Каждый день я узнавал что-либо новое. Например, я всё-таки смог узнать, где я живу. Моим домом оказалось крупное село Вэст Винд, лежащее севернее Файерфланка - крупного города, в свою очередь, являвшегося чем-то вроде областного центра. На всё-таки найденных мною старых картах Эквестрии наша деревенька не обозначалась. Уж не знаю почему. На этих старых картах-свитках и отображено-то было всего-ничего: крупные поселения, основные проторенные торгово-транспортные пути и достаточно крупные географические объекты.
Наша деревня, к слову, находилась на самом краю северной кромки Чёрного Леса, также именуемого как Чернолесье или Массив Чернолесья. Как и любая другая деревушка сурового севера, Вэст Винд жил за счёт обмена товарами с торговцами-караванщиками из крупных городов и немногочисленными охотниками-трапперами из числа грифонов-переселенцев. Вот уж кому я удивился, когда увидел, так это этим гордым и воинственным птицельвам. Впрочем, местный их контингент в основном состоял из беженцев, изгоев или переселенцев, а потому они были более адекватными, чем те грифоны, что до сих пор живут в Грифоньей Империи. Впрочем, всё это я услышал-узнал со слов отца, который, в свою очередь, вызнал об этом в беседе со слегка подвыпившим грифоном в местной таверне. Так что информация была недоказуема и могла быть как наглым враньём, так и истиной.
Вы можете спросить, какие отношения могут связывать травоядных пони и хищных грифонов? Истина была, как всегда, где-то рядом. Кушать и спать в тёплой постели хочется всем, а грифоны оказались вполне себе всеядными. Во время своих рейдов по диким незаселённым территориям они охотятся на опасных зверей, которых пускают себе на прокорм или на 'запчасти' для брони-оружия. Однако, помимо выполнения функции кочующих по стране охотников на монстров и диких зверей, грифоны играют и множество других ролей. Частенько они приносят на обмен редкие целебные растения или небольшие порции ценных минералов. Также довольно часто грифоны оседают в таких вот небольших деревнях вроде нашего Вэст Винда. А суровые пони севера, в отличие от своих южных соплеменников, и вовсе не гнушаются выкупать у грифонов шкуры убиенных зверей и прочие охотничьи трофеи. Ещё одной полезной функцией грифонов, живущих в северных районах Эквестрии, является их крылатость, что позволяет им становиться неплохими гонцами-посыльными, курьерами и мелкими бродячими торговцами. Вы можете спросить, почему этим не занимаются те же пони-пегасы? Ответ донельзя просто. Их попросту не хватает. 'Национальной', так скажем, особенностью северных регионов Эквестрии является сильный видовой перекос в сторону земных пони. Считается, что наличие хотя бы одного единорога и трёх-четырёх пегасов на небольшую деревню вроде Вэст Винда - это уже зажиточность и процветание. Некоторые деревни и вовсе населены одними лишь 'безрогими наземниками'. Таким поселениям частенько приходится учитывать в своём бюджете множество дополнительных трат, которых можно было бы легко избежать будь у такого поселения своя собственная погодная бригада крылатых лошадок или рогатый маг со своими фокусами.
Так чем же занимаются северяне, чтобы выжить? Помимо торговли и натурального бартерного обмена, северные общины пони занимаются множеством различных вещей: бортничество, смолокурение, собирательство, сельское хозяйство за счёт морозо-устойчивых культур, лесозаготовка, различные ремёсла и прочие отрасли частного натурального хозяйства и производства. Избыток произведённых или добытых товаров идёт на продажу или обмен. Мягкая политика Принцессы Селестии, отсутствие явно выраженной налоговой системы и ещё множество различных факторов позволяют 'отечественному частному производителю' развиваться и процветать. Всё это и многое другое я почерпнул из книг, а также от отца и матери, в общении с которыми я теперь проводил значительную часть своего времени. Так я и продолжал заниматься своим самосовершенствованием, познавая мир с помощью родителей, частенько захаживающим в наш дом гостей, а также из постепенно уменьшающейся стопки непрочитанных книг. Хотя скорость усвоения материала до сих пор была весьма медленной. Не хватало практики и опыта в употреблении эквестрийского языка.
В ускорении моего обучения, впрочем, неожиданно помогла мама, заметившая мой явный и ничем неприкрытый интерес к найденным книгам, а также вызванный ею серый единорог - тот самый, что присутствовал при моём рождении. Как оказалось, этот единственный на многие километры вокруг достаточно молодой жеребец был местным деревенским учителем и просто грамотным спецом в магических делах. Мне и прочим деревенским жеребятам предстояло поступить в деревенскую школу в возрасте примерно четырёх-пяти лет, а затем проучится там ещё три года, усваивая основы грамотности и математики, а также некоторых естественных, технических и гуманитарных наук. Но мне, как местному уникуму, предстояла расширенная программа. Все эти основы я должен был усвоить сейчас, а вот в школе, как планировалось, я должен был учиться по каким-то более углубленным учебным программам, которые единорог обещался составить к моменту моего поступления. Впрочем, пока дело не касалось понячьих литературных произведений и их же истории, я в каких-либо углубленных программах не нуждался. Зачем ЗАНОВО учиться сложению, когда в твоей голове отлично сохранились знания из высшей математики, не говоря уж и о тех самых простейших арифметических действиях?! Однако моему учителю-репетитору ещё только предстояло это осознать. Пока же я продолжал играть роль не по годам умного жеребёнка, не выходя за рамки невозможного.
Как оказалось, серого единорога звали Грей Глиф. Он был пришлым пони. Родился он, со слов матери, в Файерфланке, рос там же, а вот провёл юность и студенческие годы уже где-то в центральных регионах Эквестрии. Заканчивалась эта краткая биография тем, что Глиф внезапно решил вернуться на Родину и начал поднимать с колен местные 'колхозы'. Довольно странное и даже немного самоотверженное решение для того, кто большую часть жизни провёл в обители развитой цивилизации, но, тем не менее, своим рвением единорог заслужил любовь и уважение местных жителей и множества других северян, кому успел лично или косвенно помочь. Мои родители тоже были не исключением из этого списка. Глиф частенько помогал нашему семейству, из-за чего, в итоге, и вышла такая странная дружба одной отдельно взятой семьи и единорога-холостяка. Вероятно, как раз в этом и было дело. Глиф вполне мог искать себе такую тихую гавань, как наше семейство. Миленькая и добрая земнопони, занимавшаяся выращиванием овощей; взбалмошный пегас, который был готов отправиться на помощь другу хоть в самые глубинные Тартара; а теперь ещё и я - чересчур умный пегасёнок, в будущем претендующий на почётное место личного протеже. Замечу, что это были не мои слова. Глиф говорил, что подобный светлый ум в таком возрасте, как мой, это явно Благословение Принцессы. Он не мог дать мне чего-то нового в плане знаний, кроме языковой практики, да узко-специализированных знаний о традициях, этикете, правилах поведения, нормах приличий и прочих подобных мелочах понячьего общества. Это, к слову, порождало множество комичных моментов, когда я с лёгкостью выполнял любое задание школьной программы, но не мог сходу продемонстрировать некоторые инстинктивные действия, заложенные в пони где-то глубоко на генно-магическом уровне.
Одной из таких неприятностей долгое время был копытокинез. Особая разновидность магии, доступная всем пони. Эта способность позволяла удерживать в копытах предметы, начисто игнорируя законы физики. Вся суть этого навыка сводилась к тому, что предметы как будто приклеивались к копыту, позволяя пони, например, забивать молотком гвозди, удерживая инструмент одним копытом. Вообще, это откровение о копытокинезе стало ответом на многие терзавшие меня вопросы о том, как пони делают что-либо, не имея когтистых конечностей, как у грифонов, или каких-либо иных аналогов пальцев. Впрочем, осознание этой простой истины не сразу принесло полагающиеся плоды. Долгое время странная магия пони обходила меня десятой дорогой, а я отвечал ей взаимностью, даже не пытаясь вдуматься или стараться упорнее. В памяти всё ещё свежи были слова, сказанные трансцендентным светлячком: '...ВЕРОЯТНЫ ДЕФЕКТЫ! И НЕПРЕДВИДЕННЫЕ МОДИФИКАЦИИ...'. Наверное, я сходу записал копытокинез в список того, что мне было недоступно, как чужаку из другой эпохи. В конце концов, даже Глиф махнул копытом на мои неудачи, сославшись на то, что мне просто рановато было ещё заниматься этим. Возможно, он был прав, ведь на тот момент мне было чуть больше двух лет. Начинать волноваться, со слов Грей Глифа, стоило, если мои навыки не проявятся и через пару лет. Хотя и в случае самого плохого исхода единорог уверял меня, что не всё так плохо. Копытокинез был вообще штукой своенравной и различно проявляющейся у каждого отдельно взятого пони. Именно поэтому в любых городах и деревнях можно было одновременно встретить и пользователей 'липких копыт' и тех, кому повезло меньше. Таким пони приходилось изворачиваться и тренироваться виртуозно пользоваться ртом и хвостом. Впрочем, многие пони старались стать универсалами, которые могли бы одинаково эффективно выполнять различные действия и ртом, и хвостом и копытами. Не у всех это выходило, но стремились к этому все - даже единороги с их рогатым колдунством. Я также не собирался отступаться от понячьих принципов 'мастерского-владения-всеми-частями-тела', даже если и пришлось бы обломаться с 'липкими копытами'. И лишь удачное стечение обстоятельств, в народных массах именуемое 'случаем', принесло мне душевное спокойствие по поводу своей полноценности.
