Когда Богомолов вошел в приемную, секретарь, молодая симпатичная, но очень строгая девица, бегло взглянув на него, сказала:
— Вас просили немного подождать… Не хотите ли чаю, кофе? — вежливо спросила она.
— Нет, спасибо. — Богомолов прибыл точно к сроку и потому был немного недоволен задержкой, но виду не показал, достал из «дипломата» «Московский комсомолец» и углубился в чтение.
Наконец раздался звонок: секретарша сняла трубку и, молча выслушав какое-то распоряжение, вежливо кивнула в сторону высокой двери мореного дуба:
— Вас ждут, Константин Иванович… Богомолов не спеша сунул газету в «дипломат», подошел к массивным дверям, взялся за бронзовую ручку и потянул ее на себя…
За годы службы на Лубянке генералу довелось бывать во многих начальственных кабинетах. Но такого огромного видеть еще не приходилось: от двери до рабочего стола было не менее пятнадцати метров ковровой дорожки.
— Здравствуйте, Константин Иванович, — приязненно улыбаясь, приветствовал гостя Прокурор, поднимаясь из-за стола навстречу генералу. — Давно мы с вами не виделись.
— Года полтора, — отвечая на крепкое рукопожатие, ответил Богомолов.
— Присаживайтесь, прошу вас. Генерал опустился в кресло.
— Спасибо.
— Чай? Кофе? — излучая доброжелательность, дежурно предложил хозяин, пододвигая пепельницу, сигареты и зажигалку. — Закуривайте, не стесняйтесь…
Скосив глаза, Богомолов заметил на столе пачку «Мальборо», которое обычно курил, и вспомнил, что сам Прокурор предпочитает другие сигареты, «Парламент». Что и говорить: если руководителю «КР» известны о генерале и такие мелочи, ему наверняка известно и многое другое. Ясно, что разговор предстоит серьезный.
Так оно и вышло.
Прокурор взял инициативу в свои руки. Сперва коротко обрисовал тяжелую ситуацию с оргпреступностью. Затем обратил внимание собеседника на неэффективность обычных методов борьбы с ней. Затем как бы вскользь заметил: в стране, мол, наверное, остались еще честные люди, которым такая ситуация не по душе.
— Имеете в виду «Черный трибунал»? — понимая, что играть в прятки бессмысленно, спросил Богомолов. — Вот им-то я и занимаюсь. Может быть, задачи «трибунала» и благородны… Но методы, согласитесь, полностью противозаконны.
— Скажу больше — преступны, — сверкая золотой оправой очков, продолжил Прокурор, непонятно почему воодушевляясь. — С бандитами нельзя разговаривать на их же языке. В конце концов, Россия — демократическое государство, и лишь суд вправе установить вину и меру наказания каждого. Дело в том, дорогой Константин Иванович, что отныне «Черный трибунал» и все, с ним связанное, переходит в компетенцию «КР». Нам известно немало. Но прежде чем поставить окончательную точку, мне хотелось бы получить у вас некоторые консультации.
Глубоко затянувшись сигаретным дымом, Богомолов слушал собеседника, пытаясь понять, насколько тот искренен, но сделать это было решительно невозможно.
Прокурор говорил вдохновенно, эмоционально, и Константину Ивановичу оставалось лишь согласно кивать.
— …да, эти негодяи все правильно рассчитали. Если идея защиты законов противозаконными методами витала в воздухе, почему бы ее не использовать?
Почему бы не создать структуру, которая под видом глобальной чистки общества от мафии не занялась бы ликвидацией тех, кто мешает другим бандитам?
— Имеете в виду Максима Александровича Нечаева? — спросил Богомолов в лоб.
— Имею в виду Александра Фридриховича Миллера и его наемника, Анатолия Ильича Серебрянского, — возразил Прокурор.
— Но ведь… — От волнения Богомолов не находил слов. — У нас есть все основания считать, что Лютый… Кстати, он сейчас в «Лефортове»…
Прокурор взял трубку телефона.
— Где?
— В Лефортовском следственном изоляторе, — суконным голосом сообщил Богомолов.
Вдруг чисто интуитивно он ощутил странное чувство: оно, вероятно, посещает школьника, который, ответив на вопрос учительницы точно по учебнику, в конце концов понимает, что ответ не правильный.
— Алло, будьте любезны, справьтесь в картотеке «Лефортова», есть ли там такой Нечаев М. А., — бросил в трубку Прокурор и, положив ее на рычаг, внимательно взглянул на собеседника. — Сейчас проверим… Абонент не заставил себя долго ждать — спустя несколько минут аппарат зазвонил, и Прокурор, поднеся трубку к уху, выслушал ответ.
— Скорее всего, вы ошиблись, — ласково, но без тени улыбки произнес он.
— В «Лефортове» такого человека нет.
— Но как же… Вы что, за дурака меня считаете? — с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться, воскликнул Богомолов. — Ведь не далее третьего дня…
— Константин Иванович, — Прокурор приложил руку к груди, демонстрируя этим жестом открытость и чистосердечие, — я отнюдь не считаю вас дураком.
Напротив, в моих глазах вы всегда были профессионалом самого высочайшего класса, принципиальным, честным и порядочным офицером. Но ведь ошибаться может каждый!
— Но есть десятки свидетелей! — настаивал Богомолов. — Когда третьего декабря на Кутузовском проспекте ваш Лютый…
— Он такой же мой, как и ваш, — резко перебил собеседник. — Да, я действительно знал бывшего лубянского офицера с таким оперативным псевдонимом.
Это наш человек. Но могу сказать вам со всей уверенностью, — говоривший немного повысил голос, подчеркивая тем самым, что это суть сегодняшней встречи, — какой я обладаю, что к «Черному трибуналу» Нечаев не имеет ни малейшего отношения…
…Разговор и впрямь вышел серьезным. Впрочем, о Лютом больше не было сказано ни единого слова. По версии Прокурора, никакого лжетрибунала никогда не существовало, а был только один, настоящий. Вдохновителем и организатором этой зловещей структуры стал бывший подполковник Советской Армии, известный в Москве «новый русский мафиози» Миллер, а единственным исполнителем — отставной офицер медицинской службы Анатолий Ильич Серебрянский, человек с явными задатками маньяка. На его совести многочисленные убийства столичных бандитов: Караваева на Ленинградском проспекте, Гашим-заде в Сандуновских банях, Галкина и Балабанова в гостинице «Космос», Лебедевского в Ялте, Габунии в «Саппоро» и многих, многих других.
— Но ведь на суде Серебрянский наверняка откажется брать на себя чужие убийства! — не сдавался Константин Иванович.
— Почему чужие?! Кстати, напоминаю: «Черным трибуналом» вообще и Серебрянским в частности будем заниматься мы! А потому из «Лефортова» его придется изъять. У нас, не в обиду ФСБ будь сказано, следственная работа поставлена не хуже.
Богомолов лишь руками развел: мол, как знаете, дело ваше. Я рядом с вами человек маленький…
— А дальше-то что? — осторожно поинтересовался генерал, понимая, что после всего услышанного на искренность рассчитывать трудно.
— Общество встревожено, — подытожил Прокурор. — Эти мерзавцы из «Черного трибунала» нагнали на всех страху. Думаю, по окончании следствия господина Серебрянского следует продемонстрировать общественности, засветить по телевидению. Дать пресс-конференцию в наручниках и под охраной. Надеюсь, вы понимаете, для чего?
Да, Константин Иванович понимал, для чего. Понимал и другое, не менее очевидное: Прокурор и был тем самым загадочным человеком, который, по его давешним подсчетам, и стоял за кулисами происшедших событий.
— Ну, всего хорошего. — Доброжелательность вновь назначенного руководителя совсекретной контролирующей службы простиралась столь далеко, что он не только проводил гостя до приемной, но и спустился с ним вниз, к машине.
— До свидания. — Богомолов поджал фиолетовые нитки губ.
— Да, и вот еще что… — На мгновение задержав ладонь собеседника в своей руке. Прокурор произнес задумчиво:
— Знаете, Константин Иванович, мы ведь с вами, по сути, делаем одно и то же дело. Только взгляды на это дело у нас принципиально разные.
— Да уж догадываюсь…
— А знаете, что в нашем деле главное?
— Что?
— Оставаться в русле реки, не прибиваясь ни к левому, ни к правому берегу. Все время быть на плаву — это главное. Прибиться означает остановиться в движении, стать мертвым грузом на берегу. Конечно, в реках случаются и водовороты, и мели, и подводные камни…