Мы оба обожали мать семейства.

Несмотря на это соперничество, мы были друзьями и остались ими в университетские годы, давно покинув школу д-ра Боди.

Евстафий был блистателен во всех отношениях. Великолепный рыболов

и меткий стрелок, он редко сбивал птиц поодиночке.

Только однажды (припоминаю) он промахнулся по дичи. Он стрелял снова и снова, но птица по-прежнему сидела на месте.

Бедный Евстафий! роковое стремление к полюсу охватило его,

 и теперь он лежит в безмолвной могиле под арктической звездой.

Но вернемся к моей истории. В восемнадцать лет я закончил школу и поступил в Оксфорд,

а в двадцать два стал прожигателем жизни с ключом от собственной квартиры в кармане.

Глава III

ЛОНДОН В ДАВНИЕ ДНИ

Я ПОГРУЗИЛСЯ в вихрь светских развлечений и, естественно, свел знакомство со многими людьми, тем паче что все еще был холост.

Например, леди Мейфейр, нынешнюю королеву общества, я помню маленькой, едва начавшей ходить девочкой; бывало, она забиралась ко мне на колени.

Я близко знал Монти Уотерспуна, чемпиона по игре в пирамидку среди любителей.

Монти был сорвиголова старой школы. Помню, какую шумиху он вызвал, проехав на пари от Гардс-клуба до самого Харлингема в хэнсоме без вожжей.[8]

Конец его был трагичен. Его отравила жена. Она тщательно прополоскала бокал и считала, что смыла все следы яда; но Закон ей не удалось обмануть.

При вскрытии обнаружились безошибочные признаки смертоносного снадобья.

Вспоминаю графа Креветт; тот никогда не вылезал из бриджей для верховой езды — истинный кентавр.

Именно лорд Креветт выиграл Дерби[9] верхом на «Салатовых днях».

Эксцентричный сэр Уильям Гузпельт[10] также был моим другом. В числе прочих странностей водилась за ним и такая: он очень любил принимать ванну из патоки.

Уши у сэра Уильяма были огромные, и ему приходилось носить шляпу на завязках, чтобы она не слетела. Благодаря этому обстоятельству он приобрел незавидную репутацию человека, не отличающегося вежливостью в общении с женщинами.

Его жена, милая леди Гузпельт, страдала хронической инвалидностью и жила на очаровательной маленькой villegiatura в Борнмуте.[11]

Прелестная усадьба сэра Уильяма сгорела дотла, если правильно припоминаю, 23-го сентября.

Дали сигнал тревоги, но лошадей раздобыть было негде, и пожарная команда застряла.

В те времена заметен был в обществе и сэр Генри Пунт, Он и его жена (красивая женщина) были, я полагаю, самыми завзятыми игроками, каких только видел мир.

Леди Пунт, в числе немногих светских дам, получила королевское пособие на рождение тройни, и я часто видел, как ее обворожительное потомство резвится в мраморном бассейне: их парк располагался по соседству с моим.

Сэр Генри (умер он лишь в минувшем году) любил выращивать грибы для праздников урожая.

Граф Пудси,[12] невзирая на свое богатство, обладал скаредным характером. Он также был, в некотором смысле, клептоманом, и после его смерти была найдена поистине выдающаяся коллекция зонтиков, которые он в свое время похитил с клубной стойки.

Как-то раз его застали врасплох, когда он вздумал припрятать часы одного из гостей.

Тем не менее (такова людская терпимость к величию), после смерти графа в его честь был сооружен внушительный монумент.

Супруга его сына, леди Клипстоун, была одной из самых настойчивых охотниц за автографами, каких мне доводилось встречать.

Единственная дочь графа, ставшая леди Графолин Мидоус, не появлялась нигде без своей диадемы — настоящего произведения ювелирного искусства.

Другой его сын, лорд Берти, женился на фешенебельной сестре лорда Джона Зангазура.

Приблизительно в то же время я познакомился с Уильямом Брауном из Лондона, отличительная черта которого заключалась в том, что его никогда нельзя было застать. Считается, что за много лет он и дня не провел дома.

Нередко появлялся сэр Уильям Броадфут, известный контр-адмирал.[13] Он часто отправлялся на этюды, но был так рассеян, что забывал краски и мольберт.

Помню и лорда Хайлоу[14]: он построил дирижабль собственной конструкции и частенько поднимался на нем над Бруклендс[15] в компании двух своих прелестных дочерей.

Я дружил также со Стенли Херном, мотоциклетным чемпионом. Увы! После ужасного столкновения с моторизованным автобусом он больше не садится в седло.

Да, там лежал Стенли, лежал руиной себя прежнего, тогда как тяжелый экипаж, наполненный счастливыми пассажирами, ничуть не сознававшими случившегося, все катился вперед.

Я немного знал сэра Алджернона Слэка, миллионера, по некоей причуде никогда не имевшего при себе зонта.

Этот странный человек отличался еще одним чудачеством: он не выносил присутствия кошек.