"Стыд свой покажу вам - для того и живу, чтобы стыдом баловать увальней! - негритянка обратилась ко мне, плутовски закатила глазки, изображала кота с банкой валерьянки. - Водку после представления выпью - на радость живущим, пусть завидуют, наслаждаются моим доверием, а за наготу мою - полюбят сильнее своих жен - тонконогих балерин, да разве это балерины - пучки травы, а не танцовщицы. - Женщина взбиралась по деревянной лесенке с железными полочками для отдыха, сосала леденцы, они торчали из стен, указывали сладостью путь в ад. - Овощную лавку открою на высоте, под сводом пещеры, где мыши летучие пируют!

Кто доберется до лавки - получит фунт лиха по сходной цене и брюквой в нос - для смеха; для того и живём, чтобы смеяться, другой цели жизни я не знаю, закрыли от меня все цели и мечты, свинцовой плитой беспамятства придавили.

Эй, ухарь!

Поддержи Олимпийскую гордость Африки, хлопай в ладоши, изображай из себя тюленя в публичном доме полярников.

Если не проявишь достаточного восторга - забуду о вежливости, грехом упаду на тебя из-под купола природного цирка.

Мишку коалу не позовешь, не успеешь без языка!"

Сказала и ступила на канат - волшебница, довольная судьбой!

Я рот раскрыл от удивления - мамонт в рот проскочит, с ужасом зачарованного странника - которому под ногти вбили гвозди - наслаждался танцем трехсоткилограммовой негритянки на канате - упадёт - до ада дыру пробьёт.

В пещеру заглянула девушка - белая, смертельно уставшая, и, разумеется, без одежды, потому что в Африке одетый человек вызывает подозрение, якобы прячет под тканью язвы, рубцы и хвост лукавого.

Я приложил палец к губам, чтобы девушка не спугнула Олимпийскую чемпионку на канате; чемпионки очень пугливые в доисторической доверчивости, зайцы они.

Мучная девушка с презрением оглядела меня с ног до головы, задержала на минуту взгляд на моей татуировке на пенисе - в мореходном училище баловался, на пенис изображение крейсера "Аризона" с мельчайшими подробностями наколол.

Показала в отместку свою татуировку на левой ягодице - страницу из книги Пастернака, мутные, нудные строки - от них любой с каната свалится замертво, даже не вспомнит, что люди раньше птицами летали над волнами Мирового океана.

Белая девушка - печальная песня - ушла, оставила после себя винный запах овечьей шерсти.

Канатоходка уже прошла половину пути, остановилась, подняла ногу выше головы - чудо, особенно, если живот мхом болотным свисает над коленями.

"Не куплю ли я африканку для своей дачи? - я загорелся, не роль пугала придумал Олимпийской негритянке, а - почётную должность моей экономки. Представляю, как она груши обтрясает и выдергивает репу, вкусную, медовую - на устах трещит, а в рот не попадает. - Расспрошу Президента при случае: политкорректно ли держать в доме рабыню на правах Президентши?

Из лука в меня не выстрелит девушка, а ночью придушит случайно, примет за садового слизняка!"

Я мучился от тяжких дум, чесал затылок, предвкушал чаепитие с негритянкой - пусть только спустится, я ей о Сибирских вековых кедрах в лицах расскажу.

Вдруг, словно чёрный рояль в адском дыму, на канат взошёл негр - карикатурно худой, спичечный, но со страшным жизненным опытом в движениях и хохоте - глумливая дохлая корова на кладбище мёртвых животных так не смеется, как этот злодей.

Что он злодей - я догадался, потому что - если одна девушка и два мужчины, то один из мужчин - хам, лишний, огрызок, чёрт нелицеприятный.

Мужчина (можно ли называть мужчиной несколько палочек?) добежал до канатоходки, МОЕЙ канатоходки, поцеловал её - мерзавец, ему уготован самый ржавый котёл в аду.

Женщина отшатнулась, закричала жалобно, будто заглянула в печку и вместо чёрта в печке увидела усатое натруженное лицо барона Мюнхаузена:

"Мабука, распотрошить тебя на плантации фейхуа!

Иди на х...й, тощий!

Не муж ты мне больше, не муж, а - козёл сатанинский!

Не мешай мне строить новые сексуальные отношения с прицелом на Кремль.

В Москву хочу, на Красную площадь, к Владимиру Ильичу Ленину в гроб лягу вместо подушки!

Ты - со своей привычкой к каждодневному самообузданию - надоел мне, соки жизненные высосал, лишь триста килограммов оставил попугаям на смех".

Но - умная голова у него - бывший муж - уголёк, шахтёр по виду, не слушал канатоходку, Олимпийскую чемпионку, камень она для него.

С настойчивостью облезлой сойки добивался мокрой любви - гримасничал на канате, подпрыгивал - будто не на линии смерти, а на сцене Большого Академического театра Миланских кастратов.

Запрыгнул на плечи своей бывшей, она его дубасит, он её кусает - обезьяньи игры.

Вой стоит - сталактиты разлетаются, а сталагмиты - сталагмитам хуже пришлось, ожили они.

Я не дожидался окончания душевного единоборства - свалятся с каната, ад им постелью.

Выбежал, на горячем камне поклялся, что продолжу карьеру шофера, не пойду в канатоходцы, хоть жилы из меня вытягивайте и канаты для циркачей из них свивайте - пустобрёхи вы, немцы! - шофёр со злобой посмотрел на Алёну, словно она - виновница африканских землетрясений, но по благородству души не прибавил скорость автобусы - белокурый патриот, любимец Меркурия.

- Задыхаюсь, но знаю, что не погибну сейчас - глупо - для красивой девушки, принцессы - умереть с зажатой автобусной дверью рукой.

Принцесса шикарная на асфальте среди дешевых машин - нелепо, поэтому - невозможно!

- Радуйся, доехали, а меня досада берет, что ты не негритянка Олимпийская чемпионка с бедрами - синима продакшен, добродушие в бедрах! - Водитель остановил автобус на стоянке - вдалеке деревьями колыхались трубы. - Надеялся, что ты - воплощение - инкарнация или реинкарнация - не пойму вас, зомби, отклик негритянки, а ты - нагло бледная, легкомысленная, не трудами живешь, а - языком и красотой - на свою красоту больше поймаешь медалей, чем негритянка за пляски под куполом пещеры.

Да ну её, гадкую, не меня любит, а кузнечика черного - пусть любятся, вакса им в приданное, а уголь - кровать свадебная! - шофёр открыл дверь, освободил Алёну, с интересом наблюдал, как девушка - с остервенением обмороженной собаки - массирует руку. - Голубые глаза негритянки - символ победы, уверился бы в деградации Олимпийцев, если бы негритянка покрасила роговицу глаз в синий цвет неба.

Но - надоела или радует - сельская жизнь в джунглях - не узнАю, потому что мой удел - возить из точки А в точку Б.

Я - Харон, перевозчик мёртвых душ, девушка!

Сегодня ошибся, вы - душа живая, поэтому целуйте свою Москву, а я Ангела ищу, души ему передаю за деньиг, за золото.

Золото, иди ко мне, я твоя кормилица - в фаэтоне небесном, замаскированном под автобус - приехала! - шофёр расставил руки, будто хвастался пойманной акулой, с оловянными глазами-плошками пошёл в сторону разваливающегося барака, а из барака навстречу неслись странные звуки, загробные - скрежет, хохот, вопли ужаса и вой тоски необыкновенной, будто Исааку Абрамовичу сказали, что он русский, его в родильном доме подменили. - Чёрт! Чёрт из лужи на меня смотрит, в женихи приглашает, или в невесты - не разберу по мимике - рыло у чёрта невыразительное, свиное, без изысков и шарма! - Шофёр выпучил глаза, кидал взгляды в лужу и на Алёну, словно выбирал - кто вкуснее - чёрт или девушка!

Алёна побежала в сторону куцего леса с великанами деревьями - редкими в Москве, солёными на вид, потому что с белыми стволами.

Запуталась в веревках, обрывках колючей проволоки - история концлагерей.

- Змеи! Лукавые! Забирайте мой ум сметливый, не нужны красавице знания энциклопедические, все наши знания - материнство.

Оставьте тело моё - награда за высокий душевный полёт, сравнимый с полётом Юрия Гагарина! - Алёна билась, но запутывалась сильнее, словно невидимый вертухай в тулупе тешился с ней. - Силы Небесные - напустите на мои беды ветрА!

От чудовищной зависимости автобуса избавилась, и попала в кабалу к колючей проволоке - тысяча рублей за метр.