Губернатор поднял глаза. Гейб стоял вполоборота, опустив голову, словно выражая почтение своему шефу и не беспокоя его в этот ужасный момент. Девятимиллиметровый глок был закреплен у него на бедре. Осталось только одно неоконченное дело.

Губернатор вырвал пистолет Гейба из кобуры, и здоровяк вздрогнул от неожиданности.

Прицелившись в голову Брюса, Губернатор сделал всего один точный выстрел, и в черепе покойника образовалась внушительных размеров дыра. Из-за оглушительного хлопка все подпрыгнули на месте – все, кроме Губернатора.

Он повернулся к Гейбу.

– Они только что были здесь, – произнес Губернатор густым, пропитанным жаждой мести и разрушения голосом. – Ищите их следы. Ищите тюрьму, – он устремил яростный взгляд единственного уцелевшего глаза на Гейба и вдруг проорал: – ИЩИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ!

Не сказав больше ни слова, он направился обратно к бронированному грузовику.

Гэбриэл Харрис долго стоял среди мертвых тел, валявшихся на пустынной, залитой лунным светом парковке подобно сломанным манекенам, и не мог решить, что делать. У него на глазах Губернатор развернулся, сел за руль бронированного грузовика и уехал в ночь. Гейб недоуменно смотрел ему вслед, не в силах произнести ни слова. И как, черт возьми, ему найти эту проклятую тюрьму, передвигаясь пешком, не имея с собой ничего необходимого и располагая ограниченным количеством патронов и всего двумя напарниками? Если уж на то пошло, как, черт возьми, им вообще вернуться домой? Что, автостопом? Но стоило Гейбу взглянуть на останки своего друга, своего товарища по оружию Брюса Купера, как полное смятение в мгновение ока сменилось чистой решимостью.

Вид лежащего в лунном свете здоровяка – истерзанного и залитого кровью, как только что разделанная туша, – потряс Гейба до глубины души. Его захлестнуло волной противоречивых чувств – печали, ярости и страха. Он отогнал эти чувства и велел товарищам следовать за ним.

Они решили проверить, что осталось в заброшенном, провонявшем гнилью «Уолмарте». В темных закоулках магазина, под поваленными полками и на полу за прилавками они обнаружили несколько сносных рюкзаков, фонарик, бинокль, коробку крекеров, банку арахисового масла, блокнот, ручки, батарейки и две упаковки патронов сорок пятого калибра.

Запихав все это в рюкзаки, они выдвинулись в восточном направлении, заметив петляющие по пыльной подъездной дорожке следы шин, которые вскоре резко повернули на юг. Они всю ночь шли по следам, оставленным на проселочных дорогах, пока отпечатки не затерялись на асфальтовом покрытии шоссе.

Гейб не хотел сдаваться. Он решил, что нужно разделиться, и послал Гаса на восток, а Руди на запад, договорившись с ними встретиться снова на пересечении восьмидесятого и двести шестьдесят седьмого шоссе.

Мужчины разошлись в разные стороны. Тусклый свет фонариков рассеивался в предрассветном тумане. Гейб орудовал одиннадцатидюймовым складным ножом, чтобы продираться сквозь густую листву, двигаясь прямо на юг. Небо начинало светлеть. Приближался восход.

Через час он наткнулся на нескольких заблудших ходячих, которые брели среди деревьев на его запах, и уложил большую их часть. В один момент невысокий мертвец – то ли ребенок, то ли карлик, истлевшее лицо которого почернело до неузнаваемости, – выпрыгнул на него из кустов. Гейб убил его единственным ударом ножа в череп и быстрее пошел по заросшим сорняками полям. На толстой шее здоровяка выступил пот, капли поползли вниз по спине.

К полудню Гейб добрался до перекрестка двух растрескавшихся асфальтовых дорог. Ярдах в двадцати пяти севернее, как совы на жердочке, на тянувшейся вдоль кромки поля изгороди сидели Руди и Гас, уже ожидавшие его. Судя по угрюмому выражению их простоватых лиц, они тоже вернулись ни с чем.

– Давайте угадаю, – сказал Гейб, подходя к ним с юга. – Вы ни черта не нашли.

Гас пожал плечами.

– У меня по пути было несколько крошечных деревень, все заброшенные… И никакой тюрьмы.

– И у меня тоже, – буркнул Руди. – Одни искореженные тачки да пустые дома. Встретил пару ходячих, смог уложить их без лишнего шума.

Гейб вздохнул, вытащил носовой платок и вытер пот с шеи.

– Проклятье, придется продолжать.

– Почему бы нам не пойти по… – начал Руди.

Вдруг с западной стороны послышался выстрел, и Руди осекся. Похоже, стреляли из мелкокалиберного пистолета. Эхо пару раз повторило резкий хлопок, и Гейб резко повернулся на звук, донесшийся откуда-то из леса.

Его товарищи тоже подняли головы, а затем посмотрели на Гейба, который вглядывался в раскинувшееся за изгородью холмистое поле. Несколько мгновений все молчали.

Затем Гейб снова повернулся к напарникам и сказал:

– Так, идите за мной… Пригнитесь. По-моему, мы только что напали на золотую жилу.

Лилли почти весь день провела в квартире, глотая аспирин и бродя по комнатам. Одетая в спортивные штаны и майку футбольной команды Технологического института Джорджии, она проводила учет на собственном складе огнестрельного оружия и боеприпасов. Яркие лучи солнца проникали в комнату даже сквозь жалюзи. Голова раскалывалась, но Лилли не обращала внимания на боль и работала на адреналиновых потоках чистой ярости, которые курсировали по ее телу, как электрический ток.

После бессонной ночи и нескольких резких фраз, брошенных Остину, она чувствовала себя очень возбужденной и горела желанием отомстить чертовым негодяям, которые проникли в Вудбери и из-за которых она потеряла ребенка. Почти два года прожив среди этой чумы, Лилли вывела единую теорию разумного поведения выживших. Либо помогайте друг другу – если есть возможность, – либо оставьте друг друга в покое. Но эти захватчики наплевали на все приличные способы взаимодействия и все испортили, поэтому в душе Лилли бушевал гнев. К счастью, живот стал чуть менее чувствительным – а все мечты рассеялись, как дым, – и теперь внутри шагавшей из угла в угол девушки все бурлило от жаркой ненависти к этим людям.

Все ящики, и коробки, и старая мебель были отодвинуты в сторону и выстроены вдоль стен, чтобы освободить место для целого арсенала стрелкового оружия, ножей и запасных патронов, разложенных на полу. Лилли даже не представляла, сколько всего набрала за прошедшие месяцы – может, из-за паранойи, а может, из-за мрачных предчувствий, – но теперь все это было разложено перед ней ровными рядами. Два пистолета «Ругер MK II» двадцать второго калибра лежали поверх остального оружия, скрещенные, как на гербе. Рядом с ними были дополнительные магазины на десять патронов и несколько патронташей, в каждом из которых было по пятьдесят патронов с высокой начальной скоростью и выемкой в головной части. Под ними виднелись упаковки с патронами для винчестера на сорок гран, мачете, несколько разномастных глушителей, глок Остина, помповая винтовка «Ремингтон», винтовка М1 «Гаранд» с телескопическим прицелом, три длинных ножа разной степени остроты, кирка с длинной рукоятью и целый ассортимент кобур, ножен и футляров, аккуратно выложенных в ряд.

Из кухни донесся голос Остина:

– Суп готов!

Он объявил это, вложив в голос все воодушевление, на которое был способен, и все же ему не удалось скрыть печаль, которая тяжким весом лежала у него на плечах.

– Может, пообедаем вместе в задней комнате?

– Нет аппетита, – ответила Лилли.

– Лилли, да ладно тебе… Не поступай так со мной, – сказал Остин, входя в комнату с полотенцем в руках. На нем была потрепанная футболка с изображением группы REM, распущенные длинные кудри падали на спину. Он был встревожен. – Тебе нужно поесть.

– Зачем?

– Лилли, ради бога.

– Слушай… Я ценю твою заботу, – она даже не взглянула на Остина, продолжая изучать свой арсенал. – Ты поешь, а я пока не буду.

Остин задумчиво облизал губы и попытался подобрать слова.

– Ты ведь понимаешь, что мы, может быть, никогда больше не увидим этих людей?