Ладури. Почему вы сегодня выбрали именно эту маску?
Номер Первый. Предостережение... Нет, скорее — приговор.
Ладури. Кому?
Номер Первый. Режиму.
Шварц. Можем начинать? И как я должна вас называть?
Номер Первый. Да. Можем начинать... И давай перейдем на «ты», так будет проще.
Мария Шварц садится на ящик, жестом приглашает сесть на другой. Номер Первый берет один из ящиков, садится напротив Марии.
Номер Седьмой. Команданте, я пойду проверю охрану.
Номер Первый. Хорошо.
Шварц (Номеру Седьмому). Останься.
Номер Седьмой. Но...
Шварц. Не хочешь посмотреть, как я работаю?
Номер Первый. Можешь остаться. Кое-что для тебя будет полезно.
Номер Седьмой. Я должен идти.
Шварц. Жаль.
Номер Первый (Марии). Начнем?
Номер Седьмой исчезает за стеллажами. Мария Шварц включает репортерский магнитофон, гасит ногой сигарету.
Шварц. Номер Первый, ваше Движение называет президента Роблеса детоубийцей. Не так ли?
Номер Первый. Совершенно верно. Это один из многочисленных эпитетов диктатора.
Шварц. Но наиболее впечатляющий.
Номер Первый. Потому что убийство детей — одна из омерзительнейших форм геноцида.
Шварц. Детей нужно оберегать как самую большую ценность.
Номер Первый. Несомненно.
Шварц. В таком случае почему вы используете детей в боевых отрядах?
Номер Первый. Потому что хотим их уберечь.
Шварц. Это какой-то чудовищный парадокс.
Номер Первый. Он порожден самой жизнью.
Шварц. Посылать в бой — значит уберечь?
Номер Первый. Мы ведь говорим о подростках...
Шварц. У нас есть снимки девятилетнего мальчика с противотанковым ружьем и записи бесед с ним.
Номер Первый. Исключения из правил, конечно, бывают, но в основном у нас подростки.
Шварц. Дети.
Номер Первый. Да, это дети. Почти все — сироты. И сиротами их сделали Национальная Гвардия, полиция или боевики правительства. Да, мы могли бы бросить этих детей на произвол судьбы, и тогда мы назывались бы гуманистами. Мы не заставляли бы детей воевать. Но эти дети умерли бы с голоду.
Шварц. Вы можете организовать для них лагеря.
Номер Первый. Лагерям мы не можем организовать достаточно надежную охрану... Наша сила в мобильности, а лагеря — это стационары. Они стали бы слишком легкой добычей для Национальной Гвардии, и мы знаем, что Гвардия не щадит детей наших борцов. После резни, которую Гвардия устроит в таком лагере, достаточно подбросить несколько автоматов, пригласить фоторепортеров — и опять же получится, что наше движение использует в боевых операциях детей. Эта дилемма обсуждалась на заседании руководства в прошлом году... После длительной дискуссии было решено: маленьких детей мы разместим на территории, которую сможем надежно контролировать, и там они будут окружены заботой, максимальной в наших условиях. А подростки, которые рвутся в бой, будут приняты в отряды... Не забывай, в этих мальчишках огромные запасы агрессии. Если оставить их без присмотра и контроля, эта агрессия может принять весьма опасные формы... У нас появятся банды несовершеннолетних, а это сотни потерянных для будущего людей... В отрядах ненависть мальчишек к убийцам их родителей мы направляем в нужное русло, и она приближает нашу победу. К тому же с ними ведется воспитательная работа... Подростки к участию в боевых операциях допускаются лишь в крайних случаях, а в основном они просто помогают нам кое в чем, и они не голодают...
Шварц. Но гибнут сотнями, потому что воевать не обучены.
Номер Первый. Мы обучаем их... В этом возрасте не верят в собственную смерть. Хоть они и видят ее рядом. Кроме того, каждый старается показать себя перед другими, отличиться... Маленькие macho[1].
Шварц. Ненавижу это слово.
Номер Первый. Можешь ненавидеть, но мужское начало в них играет. И гонит этих щенков туда, где опасней.
Шварц. Что будет с теми, которые выживут?
Номер Первый. После победы?
Шварц (зло). Да, едрена мать, после победы!
Номер Первый. Ты тоже хочешь быть macho. Ругаешься, как мужик.
Шварц. Что будет с теми, кто выживет?
Номер Первый. Я не могу тебе сейчас ответить точно. Ясно одно: нужно будет заняться ими особо... Не знаю, откроем ли мы для них специальные школы или разместим их среди обычных детей, не знаю, этим займутся специалисты, педагоги и социологи... Может быть, следует создать для них интернаты... Самые старшие, вероятно, останутся в армии.
Шварц. У тебя есть дети?
Номер Первый. Нет.
Шварц. И не было?
Номер Первый. Нет.
Шварц. Ты был женат?
Номер Первый. Да.
Шварц. Последний вопрос не слишком личный? Я хочу задать тебе еще несколько в этом плане, прежде чем мы перейдем к более общим проблемам.
Номер Первый. Спрашивай.
Шварц. Что сейчас с твоей женой?
Номер Первый. Насколько мне известно, ты не пишешь для дамских журналов.
Шварц. Не хочешь отвечать?
Номер Первый. Она оставила меня... Уехала за границу.
Шварц. Почему?
Номер Первый. Почему оставила или почему уехала?
Шварц. И то и другое.
Номер Первый. Я не оправдал ее надежд. Она вообразила, что я обеспечу ей спокойное существование... А я не сумел.
Шварц. А почему уехала?
Номер Первый. Наша страна мало пригодна для людей, которые дорожат своей безопасностью.
Шварц. Святые слова... Тебе о ней что-нибудь известно?
Номер Первый. К сожалению, ничего.
Шварц. Она живет в Париже.
Номер Первый. Откуда у тебя такие сведения?
Шварц. Я разговаривала с ней.
Короткая пауза.
Номер Первый. Значит, ты знаешь мое имя.
Шварц. Это что-то меняет?
Номер Первый (улыбается). Нет.
Шварц. Номер Первый, я основательно готовлюсь к интервью. Я не только читаю все, что необходимо по теме, но и расспрашиваю людей, которые знают того, с кем мне предстоит беседовать, и которые могут рассказать мне что-нибудь существенное. Если ты не возражаешь, я вкратце напомню теперь читателям историю вашего Движения. Все началось с волнений в провинции... Тупой, архаичный, кровавый режим Роблеса создал прекрасную питательную среду для всяческих брожений... Собственно говоря, партизанское движение в вашей стране было чем-то эндемическим, то есть свойственным данной местности. Но сейчас мы говорим о последних восьми годах. Во главе Движения стал Гутьерес. Он сделался популярной личностью, о нем писала зарубежная пресса. А потом вдруг замолчала. Партизаны исчезли, но зато появилось городское подполье. Его возглавил загадочный Номер Первый. Подполье провело несколько эффектных операций, но потом полиция и Национальная Гвардия перехватили инициативу. С террористами, как их называла пропаганда Роблеса, казалось, было покончено. Но это было не так. Террористы снова объявились в провинции, чтобы через некоторое время дать о себе знать и в городах... Руководство Движения представляет все общественные слои, в нем насчитывается около двадцати человек... Движение Освобождения в настоящее время охватывает всю страну... Хотя в руководстве преобладают левые элементы, зарубежные наблюдатели считают, что политическая платформа Движения пока неясна. Кое-кто не исключает, что после свержения Роблеса произойдет поляризация внутри Движения и победившая группа не удержится от репрессий по отношению к недавним союзникам. Пока что Движение Освобождения пользуется поддержкой многих государств. Тех, которые к режиму Роблеса относятся враждебно, и тех, которые считают, что режим скомпрометировал себя... Вернемся, однако, к фигуре Гутьереса. Он неожиданно выплыл в Париже, где ныне возглавляет группу беженцев из вашей страны, которые называют себя Партией Свободы... Пресса не интересуется ими, хотя они и стараются привлечь к себе ее внимание... Я беседовала с Гутьересом в течение многих часов... Он дал мне адрес твоей жены... Бывший партизанский вожак Гутьерес, парень не из робких, говорит о тебе со страхом, хотя, по-моему, и не отдает себе в этом отчета. Но я чую страх, как запах духов. Что ты на это скажешь?
