И все окружающие ничего не могли возразить на эти слова царя.

Затем царь приказал советникам:

– Пусть один из вас вырвет мой глаз!

– Пусть наши тела в порошок сотрут, – отвечали те, – но мы и одного волоска не решимся вырвать у царя. Нечего и говорить о том, чтобы поднять руку на царское око.

– Найдите мне черноликого, косоглазого человека, – повелел тогда царь.

Когда нашли человека с такой физиономией, царь дал ему в руку нож и приказал:

– Вынь мой глаз!

Царский глаз был вынут и положен в царскую руку. Держа глаз в руке, царь произнес такое моление: «В силу дарения моего глаза да стану я совершенным буддой! Если я стану совершенным буддой, да прозреет немедленно слепой брахман, получив мой глаз!»

И как только прозвучало это моление, око царя было вставлено в глазницу брахмана. Сразу же брахман стал видеть и обратился к царю с такими словами:

– Этого зрения[97] достаточно, и не надо мне второго глаза.

– Я обещал подарить тебе оба глаза, и если оставлю один, то нарушу данное слово.

И был вынут второй глаз. Царь взял в руку и, произнеся прежнее моление, вставил его брахману, и тот стал видеть обоими глазами. Содрогнулись тут земля и небеса, затряслись и зашатались дворцы небожителей, пришли в изумление боги, увидав пожертвование глаза бодхисаттвой. Они собрались на верхнем небе и совершили жертвоприношение неземными цветами и благовониями, произнося слова восхваления: «Превосходно! Превосходно!»

Прибыл туда и Индра, обратившийся к бодхисаттве с такими словами:

– Что же ты желал получить в результате этого столь трудного деяния?

И бодхисаттва ответил на это:

– Не было у меня желания стать ни царем мар, ни Брахмой, ни одним из четырех великих царей, ни стать Чакравар- тином и наслаждаться благами трех миров. Цель моя – в результате этой благой заслуги обрести просветление и сподобить благу нирваны все живые существа.

Индра сказал:

– Вырвав глаза и так страдая от этого, не сожалеешь ли ты? Не обуял ли тебя гнев?

– Не сожалею, и нет у меня помысла о гневе, – отвечал царь.

– Трудно поверить в то, что ты не испытываешь сожаления, – промолвил Индра, – когда я вижу, как из обеих твоих глазниц струится кровь, заливая лицо.

– И все же я не сожалею о том, что отдал глаза, поскольку за это обрету наивысшее духовное пробуждение, – ответил царь. – И если правдива моя речь, то пусть, как и прежде, будут у меня два зрячих глаза.

И не успел царь промолвить эти слова, как у него опять стало два глаза, которые видели лучше прежних.

Несказанно возрадовались тут все люди и боги, а царь сказал брахману:

– Я отдал тебе глаза, и поэтому ты стал зрячим. Когда же я стану буддой, то подарю тебе дхармический глаз. Возьми эти драгоценности и ступай.

Брахман, обретя глаза и получив драгоценности, вернулся обратно в свою страну. Тот государь встретил его и сразу спросил:

– Получил ли ты глаза?

– И глаза получил, и зрение обрел, – ответил брахман.

– Ну а царь умер или нет? – снова спросил Паладаварне.

– Туда снизошли боги, и в силу моления у царя снова стало два глаза, видящих лучше прежних, – ответил брахман.

Услышав эти слова, Паладаварне потерял сознание, сердце его разорвалось, и он умер.

– Ананда! Царь Микце того времени – это я ныне. Паладаварне- это Дэвадатта. Тот слепой брахман – это нынешний слепой брахман, обретший архатство. Ранее он получил телесные глаза, ныне же получил глаз мудрости. Я же, во имя Учения во всех рождениях творя подвиги, стал совершенным Буддой. И вы также прилежайте на пути своих существований!

Когда Победоносный закончил свои слова, то некоторые из многочисленных окружающих вступили в поток, стали пребывать на уровне одного возвращения, невозвращения, обрели архатство. Другие породили помысел о наивысшем духовном пробуждении.

И все радовались словам Победоносного.

Так было однажды услышано мной. Победоносный пребывал в Шравасти. в саду Джетавана, который предоставил ему Анатхапиндада. В то время у царя Прасенаджита был первый советник, человек могущественный и много знающий. Его жена забеременела и родила ребенка, обладающего знаками благодати и несравненно прекрасной наружностью. Когда пригласили знатока примет и показали ему мальчика, тот обрадованно сказал:

– Этот ребенок, отмеченный знаками благих заслуг, обладает выдающимися способностями и проницательным умом.

– Какое ими следует дать мальчику? – спросил, услышав такие слова, отец ребенка.

– Что удивительного произошло в то время, когда мальчик был в утробе матери? – спросил, в свою очередь, знаток примет.

– Мать ребенка и прежде была кроткой и благородной характером, – ответил советник. – Со времени же зачатия ребенка ее нрав стал еще более кроток и благороден. Она с удовольствием говорила о достоинствах и хороших сторонах других людей и не любила говорить об их пороках и недостатках, с любовью и милосердием относилась ко всем окружающим и обездоленным.

– Это заслуга мальчика, – сказал знаток примет, – да будет он называться Атапа, или «Не знающий горя».

Мальчик рос попечениями родителей, а когда вырос, то силой сравнялся с самыми могучими бойцами. Он один мог противостоять тысяче человек, в прыжке хватал птицу, летящую в небе, а скоростью бега спорил с лошадью. За это родители еще больше полюбили сына.

В то время в той стране жил один брахман, знаток священных текстов, который славился своей ученостью. И учились у того брахмана постоянно пятьсот учеников. Родители Атапы привели к нему сына и отдали брахману в учение.

Юноша Атапа так прилежал в занятиях, что в один день изучал больше, чем другие могли изучить за год. И в течение недолгого времени он постиг все науки.

Наставник-брахман возлагал на юношу особые надежды. Он приблизил Атапу к себе и постоянно находился вместе с ним. Другие ученики также относились к юноше с большим уважением.

Жена брахмана, заметив прекрасную наружность юноши и его способности к учению, превосходящие способности других учеников, влюбилась в Атапу и постоянно помышляла о нем. Однако юноша днем и ночью находился вместе с другими учениками, поэтому ей не представлялось случая поговорить с ним. А поскольку ее желания оставались неосуществленными, страсть прочно укоренилась в сердце женщины.

Как-то раз один милостынедатель пригласил брахмана с учениками погостить у него три месяца. Тогда у брахмана с женой состоялся такой разговор.

– Милостынедатель пригласил меня с учениками погостить три месяца, – сказал брахман, – не оставить ли мне одного из учеников заниматься по хозяйству?

– Сам знаешь, что дел по хозяйству много и заниматься ими должен человек способный. Поэтому следует оставить юношу Атапу, человека надежного, – отвечала обрадованная жена.

Тогда брахман приказал Атапе:

– Ты оставайся и присматривай за хозяйством, а я пойду в гости к милостынедателю.

Так по распоряжению наставника Атапа остался дома.

Когда брахман с учениками ушел, то чрезвычайно обрадованная жена, отменно нарядившись, стала всяческими способами обольщать юношу. Но Атапа не поддался на ее ухищрения. Тогда взыграла ее похоть, и она сказала напрямик:

– Хотя я давно влюблена в тебя, но раньше не было удобного случая. Сейчас наставник удалился, оставив тебя, поэтому мы одни, и время настало. Удовлетвори мое желание!

– Я – брахман, – ответил на это Атапа, – и в силу дхармы[98] брахмана мне не должно спать с женой наставника. Если сотворю такое, то не буду брахманом. Поэтому я уж лучше умру, но не сделаю этого.

От несбывшегося желания жену наставника охватил стыд и досада, перешедшие в гнев, и она решила поссорить [наставника] и Атапу.

Перед возвращением брахмана его жена порвала на себе одежду, исцарапала ногтями лицо, запачкалась пылью и, как бы обесчещенная, пала на землю, не произнося ни слова.