Мотор заведен, и сейчас мы отчалим.

Стартуем. Надежда бежит впопыхах

Вдогон за машиной с гримасой печальной.

Кричит нам она: «Я сварю вам обед,

Отец на ходу ей кричит из окошка:

«Надежда, пойми, ты дурная кухарка.

Вчерашний твой суп – от него только харкать,

Дать бы тебе за него по лбу ложкой!

Нет проку в тебе – увольняю за это,

И сам приготовлю на ужин котлеты.

Отныне мы трое тебе не питомцы,

Расчет получи, пару рваных червонцев!»

Две рваных бумажки ей бросил под ноги

И резко дал газу. Надежда одна,

Рыдая, стояла на пыльной дороге…

Но было еще продолжение сна…

Отец не нарушил им данный обет:

Нажарил на ужин он гору котлет,

Но пробовать мать их не стала, однако,

Под дерево бросив голодным собакам.

Два футбольных клуба – «Челси» и «Монако» —

В Лиге чемпионов проводили матч.

Монегасков острая началась атака,

Пас был отдан форварду, подхватил он мяч.

Это был Дада Пршо.

Первым краем он прошел

И пробил издалека,

Подкрутивши мяч слегка.

Тот под перекладину бац! – и вниз отскок,

Вдоль вратарской линии покатился вбок.

Но одно не ясно: пересек ее ли?

(Спорные моменты – правило в футболе.)

Дал повтор замедленный телеоператор:

Мяч зашел за линию – видно хорошо,

Но судьи решение – субъективный фактор,

И засчитан не был гол Дада Пршо.

Через трамвайные пути

Дорогу мне не перейти,

Максима Горького известный всем проспект.

Трамваи едут взад-вперед,

Один, другой и третий прет.

И все мои попытки – ноль эффект.

И только сделаю я шаг,

Заметит вмиг железный враг

И на меня несется, будто бы стрела.

И отступаю я назад,

Проехал мимо подлый гад,

Но следом новый змей ползет из-за угла.

Вот-вот порвется жизни нить:

Они меня хотят убить.

В лепешку смят я буду многотонным грузом.

Бегу вперед во всю я прыть,

И удалось мне проскочить.

Трамвай дал тормоз, за спиной проехав юзом.

Раздался скрежет мне вдогон,

Но перешел я рубикон —

И вот гуляю в Александровском саду.

Разжал тиски свои капкан,

И к кинотеатру «Великан»

Походкой бодрой и уверенной иду!

Еду по льду на фигурных коньках,

Сделать мечтаю фигуру – кораблик.

Прежних попыток эффектом был крах.

Новая проба. Берет меня страх.

Я наступаю на старые грабли?

Ноги расставив, как два носа лодки,

Боком по льду без проблем всяких еду.

Выполнил я элемент сложный четко.

Видела мать. Ей кричу во всю глотку:

«Мама, ты рада? Победа, победа!»

Иду по Боровой. Дом номер двадцать шесть.

В нем диспансер для наркоманов есть.

А у дверей, в коляске инвалидной,

Сидит бритоголовый инвалид,

И невооруженным глазом видно,

Что дерзкий и матерый он бандит.

И тут от удивленья я опешил:

Ведь это Александр Солоник!

Всегда в бегах, но – ловок леший! —

Уходит хитроумно от погони.

А если сообщу я куда надо

И выдам органам увертливого гада,

Не скроется на этот раз негодник.

Ведь невдомек ему, что втайне я охотник.

И только так подумал – за спиной

Шаги: меня опередили.

Я оглянулся и увидел, что за мной

Шел незнакомец, с виду киллер.

И в панике я задал стрекача,

Спасаясь от расправы палача.

Бежал как угорелый от него я.

И, как попал, не помню, на пустырь:

Там здание стояло нежилое.

Я шмыг в него. Достань меня, упырь!

И от волненья так вошел я в раж,

Что промахнул за этажом этаж —

И на последнем оказался сдуру,

На самую взобрался верхотуру.

Как сумасшедший бросился к окну,

Прильнул к стеклу, вниз глянул… Ну и ну!

Огромной показалась высота —

И выбраться наружу я не мог.

Я жизнь свою, как книгу, пролистал —

Ведь гибелью грозил с окна прыжок.

Я в западне: куда ни глянь – блокада.

Спуститься вниз: там киллер-василиск!

Убьет меня одним своим он взглядом,

Но прыгать – тоже безрассуден риск.

Какой просчет, какой самообман!

Охотником себя вообразил —

И сам, как заяц, угодил в капкан,

Спасаясь бегством из последних сил.

Что делать мне? Стою в оцепененье,

И комом ужаса застрявший в горле крик…

Вниз броситься, спуститься по ступеням —

Один итог. Один тупик… Тупик!