Был один из тех самых знойных флоридских дней, когда воспаленное небо грозит всеми возможными неприятностями, и настроение у Бобби Стэнсфилда полностью соответствовало погоде. Последние шесть месяцев были катастрофическими. Сразу же за попыткой самоубийства дочери последовало злодейское убийство Джо Энн. Первое повлияло на него даже сильнее, чем второе, но именно гибель Джо Энн грозила полностью изменить его жизнь. Даже теперь репортеры не оставляли его в покое. Они все еще толпились на ведущей к дому дорожке со своими фотоаппаратами и блокнотами. Всегда бывший знаменитостью, он был низвергнут сомнительными обстоятельствами кончины своей жены в категорию скандально известных – для человека, носящего фамилию Стэнсфилд, это было все равно, что быть приговоренным к каторжным работам. Его как никогда радужные перспективы в политике по вине Джо Энн полностью рухнули. За это – больше, чем за столь легкомысленную и эксцентричную измену, – он никогда не простит ее.

Уныло смотрел он на бурное морс и акробатические трюки, которые выделывали ловившие порывы ветра пеликаны. Есть ли какой-нибудь выход из этого тупика? Снова и снова он перебирал различные варианты. В конце концов, Тедди выбрался из ямы, в которую попал после автокатастрофы в Чэппеквиддике, а Никсону удавалось возвращаться на круги своя чаще, чем Фрэнку Синатре. Должен быть выход.

Он обернулся, и в сердце его засиял свет, словно на него упал солнечный луч, пробившийся через черные тучи. Он не потерял Кристи. Вот она, калачиком свернулась на диване, – светлое пятно в этом мерзком мире. Как только она пересилила свое собственное горе, она стала опорой отцу. Потеря матери, вдобавок к оставшимся тайной событиям, которые причинили Кристи столько страданий, могла бы сломить менее стойких, но Кристи выдержала этот шторм. Теперь их оставалось только двое. Они были одни в этом мире. Бобби знал, что никогда не сможет понять ее. Она была так непохожа на него. О том, что ввергло ее в случившуюся с ней бурю чувств, никогда не говорилось, если не считать задиристых вопросов некоего далеко не глупого политика. Бобби лишь было известно, что она любила кого-то, и он предал ее. Больше ничего. Иногда по задумчивому, устремленному вдаль взгляду Кристи было видно, что, кем бы этот кто-то ни был, он не вычеркнут из ее памяти.

– Ты знаешь, папа, ты не должен сдаваться. Знаю, что уже говорила это тебе, но это правда. Стэнсфилды никогда не сдаются, ведь так? Это, я думаю, выгравировано у меня на сердце.

Бобби засмеялся. Предполагалось, что это так. Конечно, он всегда в это верил. И об этом по-прежнему твердит его мать. Буквально на днях она произнесла то, что, по ее мнению, было целой маленькой вдохновляющей речью.

«Все меняется, дорогой. Новое время требует новых лидеров. Посмотри на де Голля. Посмотри на Черчилля. Когда все идет гладко, выбирают человека, у которого нет связей с мафией и самая красивая улыбка. Но это излишняя роскошь. Когда становится туго, выбор падает на самого крепкого. Ужасное происшествие с Джо Энн позабудется, если наступят по-настоящему трудные времена. И тогда пробьет твой час. Все еще далеко не кончено».

Бобби снова громко рассмеялся при мысли о столь нехарактерной для матери резкости. За всю свою жизнь он не слышал от нее ничего подобного, но сказанное произвело на него именно то воздействие, на которое делался расчет. Все было сформулировано предельно ясно. Бывает, что нужно демонстрировать учтивость и хорошие манеры, но если жмешь изо всех сил, надо быть готовым брать лопату и разгребать дерьмо.

– Это правда, Кристи, и я не собираюсь сдаваться. Улыбка осветила его красивое лицо, подчеркнув обаятельную ассиметрию перебитого носа. Перед этой, состоящей из одного человека аудиторией он ощутил, как к нему возвращается прежняя уверенность. Он подошел к дивану и уселся рядом с дочерью.

– А если бы ты руководила моей избирательной кампанией, что бы ты посоветовала мне предпринять?

– Я точно знаю, что тебе следует предпринять.

– Так скажи мне.

– Тебе надо снова жениться.

– Дорогая моя дочь… и на ком же, по-твоему, мне следует жениться?

– Тебе надо жениться на Лайзе Блэсс. Словно докрасна раскаленная игла пронзила сознание Бобби Стэнсфилда. Лайза, которая за все эти годы так и не простила ему его честолюбия, из-за которого он от нее отказался. Ее крепкое тело и нежная кожа. Лайза, такая горячая в любви – и такая холодная в ненависти. Лайза Старр. Она была беременна его ребенком и избавилась от этого ребенка, когда он бросил ее. Девчонка с задворок, которая поднялась к высотам, каких достигали мало какие женщины. Как часто он вспоминал ее, как ему не хватало ее понимания и терпения, ее сводящего с ума прикосновения. Вместо этого ему досталась Джо Энн Дьюк. Он женился на шлюхе ради миллионов, необходимых для его честолюбивых замыслов. Это был выбор, о котором он никогда не переставал сожалеть и за который, как он думал, никогда не будет прощения.

– Кристи, ты ведь понимаешь, что говоришь? Лайза Блэсс ненавидит меня. Ты этого не знала, но ты и не могла этого знать. Боюсь, я не. очень хорошо вел себя с ней. Я дурно с ней обошелся. Я этого не хотел, но, тем не менее, сделал, и все эти годы она ненавидела и меня, и твою мать. Она мне очень нравилась…

Бобби увидел, как словно облако набежало на лицо Кристи. Огорчение? У нее был такой вид, будто она начала понимать то, что давно не давало ей покоя.

– Пыталась ли она когда-нибудь навредить тебе?

Я хочу сказать, что, имея в распоряжении такую компанию, она, мне кажется, вполне могла бы это сделать. Помнишь, какую ужасную книжку о нас написали? Ну, которую тебе прислали несколько лет назад? Никто не стал ее печатать, но она могла бы, если бы очень хотела нам навредить.

Бобби задумчиво посмотрел на дочь.

– Ну что ж, это так. Конечно. Но она всегда избегала нас, как чумных, а в нашем городе, ты знаешь, это не так просто.

– Ты любил ее?

– Что это? Допрос с пристрастием? – Бобби снова засмеялся. Именно этот его смех зажигал толпы. Потом он добавил уже задумчиво:

– Да. Да, я любил ее. Очень сильно. Она была чудесной. Чудесной.

– Маму было любить труднее. Это было утверждение, а не вопрос.

– Да. Я думаю, мы все это знаем, – отозвался Бобби.

Он повернулся к дочери. На лице ее снова были слезы. Любить Джо Энн было трудно, но Кристи это удавалось. Кристи, которая была так переполнена любовью, что этой любви хватало на всех. Кристи, которая отдала свою любовь какому-то никчемному прощелыге, а он даже не подумал показаться в ее доме и познакомиться с ее родителями. Кем бы он ни был, он заслуживал той же участи, что и извращенный маньяк, убивший Джо Энн. Он, Бобби, сам бы налил ему яду – и весь день сидел бы и с наслаждением следил, как меняется лицо этого парня, борющегося со сном, который в конце концов умертвит его.

– У нее есть сын. Я никогда его не видел, но он должен быть твоим ровесником. Фамилия его, очевидно, Блэсс. Не помню, как его назвали.

– Скотт. Скотт Блэсс.

Бобби поднялся.

– Кажется, я знаю, что нам обоим необходимо. Хороший коктейль. Знаменитая «Маргарита». Давай выпьем, Кристи. Когда-то я славился своими коктейлями. Давай посмотрим, не потерял ли я мастерство.

Кристи улыбнулась сквозь пелену слез. Такой ее отец, под оболочкой видного политического деятеля скрывалась заразительная ребяческая восторженность. Но она не позволит ему уйти от разговора. По крайней мере, совсем уйти не позволит.

– Мне кажется, ты все еще ее любишь, папа. Тебе надо встретиться с ней. Посмотрим, что выйдет. Я бы против этого не возражала. Помни, я сама это предложила. Хватит нам горевать и печалиться.

Наградой ей был благодарный взгляд отца.

Лайза угрюмо просматривала списки бестселлеров в «Нью-Йорк таймс». Это самая удачная часть недели. Все они были здесь. Все книги издательства «Блэсс». Все те, которые она создала и выпестовала, которые она купила. Но это не принесло ей радости, или восторга, или воодушевления. Ничего. Кругом была одна только пустота. Прошло долгих шесть месяцев с тех пор, как ушел Скотт. Он исчез ночью, словно вор, без каких-то видимых на то причин, и все это время ничего о нем не было слышно. Как будто сквозь землю провалился. Пропал, и следа не оставил.