ВОЛК В зверинце жили белые барашки. Охрана их был мой священный долг. Но срок настал, и преступленьем тяжким День омрачился: их зарезал волк. Нагрянул он открыто и нахально, Огромный, чернобурый, лютый. Метнулся в клетку, алчно пасть оскаля, Убил – и был таков через минуту. Моя вина – я не был наготове. Сказать по правде, здорово я струсил. Барашки истекали в клетке кровью И дергались в агонии конвульсий. Из четверых барашков лишь один В живых остался. Как зеницу ока Его поклялся я беречь и карабин Наизготовку взял, чтоб встретить пулей волка. Откуда ни возьмись. Со зверем нет мне сладу! Я вскинул карабин. Готов нажать курок. Но он смирил меня своим всесильным взглядом. Мое бездействие для волка добрый знак. И он загрыз последнего барашка. Я стал пособником в его деянье тяжком. И с места преступленья, наконец, Сбежал разбойник. Бледный как мертвец, Вхожу туда, – ужасные часы! — Где убивал барашков чернобурый, Но трупов не было: кругом сидели псы. Слизали кровь они и съели мясо, шкуры. Так значит, не коснется меня слава Предателя неосторожных слов И соучастника убийства: в день кровавый Ни очевидцев, ни барашков, ни следов… АНТОНОВ В кружку свою с питьевою водой Бросил комок я вонючего кала И размешал. Непристойной бурдой Бурого цвета вода в кружке стала. Тут я опомнился. Месиво сраное Снес в туалет, в унитаз его плюхнул. Кружку как следует, с мылом, на кухню. Только я начал, приходит Антонов. Мыть не дает. Между краном и мной Влез, – нахалюга! – помехой, препоной Стал, да еще повернулся спиной. Вытянул руки длиннющие в стороны (Это такой запретительный жест). Тычусь то в спину, то в локти позорно я, Словно во вкопанный каменный крест. Гневно хватаю нахала за плечи. Вижу: тем самым Антонова злю. Он обернулся лицом ко мне с речью, Грозно сказал: «Я тебя задавлю!» КОРОГОДСКИЙ Во сне мне грезилось, что Корогодский умер. Пришел прощаться с ним я в ТЮЗ на панихиду. Старик любил при жизни едкий юмор, Да и в гробу он выглядел ехидно. Клевал и рвал он словом, как орел, И вот умолк. Казалось бы, finita! Но тут, глаза открыв, покойник речь обрел, Заговорив как прежде ядовито. ВАРФОЛОМЕЕВ Во сне ко мне пришел Варфоломеев, С ухмылочкой, подмигивает глазом Стал обольщать заманчивым соблазном. И говорит: «Зачем тебе Россия? Езжай в Америку – вот это, брат, страна! Накопишь денег, поживешь красиво И славы вкус изведаешь сполна». Поверил я лукавому проныре. Свободен путь в заокеанский мир. У всех в Америку готовы паспорта. И тут я высказал совсем не то, что думал. Ослушались меня мои уста. Не мог сдержать потока бурной речи И с пафосом невольно возгласил, Я всем сказал: «Друзья, до скорой встречи, До нового свиданья на Руси!» Варфоломеев тут как тут. Глаза таращит дико: Перепугался, видно, плут И на меня зашикал, И дал мне по лбу тумака, Чтоб не валял я дурака. Явился, мол, мессия! К чему приплел Россию? Зажал он мне покрепче рот И поволок в аэропорт. ШУКШИНА Лицом к стене лежу я на кровати. Мной овладела сонная апатия. Вдруг прибегает Шукшина. Как смертный грех она страшна. И со словами: «Ах, ты спишь!» — За шею хвать, как кошка мышь. И начала меня трясти, Как будто я попал под ток. Боль пробирала до кости. (Похоже на электрошок.) Под зверской пыткой грозной дамы, Как червь, я корчусь от конвульсий. Зову на помощь: «Мама, мама!» И в этот миг – ура! – проснулся. КАПУСТА Сижу на вершине холма, На травке зеленой. (Был май.) Извилась тропинка к подножью. Я огляделся – и что же? В руках пятилетнего мальчика Игрушку заметил опасную. Случится несчастье ужасное! Это – зеленый был шар, Бросило в холод и жар: Ответ подсказало мне чувство — Граната в руках у мальчишки. Торчали из кочерыжки Взрыватель с чекой и кольцом. К ребенку со страшным лицом Я бросился, вырвав из пальчиков Орудие смерти у мальчика. Но был ли я в здравом рассудке? Моя потянула рука Кольцо, и исторглась чека. (Момент, без сомнения, жуткий!) С холма бросил вниз я гранату С истошной командой: «Ложись!» Она покатилась по скату (Рванет так рванет – ну, держись!) На трассу, к шоссейной дороге, Крутой где кончается скос. Там едет автобус. В итоге Чего я добился? Вопрос. Ужасно как все и как глупо! В намеренье был своем чист, А будут на совести трупы. Подумают, я террорист. Хана пассажирам автобуса. Кричу я истошно: «Тревога!» А шар – напрямик под колеса. И стал уповать я на Бога… Однако, автобус проехал. От сердца тогда отлегло: Взорваться уже не могло, И я задохнулся от смеха: Большая собака обнюхала Гранату. Тихонько рыча, В пустое отправила брюхо Капусты зеленый кочан. |
