхат бросил очередной взгляд на побратима, уже мысленно прикидывая куда спасаться, если друг сорвется и вдруг ухнул по пояс в жидкую грязь от неожиданности. Маска ненависти треснула, лицо Кайтара разгладилось, стало умиротворенным, даже счастливым. Тролль уже было открыл рот, чтобы спросить, что произошло такого, отчего вдруг произошла настолько резкая смена настроения, и тут же его захлопнул, чтобы вновь открыть от удивления.

   Кайтар выхватил прямо из воздуха маленький изумруд в форме дубового листа, кощунственно яркий и чистый в этом неподобающем для него месте, после чего торопливо забросил ятаган в наспинные ножны, одним резким движением порвав кожаный шнур. Взметнулся ветер, мгновенно растрепавший грязные волосы побратима, и переплетший тонкие косицы по-другому. Теперь обе алые косицы кровного долга начинались на правом виске, по обеим сторонам от черной косы вечной кровной мести, а слева... Кайтар действовал настолько торопливо, словно опасался, что опоздает, в считанные мгновения шаман заплел косу на левом виске, в основание которой собственноручно вплел полученный изумруд. Коса в тот же миг окрасилась в серебристо-золотой цвет.

   Кхат дернулся и ушел в трясину по грудь, успев положить шест поперек себя и на него опереться. Тролль выругался про себя за потерю концентрации и нерасторопность, мог же с помощью воздушниц удержать равновесие!

   Тролль на миг оторвался от собственных переживаний, взглянул на побратима и улыбнулся - взъерошенный и грязный по самую маковку, но донельзя счастливый с глупой улыбкой от уха до уха. От Кайтара из-за шквала эмоций во все стороны расходились волны ледяной стужи, промораживающие зыбкую топь на метр вглубь. Орочий шаман бросил на болото оценивающий взгляд, что-то прикидывая про себя, Кхат заволновался. Именно с такого взгляда друг начинал свои самые впечатляющие по масштабам безумства, которые он почему-то называет экспериментами. Шаман пальцами пробежался по духовным четкам, словно пианист по клавишам своего инструмента, тролль поднатужился, задействовал сразу три воздушных Духа и вылетел из жидкого плена как пробка из бутылки с влажным хлюпающим звуком.

   Кай встряхнулся, волны холода тут же пропали:

   - Работаем третий вариант. - спокойно уведомил друга шаман, Тролль рванул со всех ног от побратима подальше.

   Не успел Кхат утвердиться на ногах, как от Кайтара жахнуло холодом так, что в считанные секунды перед ним образовался гигантский круг на три версты в диаметре из промороженной трясины вместе со всеми криксами, что там таились, потрескалась и осыпалась ледяным крошевом вся трава, мох и калечные деревца.

   Кхат присвистнул:

   - Ни хрена себе стимул!

   Кайтар отпустил вмерзший до половины своей длины шест и оскалился, шагнул на лед и рванул вперед, на ходу выхватывая из пустоты подросший вместе с хозяином узкий обоюдоострый черный клинок, сантиметров двадцати пяти длиной. Никогда еще Кайтару не удавалось настолько быстро и безболезненно позвать его из глубины души, где это странное вечно жаждущее не жизни тварей оружие дремало в ожидании зова.

   Кхат тихо помянул демонов, оскальзываясь на льду и едва поспевая вслед за побратимом на ходу вытряхивая запасенные специально для сбора трофеев мешки.

   - Работать по третьему варианту одно удовольствие, если бы не его начало. - ворчал тролль, - Шарахнет чем-нибудь, хоть стой, хоть падай, но скорее беги со всех ног на безопасное расстояние, чтобы уцелеть для начала, а потом уже собирать, что осталось.

   Орочий шаман плавно перешел на шаг, деловито крутанул клинок и взмахнул левой свободной рукой, повелевая льду расступиться. По гигантскому айсбергу пошли трещины, то тут, то там на поверхность начали медленно подниматься вмерзшие в грязный лед тела крикс. Подойдя к первой ледяной глыбе, Кайтар равнодушно мазнул глазами по обезображенной диким оскалом морде намертво зажатой льдом твари и с размаху вогнал в нее черный клинок. Все с тем же равнодушием, всегда охватывавшим Кайтара, когда он призывал свое непонятное даже для него оружие, урук-хай проследил за тем, как уже окончательно упокоенное и обезвоженное тело криксы со стуком опало на гладкий лед, двинулся к следующей глыбе.

   Насвистывая незамысловатую мелодию, подхваченную в одной из людских таверн, Кхат принялся за дело. Ему только и оставалось, что вспороть иссушенную кожу криксы, вырвать мешочек с желчью, почему-то не тронутый черным клинком побратима, длинным охотничьим ножом срезать ребра с позвоночного столба, выдрать позвоночник с черепом и выбить зубы. Вскоре к нему присоединился орочий шаман, успевший отпустить свой клинок.

   - Зубы выбьем потом, сейчас собираем все, что пригодится, и уходим. - Кайтар смахнул испарину со лба, размазав грязь по смуглой коже, - Долго лед не удержу, сил маловато осталось.

   Тролль понятливо кивнул, принявшись сбрасывать в отдельный мешок отломанные черепа вместе с зубами. Работа в четыре руки продвигалась споро.