Джон, нахмурившись, повернулся в седле. «И Джорамун затрубил в Рог Зимы и поднял из земли великанов». Тот рог с обручами старого золота, исписанный древними рунами… Кому из них верить — Тормунду или Мансу? И если рог Манса был подставной, где тогда настоящий?

После полудня солнце скрылось, и небо заволоклось пеленой.

— Снег будет, — предрек Тормунд.

Другие одичалые, тоже чувствуя это, заторопились. Один мужчина пырнул ножом другого, пытавшегося пролезть без очереди. Торегг отнял нож и послал обоих обратно в лагерь.

— Расскажи мне про Иных, Тормунд, — попросил Джон, глядя, как четыре старухи тащат к воротам тележку с детьми. — Хочу знать как можно больше о наших врагах.

— Не здесь, — ответил тот, тревожно оглядываясь на заснеженный лес. — На той стороне. Они всегда где-то близко. Днем, когда солнышко светит, они не показываются, но это не значит, что их нет рядом. Как тени: мы не всегда их видим, но они при нас неотступно.

— В пути они вас не беспокоили?

— Скопом не нападали, если ты об этом, но и не отставали. Разведчиков мы потеряли немерено, и если кто отстанет или отойдет в сторону, тоже прощай. Каждую ночь мы зажигали костры вкруговую: не любят они огня. Но в снег или дождь сухие дрова найти трудно, и холод такой… Костры, бывало сами по себе гасли. Наутро после такой ночи всегда находишь в лагере мертвецов, если они не найдут тебя первые. Вот и Торвинд, мой мальчик… — Тормунд замолчал и отвел глаза.

— Да… я знаю.

— Ничего ты не знаешь. Ты одного мертвеца убил, а Манс сотню. С мертвыми драться можно, но с их хозяевами, когда поднимается белый туман… как ты будешь драться с туманом, ворона? Тени, имеющие зубы… мороз такой, что дышать больно, как ножом колет грудь… Ничего ты не знаешь. Способен ли твой меч убить холод?

«Там видно будет», — подумал Джон. Сэм много разного вычитал в старых книгах. Длинный Коготь выкован в древней Валирии, закален в драконьем огне и напитан чарами. Драконова сталь прочнее, легче и острее обычной… Но мало ли что в книгах пишут, проверить это можно только в бою.

— Ты прав, — сказал Джон. — Ничего этого я не знаю — и не дайте боги узнать.

— На богов надеяться нечего. Видишь, тучи собираются, холодает, и Стена твоя перестала плакать. Скачи в лагерь, Торегг, поторопи их. Поднимай всех: больных, притворщиков, слабых, трусливых — поджигай их треклятые шалаши, если надо. Ворота надо закрыть, пока не стемнело. Всякий, кто останется за Стеной, пусть помолится, чтобы Иные зацапали его раньше, чем я. Ясно тебе?

— Ясно. — Торегг ударил каблуками коня и поскакал к лесу.

Тучи заволакивали небо, холод усиливался. У ворот толкались, спеша пройти, люди, волы и козы. «Это не просто нетерпение, — понял Джон, — это страх». Воины, копьеносицы, разбойники — все они боятся этого леса и обитающих там теней. Торопятся отгородиться от него Стеной до прихода ночи.

Одинокие снежинки закружились в воздухе, словно приглашая Джона на танец. Да, придется ему поплясать.

Одичалые шли к воротам — старики, дети и немощные еле тащились. Белое поле, сверкавшее утром на солнце, теперь стало черным. Деревянные колеса, копыта коней, коз и прочей скотины, полозья саней, сапоги и босые ступни Рогоногих превратили снег в грязное месиво, еще больше замедляющее движение.

— Больно узкие у вас ворота, — повторил Тормунд.

К вечеру, когда пошел снег, река одичалых обмелела до ручейка, и над лесом поднялись столбы дыма.

— Торегг сжигает мертвых, — пояснил Тормунд. — Тех, кто лег спать вчера и не проснулся сегодня. Таких всегда находят, на снегу либо в шалашах. Торегг знает что делать.

Дым уже едва сочился, когда Торегг показался из леса с дюжиной конных воинов, вооруженных копьями и мечами.

— Мой арьергард, — расплылся в щербатой улыбке Тормунд. — У вас, ворон, есть разведчики — чем мы хуже? Я оставил их в лагере на случай внезапной атаки.

— Лучшие твои люди?

— Это как посмотреть. Каждый из них убил по вороне.

Среди всадников шел один пеший, а рядом с ним трусил зверь — чудовищный вепрь, вдвое больше Призрака, в жесткой черной шерсти и с клыками в человеческую руку длиной. Такого кабана Джон видел впервые, а его предполагаемый хозяин сильно походил на него: плоский нос, тяжелый подбородок в густой щетине, близко сидящие глазки.

— Боррок, — плюнул Тормунд.

— Оборотень. — Джон не спрашивал, а утверждал: он понял это с первого взгляда.

Призрак, учуяв зверя, повернул голову, оскалился, вышел вперед.

— Нельзя! — крикнул Джон. — Ко мне!

— Волк и кабан… Ты лучше запри его на ночь, — посоветовал Тормунд, — а Борроку я велю запереть своего. Они последние. Насилу-то дождались. Снег, чую, зарядил на всю ночь — пора глянуть, что там у вас на той стороне большой льдины.

— Ступай, — сказал Джон, — я войду последним. Встретимся на пиру.

— Хар-р! Вот это приятная новость. — Тормунд направил коня к Тореггу и его людям, которые слезали с коней у ворот. Стюарды под надзором Боуэна Мурша закатили свои тачки в туннель — за Стеной остались только Джон со своими телохранителями и оборотень со своим чудищем, задержавшийся в десяти ярдах от них.

Запорошенный снегом вепрь копнул землю и опустил голову. Джону показалось, что он сейчас бросится; двое охранников взяли копья наперевес.

— Брат, — сказал Боррок.

— Поторопись, ворота вот-вот закроются.

— Запирайся хорошенько, ворона: они идут. — Одарив Джона жутчайшей улыбкой, Боррок зашагал вместе с вепрем к воротам.

— Ну вот и конец, — сказал Рори.

«Скорее начало», — подумал Джон.

Боуэн Мурш ждал его на той стороне с исписанной цифирью дощечкой.

— В ворота прошли три тысячи сто девятнадцать одичалых, — доложил он. — Шестьдесят заложников отправлены в Восточный Дозор и Сумеречную Башню; предварительно их покормили. Женщин Эдд Толлетт увез в Бочонок, остальные при нас.

— Ненадолго, — заверил Джон. — Через пару дней Тормунд уйдет со своими в Дубовый Щит, других тоже пристроим.

— Так точно, милорд. — Мурш, судя по его тону, охотно пристроил бы их по своему усмотрению.

Замок, в который вернулся Джон, сильно изменился по сравнению с утренним. Черный Замок на его памяти всегда был тихим, сумрачным местом, где сновали как призраки люди в черном, десятая часть прежнего гарнизона. Теперь в тех окнах, где никогда не было света, зажглись огни, дворы наполнились голосами, всюду пестрели шубы.

У старой Кремневой Казармы несколько взрослых мужчин… перекидывались снежками. Подумать только! Так играли когда-то Робб с Джоном, а после них Арья и Бран.

В бывшей оружейной Донала Нойе и в комнатах Джона было, однако, все так же темно и тихо. Не успел Джон снять плащ, в дверь заглянул Даннел и доложил, что пришел Клидас с посланием.

— Пусть войдет. — От уголька на жаровне Джон зажег вощеный фитиль, от него три свечи.

— Виноват, лорд-командующий, — сказал, моргая розовыми глазами, Клидас. — Вы, должно быть, устали, но я подумал, что вы захотите увидеть это незамедлительно.

— Правильно подумал.

«В Суровом Доме, с шестью кораблями, — говорилось в письме. — „Черный дрозд“ пропал вместе с командой, два лиссенийских корабля выбросило на берег Скейна, „Коготь“ дал течь. Здесь дела плохи, одичалые поедают умерших. В лесу упыри. Браавосские капитаны согласны взять только женщин и детей, ведуньи нас называют работорговцами. Попытка захватить „Ворону-буревестницу“ отражена, шесть человек команды и много одичалых погибли. Осталось восемь воронов. В воде упыри. Шлите помощь сушей, на море шторм. Писано на „Когте“ мейстером Хармуном». Внизу расчеркнулся Коттер Пайк.

— Дурные вести, милорд? — спросил Клидас.

— Весьма. — «В лесу и в воде упыри, из одиннадцати кораблей уцелело шесть». Джон хмуро свернул пергамент. Ночь собирается, и он начинает свою войну.

— На колени перед его великолепием Гиздаром зо Лораком, четырнадцатым этого благородного имени, королем Миэрина, потомком Гиса, октархом Древней Империи, владетелем Скахазадхана, супругом Дракона и наследником Гарпии! — прокатился между колонн зычный голос герольда.