Флотилия из шести кораблей благополучно высадила свою часть армии на мысе Гнева; волантинцы уверяли, что еще четыре судна подойдут после, однако Грифф полагал, что они затонули или причалили в другом месте. Они располагали, следовательно, шестью сотнями лучников, но на первых порах им вполне хватило двухсот.

— Они попытаются послать воронов, — сказал Грифф Черному Балаку. — Следите за мейстерской вышкой — вот она. — Он ткнул в карту, которую начертил на земле. — Сбивайте каждую птицу, вылетающую из замка.

— Собьем, — заверил летниец.

Треть стрелков Балака пользуется арбалетами, еще треть — восточными составными луками из дерева, рога и сухожилий. Лучшими считаются большие тисовые луки западного образца и вовсе непревзойденными — длинные из златосерда, принадлежащие самому Балаку и пятидесяти его землякам: лучше златосерда только драконова кость. Все люди Балака, независимо от рода оружия, — ветераны, закалившие свое мастерство в сотне битв, набегов и стычек. В Гриффин-Русте они еще раз показали, на что способны.

Замок, стоящий на высоком темно-красном утесе, с трех сторон окружают бурные воды залива Губительные Валы. Единственный вход в него защищен надвратной башней, за воротами простирается так называемая грифонова глотка — длинный голый хребет. На нем неприятель открыт для копий, камней и стрел из двух круглых башен у главных ворот; у самых ворот на головы врагам льют кипящее масло. Грифф ожидал потерять сотню с небольшим, но потерял всего четверых.

Лес у первых ворот сильно разросся за последние годы. Франклин Флауэрс со своими людьми использовал кусты как прикрытие и вышел в двадцати ярдах от входа с тараном, изготовленным в лагере. Когда тот грохнул в ворота, на стене появились двое, но лучники сняли их, не дав протереть глаза. Ворота, закрытые, но не запертые, рухнули со второго удара. Сир Флауэрс успел пройти половину «глотки», когда в замке наконец затрубил рог.

Первый ворон вылетел, когда осадные крючья уже зацепили стену, второй — чуть позже. Обоих сняли на первой же сотне ярдов. Часовой скинул вниз ведро с маслом, не успев его подогреть — ведро причинило больше вреда, чем его содержимое. На стене, сразу в полудюжине мест, зазвенели мечи. Бойцы вольного отряда перелезали через зубцы и бежали по парапету с криком: «Грифон! Грифон!» Древний боевой клич дома Коннингтонов привел защитников в еще большее замешательство.

Все закончилось очень быстро. Бездомный Гарри Стрикленд и Грифф на белом коне въехали в «глотку» бок о бок. С мейстерской вышки взлетел третий ворон, которого тут же подстрелил Черный Балак самолично.

— Больше писем не будет, — сказал командир лучников и был прав: следующим с башни вылетел мейстер. Он так махал руками, что сам мог сойти за птицу.

Оставшиеся защитники побросали оружие, и Джон Коннингтон вновь вступил во владение родовым замком.

— Сир Франклин, — скомандовал он, — сгоняйте во двор всех, кого найдете в замке и в кухне. Ты, Моло, проделай то же самое с мейстерской вышкой и оружейной, вы, сир Брендел, займитесь конюшней, казармой и септой. Не убивайте никого, кто сам того не захочет: завоевание штормовых земель с резни начинать негоже. Загляните под алтарь Матери, там есть потайная лестница. Еще один ход прорыт под северо-западной башней и ведет прямо в море. Уйти не должен никто.

— Не уйдут, милорд, — пообещал Франклин Флауэрс.

Когда все отправились выполнять приказ, Коннингтон поманил к себе Полумейстера.

— Ступай на вышку, Хелдон, надо отправить письма.

— Будем надеяться, они оставили нам пару воронов.

Даже Бездомный Гарри был поражен столь быстрой победой.

— Вот уж не думал, что все пройдет так легко, — сказал он, увидев в чертоге позолоченное Сиденье Грифонов, которое Коннингтоны занимали пятьдесят поколений.

— Дальше будет труднее: здешних мы захватили врасплох, но с другими это вряд ли удастся, даже если Черный Балак ни единого ворона не оставит в живых.

Стрикленд разглядывал выцветшие гобелены на стенах, закругленные окна с красными и белыми стеклянными ромбами, стойки с копьями, мечами и молотами.

— Пусть приходят. Здесь можно сдерживать войско в двадцать раз больше нашего, лишь бы припасов хватило — тем более что в замке, как вы говорите, есть ход к морю.

— Да. Это пещера под утесом, открывающаяся лишь во время отлива. — Коннингтону ничуть не хотелось выдерживать осаду в своем родном замке. Гриффин-Руст невелик, хотя и хорошо укреплен; то ли дело соседний, большой и почти неприступный. Если взять его, пошатнется все королевство. — Прошу прощения, капитан. В септе похоронен мой лорд-отец, хотелось бы помолиться после стольких лет над его гробницей.

— Конечно, милорд.

Коннингтон направился, однако, не в септу, а на крышу восточной башни, самой высокой. Поднимаясь, он вспоминал прошлые восхождения: не меньше ста с лордом-отцом, любившим оглядывать сверху свои леса, утесы и море, и одно — только одно — с Рейегаром Таргариеном. Принц Рейегар, возвращаясь со свитой из Дорна, остановился в замке на две недели. Он был молод тогда, Коннингтон — и того моложе. Приветственный пир Рейегар почтил игрой на своей среброструнной арфе, и все женщины прослезились от его грустной любовной песни. Мужчины, конечно, не плакали, тем более лорд-отец, любивший разве что свои земли. Лорд Армонд весь вечер старался переманить принца на свою сторону в споре с Морригеном.

Дверь на крышу заклинило — никто не открывал ее много лет. Лорд Джон приналег на нее плечом и был вознагражден все тем же великолепным видом: утес с изваянными ветром шпилями, бурное море внизу, бескрайнее небо, пестрый осенний лес. «Владения вашего отца очень красивы», — сказал Рейегар, стоя на этом самом месте, и юный Коннингтон ответил: «Когда-нибудь все это будет моим». Нашел перед кем хвастаться — перед принцем, которому предстояло унаследовать все королевство от Бора и до Стены.

Гриффин-Руст перешел-таки к Джону, но ненадолго: он, чего не случалось ни с одним его предком, лишился своих земель. Слишком высоко он тогда вознесся, слишком сильно любил, слишком многого возжелал — и упал, пытаясь достать звезду с неба.

После Колокольной битвы, когда неблагодарный Эйерис Таргариен, снедаемый безумными подозрениями, лишил его титула и отправил в изгнание, лордом стал кузен Джона сир Рональд — Джон, отправляясь в Королевскую Гавань на службу к принцу, оставил его кастеляном. Роберт Баратеон, став королем, доконал грифонов. Замок и голову кузену оставили, но назывался он уже не лордом, а Рыцарем Гриффин-Руста. От земель Коннингтонов осталась едва ли десятая часть: все остальное разделили между соседними лордами, поддержавшими Роберта.

Рональд давно уже умер, а сын его Роннет, теперешний Рыцарь Грифонов, ушел воевать куда-то в речные земли. Это к лучшему: людям свойственно биться за свое добро до последнего, даже если оно ворованное. Не хотелось бы отпраздновать свое возвращение смертью близкого родича. Рональд, конечно, не преминул воспользоваться падением лорда-кузена, но Рыжий Роннет тогда был ребенком. Джон даже покойного сира Рональда ненавидел не так чтобы люто и всю вину возлагал на себя.

Поражение в Каменной Септе он потерпел из-за собственного высокомерия.

Где-то в городе, раненый, один-одинешенек, скрывался Роберт Баратеон. Джон Коннингтон знал об этом и понимал, что голова Роберта на копье мигом положит конец восстанию. Он очень гордился собой, и недаром: король Эйерис сделал его десницей, дал ему войско. Молодой Джон должен был доказать, что достоин королевского доверия и любви Рейегара. Он намеревался убить мятежного лорда собственноручно и завоевать себе место в истории Семи Королевств.

Ворвавшись в Каменную Септу, он закрыл город и начал поиски. Его рыцари выломали каждую дверь, обшарили все подвалы, даже по сточным канавам ползали, однако Роберта не нашли. Горожане переводили его из одного тайника в другой, всегда опережая на шаг людей короля. Гнездо изменников, а не город. Под конец узурпатор укрылся в борделе — что это за король, который прячется за бабьими юбками? Во время розысков к городу подошли Эддард Старк и Хостер Талли с мятежным войском. Зазвонили колокола, началась битва, Роберт выскочил из борделя с мечом в руке и чуть не убил Джона на ступенях септы, давшей название городу.