— Да, это так. Хотя я очень сомневаюсь в том, что другой архитектор сделал бы эту работу лучше меня.
— Об этом все же давайте не будем спорить, прошу вас, — произнес учитель и поднялся с места. То же сделала и его жена.
— Вы еще так молоды, — сказала она, как бы выражая свое сожаление по поводу несостоявшейся сделки.
— Я уже более десяти лет возглавляю архитектурную фирму, — уточнила Доната.
Госпожа Штрутцингер повернулась к Тобиасу.
— А вы? — вырвалось у нее, и в вопросе звучало любопытство.
— Семь лет, — солгал он, не моргнув глазом.
— Пошли, Лоттхен, — сказал учитель. — Теперь твои вопросы все равно бесцельны. До свидания, и желаю вам всего наилучшего.
— Минутку, я покажу вам дорогу! — Тобиас подбежал к двери и открыл ее перед четой.
Когда он, проводив их, вернулся, Доната закурила сигарету; она глубоко затягивалась, чтобы успокоиться. Тобиас упал в кресло рядом с ней.
— Ох, как же не повезло, — простонал он.
— Это уж точно. Ничего не скажешь.
— Я что-нибудь сделал не так?
— Я ничего такого не заметила.
— Если бы я не явился, ты бы определенно заключила этот договор.
— Может, да, а может, и нет. Скорее всего дело здесь в том, что Штрутцингер один из тех людей, которым доставляет удовольствие причинять другим неприятности. Думаю, мы не последние архитекторы, к которым они обращаются с этим своим домиком. Он еще и других потерзает.
— Ты так думаешь? — с сомнением спросил он.
— Теперь уже нет смысла ломать себе голову над этим. — Она засмеялась. — Ясно, во всяком случае, одно: ты, видимо, придаешь мне ауру молодости.
— Ты действительно молода, Доната, — серьезно промолвил он. — Если бы мы были женаты, носили бы каждый по золотому кольцу на пальце правой руки, то — говорю тебе с самой полной серьезностью — мы бы этот заказ получили.
— А может и нет.
— Ты знаешь, что я прав. — Внезапно он встал перед ней на колени. — Прошу тебя, Доната, выйди за меня!
— Тобиас! А если кто-то войдет?
— Кто войдет, тот поймет, что я делаю тебе предложение. — Он положил голову ей на колени. — Прошу тебя, Доната!
Она потрепала его за волосы.
— Это совершенно невозможно.
Он взглянул на нее умоляюще.
— Не понимаю.
— Я даже не могу родить ребенка.
— Ну и что? — Он поднялся. — Не думаешь же ты всерьез, что я хочу сделать из тебя маму и домашнюю хозяйку?
— Одно дело не хотеть, другое — быть неспособной к деторождению. — Она пригасила сигарету. — Разве тебе это не ясно?
— Вопрос о детях не имеет абсолютно никакого значения. До сих пор ты жила без детей, почему же вдруг заговорила о них теперь?
— Придет день, когда тебе захочется иметь сына, — ответила она и встала.
— Придет день, когда я, может быть, одряхлею; мало ли что придет? Зачем говорить об этом? Фактом является то, что ты не хочешь выходить за меня, потому что недостаточно сильно любишь.
— Но это же чепуха.
— Я даже могу понять, что ты не хочешь быть со мною круглые сутки, что тебе нужна определенная свобода, и ты должна признать, что я всегда уважал это твое желание. Но все это можно устроить и будучи в браке. Я же не помышляю сделать тебя своей собственностью, Доната. Мне только противно, что меня принимают за оплачиваемого тобой жиголо.
— Тогда тебе придется со мною расстаться.
Он смотрел на нее, не мигая.
— Ты это всерьез?
Она чуть не сказала «да», но потом подумала, как больно было бы его потерять.
— Мне будет плохо без тебя, — признала она.
— О, Доната! — Он схватил ее в объятия и поцеловал. Она ответила только коротким поцелуем, потом оттолкнула его.
— Пожалуйста, не здесь и не сейчас!
— Вот и еще один довод в пользу моего предложения. Если бы мы были женаты, то могли бы целоваться, где хотим и когда хотим.
Она невольно рассмеялась:
— Ну нет, это все же не так.
Его лицо просветлело.
— Знаешь, что я сделаю? Отпущу бороду. С бородой я определенно буду выглядеть серьезнее и еще больше тебе подойду.
— Ох, сумасшедшая ты голова! — с любовью произнесла она и хотела выйти из комнаты.
Но последнее слово осталось за ним:
— Вот увидишь!
Квартира, которую Доната подыскала Тобиасу, принадлежала одному агенту по продаже автомобилей, которого фирма недавно перевела в главную контору, находившуюся в Дюссельдорфе. Поскольку он не собирался оставаться там навсегда, то решил сдать свою квартиру с мебелью, пока что на год. Находилась она невдалеке от офиса Донаты, была идеальна для холостяка, просто и практично обставлена и даже снабжена стиральной машиной и микроволновой печью.
Но уговорить Тобиаса подписать договор о найме было непросто. Он не мог понять, почему нужно выехать из дома Донаты, утверждал, что ему не нужен отдельный вход и что он вполне может обойтись без посещения друзей.
В конце концов на помощь Донате пришел брат Тобиаса. Христиан и Крошка Сильви не показывались с тех пор, как узнали о связи их тетки с молодым человеком. Зато в воскресенье, во второй половине дня, приехал Себастиан.
— Ну ладно, — сказал он Тобиасу, — ты, значит, чувствуешь себя здесь привольно, и тебе кажется даже вполне нормальным жить у шефши в качестве бесплатного гостя…
Тобиас не дал ему договорить.
— Это же очень легко исправить: я буду вносить плату за квартиру. И как только сам раньше не догадался?!
— Но у меня ведь не пансион, — возразила Доната.
Она сидела вместе с братьями в комнате для завтраков за чаем с пирогом. Заснеженные кусты и деревья за окном, открывавшим панораму сада, выглядели причудливыми и такими близкими, что, казалось, излучают стужу, хотя дом хорошо отапливался. Тобиас разжег открытый камин и во время разговора вертел в руках каминные щипцы.
— Ведь дом госпожи Бек, — продолжал Себастиан, — никогда не сможет служить тебе домашним адресом.
— А почему бы и нет? В наше время ведь нет ничего необычного в том, что люди, и не заключая брачного контракта, живут вместе.
— Но не в вашем случае, и ты отлично знаешь почему.
— Только потому, что мы не ровесники?
— Прежде всего потому, что она — твой шеф.
— Представь себе, Тобиас, я устраиваю прием, и когда первые гости появляются в холле, ты уже спускаешься с гордым видом вниз по лестнице.
— Это вовсе не обязательно. Я могу спуститься и заранее или, скажем, подъехать на машине. Вот так и сделаем.
— Мне не нравится скрывать наши отношения под паутиной лжи.
— Не вижу, почему ты должна стыдиться из-за меня.
— Это вовсе не так, Тобиас, я тобой горжусь.
— Докажи это всем!
— Речь идет прежде всего не обо мне, а о тебе. Я хочу, чтобы ты вел нормальную жизнь, как полагается молодому человеку твоего возраста.
— Это делает вам честь, госпожа Бек, — заметил Себастиан. — Ты должен, наконец, внести ясность в свою жизнь, Тобиас. От слухов о том, что ты пошел на содержание к немолодой женщине… — Он, как бы прося прощения, поклонился Донате. — От этого ты не так-то скоро отмоешься.
— Я не состою на содержании! — Тобиас так стукнул каминными щипцами по горящему полену, что посыпались искры. — В этом нет ни слова правды.
— Но пока ты живешь здесь, мальчик мой, это выглядит именно так. Видимость иногда так же важна, как и факты, не говоря уже о том, что ты здесь пользуешься такими удобствами, которые иначе были бы тебе недоступны. Если не возражаешь, я перечислю: экономка убирает твою комнату и, кажется, даже заботится о твоем белье; ты пользуешься плавательным бассейном и гимнастическим залом. Всего этого ты не мог бы оплатить, если бы госпожа Бек принимала от тебя деньги.
Тобиас сник.
— Об этом я даже не подумал, — признался он.
— Это на тебя похоже, — сухо заметил старший брат. — Теперь слушай внимательно! Никто не завидует твоей беззаботной жизни; и я не думаю, что госпожа Бек когда-нибудь упрекнет тебя в том, что ты пользовался предоставленными ею благами… — Он на секунду остановился. — Или, уж если упрекнет, то не раньше, чем дело дойдет до скандала.