— Легин, — сказал он хрипло. — Это как?

Белое облако пирофага доползло по песку до горящего глайдера; послышалось шипение, и треск огня стих и там.

Йон обернулся. Между обломками скал стояли Реми, Клю, Ёсио — все с одинаковым выражением ужаса и непонимания на лицах.

— Идите сюда, — слабо крикнул Йон и закашлялся. Медленно, сильно хромая, подошел к тому, что еще минуту назад было Сардаром.

Попадание разряда скрэчера в туловище или в голову не просто смертельно. Оно полностью разрушает все органические ткани, превращая тело в груду пепла вместе с одеждой, если она из органики. Металлические предметы, например оружие, мгновенно нагреваются докрасна.

Однако то, что было Сардаром, вовсе не потеряло формы и структуры. И хотя оно чадило, оно не издавало кошмарного запаха испепеленного трупа. Больше того, на спине Сардара сохранилась одежда и даже не потеряла белый цвет. И автомат был цел. На ремне сзади лежала кобура.

Йон, охнув от боли в ноге, опустился на колени возле трупа Сардара и обернулся.

Мартены и Ёсио, подойдя поближе, в ужасе смотрели на труп. Устало улыбаясь, на Йона смотрел блондин в сером.

Йон повернулся к трупу, перекрестился и, сжав зубы, потянул тело за странно твердое плечо. В нос ему ударила острая угарная вонь, Йон помнил — такой, только очень слабый и почти приятный запах, оставался на корабле там, где прошел Сардар, и так, только очень слабо, от Сардара пахло в глайдере.

Труп повернулся на бок, и тут Йон, издав сдавленный вопль, отшатнулся так, что сел на песок.

От движения обугленные органические ткани осыпались, как пыль, и на Йона уставилась копирующая человеческий череп иссиня-черная металлическая маска.

Не вставая, Йон рывком отполз от страшного оборотня, рывком, забыв о боли, вскочил и крикнул:

— Таук! Это ты? Кто это? Сардар? Почему он железный?

Легин Таук — потому что блондин в сером был Легин Таук — похлопал его по плечу.

— Здравствуй, Йон. Это во-первых. А во-вторых, он не железный, а кераметовый. Это такой легкий сплав. Это робот, мой реплик. Это я за вами гонялся, ребята. Я не знал, как вас от него избавить. Он ведь не знал, что он не Легин Таук. Он бы вас погубил, в его программе заложено самоуничтожение.

Тут Клю не выдержала. Сделав два шага обратно к расселине, она сначала села на песок, потом тихо и грустно, как ночная птица, вскрикнула и уткнулась в песок ничком.

— Выбора-то нет, собственно, — сердито сказал Реми. — Океан нам не переплыть, так что Юго-Восток отменяется. На север, обратно? Тысяча километров каменистого плоскогорья, потом горы и тысяча километров лесов. На востоке побережье уходит к северу, и начинается скальный массив, три тысячи километров скал, дедушка Доминик жил там…

— А к западу? — Легин вопросительно ткнул пальцем в схематический план, который Реми чертил на песке.

— Это и есть единственный возможный путь. Вдоль побережья, по пляжам, можно, насколько я помню, пройти до самого устья Гро-Пьера. Это колоссальная река, стекающая с гор на севере. Ее течение так сильно, что уносит огромные деревья до самого побережья Новой Аравии, почти за шестьсот километров. Течение постоянное, бурь там не бывает — это самая спокойная часть океана. От этого берега до станции «Юго-запад» всего неделя, ну — десять дней пути. Рахмет Джабер с женой там ходят чуть ли не каждый год, у них на побережье есть лагерь — они его называют «вилла». Если на плоту войти в это течение, лучше всего — не с побережья, а с реки…

— Итого? Сколько всего может уйти времени?

Реми задумался.

— Никто еще здесь пешком не ходил. Я сам эти места видел только один раз, с глайдера. Я не знаю, насколько может быть сложным путь. Отсюда до побережья Гро-Пьера не меньше семисот километров. Это тридцать пять-сорок дней пути, и то если повезет. Постройка плота… припасы… еще неделя. Плавание — дней пять, там течение — до пяти километров в час. И еще десять дней пути по Аравии. По минимуму — два месяца.

— Нормально, — пожал плечами Лорд. — Как от Космопорта до Центра Галактики.

Легин поднялся, за ним встали остальные.

— Значит, ясно. — Таук устало потянулся. — Друзья, я предлагаю пройти еще километра два, устроить отдых и тронуться с рассветом. Иначе мы просто не выдержим. Я, например, не сплю третьи сутки.

В субтропиках ночь кончается моментально. Раз — и из-за далеких гор выскочило светило, небо стало ослепительно голубым, и день начался. Далеко в море ветры, усиливаясь, гонят к берегу все выше вздымающиеся волны, прилив, подвигаясь, заливает песчаные отмели, дневные птицы с криком несутся над береговыми обрывами; нет здесь ничего, кроме извечного движения волн и ветра, и слабое шевеление жизни на широкой груди планеты кажется легкой рябью на мощном лице океана, если смотреть на него из космоса.

Да, космос. Лорд повернулся на спину, глянул вверх и зажмурился: небо на Акаи ярче земного или телемского. Где-то там — Галактика, сто с лишним миллиардов человек, рассеянных в необозримых пространствах. Одни живут, не поднимая головы к своему небу, другие то и дело пускаются бороздить черные пустоты Галактики, а некоторые даже родились в космосе и терпеть не могут жить на планетах.

Лорд пересек весь обитаемый мир за сто семьдесят дней. Человек со средствами может себе это позволить. Это стоит семнадцать тысяч долларов, если считать земными деньгами. Никаких скидок тут не полагалось, к сожалению. За восемь тысяч можно проделать такой же путь в двести сорок — двести пятьдесят земных дней на перекладных, пользуясь рейсовыми кораблями третьего класса. Современный боевой корабль, типа Сардаровой дзета-яхты «Гром», может проделать этот путь за сто десять дней. На нынешний момент это предел, быстрее передвигаться по Галактике человек не в состоянии. Разрабатываются, правда, корабли нового типа, джамперы, о которых рассказывают какие-то сказки — будто бы они смогут пересекать Галактику за неделю — но это все еще сказки, Лорд присутствовал на одном испытании такой машины, прыжке от Луны до Сатурна, и в серию их обещали пустить не раньше чем через год.

Шесть дней я на Акаи, думал Лорд. За эти дни я познакомился с хорошими людьми и узнал о смерти многих из них, был избит так, как уже много лет не случалось (он тронул все еще зудящую от действия ревиталана скулу), передвигался по этой незнакомой планете верхом, пешком и по воздуху, пережил предательство друга и внезапно узнал о его невиновности, всем своим легкомысленным сердцем полюбил четырнадцатилетнюю девочку, был в бою, повредил левую ногу, видел смерть друга и его внезапное появление из небытия.

— Не многовато ли, — сипло сказал Йон вслух и закашлялся. На мгновение захотелось курить, хотя он не курил уже восемь лет. Йон приподнялся.

Среди огромных, в несколько человеческих ростов обломков скалы, давным-давно свалившихся с береговых утесов, на сухом песке лежали в разнообразных позах те, с кем судьба свела Йона на другом конце неизмеримого обитаемого мира.

Рядом с Йоном, свернувшись клубком в песке, спала Клю. Лицо ее казалось во сне очень изможденным и грустным, в волосах был песок. Йон вдруг снова ощутил, как вчера днем, перед лицом неизбежных пыток и смерти, целовал ее трепещущее тело в темной каюте. Он наклонился и прижался лицом к ее лицу. Не открывая глаз, девочка быстро поцеловала его, детским движением потерлась губами и носом о его нос и сонно пробормотала:

— Йон, милый, еще минуточку. Очень устала. Comprnai-tu? Trop fatigue…

Значит, это не сон, думал Йон, залившись счастливой улыбкой и ощущая боль и зуд в заживающей скуле. Она меня любит. В тяжелом сне, похожем на обморок, после смерти родителей и крушения всей ее прежней жизни, после гонки и боя она целует меня и называет мое имя. О Боже! Забыв про боль в ноге, Йон поднялся на колени и несколько раз перекрестился, чувствуя в груди что-то невыносимо сладкое — такое, как бывает в детстве, когда первый раз ощущаешь близость Бога…