Литмир - Электронная Библиотека

Своим помутненным рассудком Уилли пытался оценить благоразумие того, что собирался сделать. Пока еще все можно было свести к шутке. Только и всего. Просто пьяная болтовня. Но язык уже вышел из-под контроля. «Да катись все к чертям! Черт с ними со всеми! Плевать на них на всех». Ведь они всегда плевали на него. Они никогда не принимали всерьез бедного. старого Уилли Боя. Просто, когда спускалась глубокая ночь и пиво развязывало им языки, они не могли ничего держать в себе. Именно так было и в ту ночь с Томми. В ту ночь, когда он так напился и говорил загадками, а слезы текли ручьями по широкому грязному лицу. А потом еще Лайза. В своей маленькой квартирке она любила рассказывать ему о счастливом для нее времени. Он знал, что она беременна и ждет ребенка от Стэнсфилда. Этого ребенка сейчас отделяла от него только полированная стойка бара. Уилли был трезвым, когда она рассказывала о своей любви к Бобби Стэнсфилду. Достаточно трезвым, чтобы держать тайну Томми Старра за зубами.

Ну ладно, он отказался от нее. Такие, как он, никогда не женятся на таких, как ты. Такие дела. Да он и не думал, что из этих отношений что-нибудь получится. Ничего и не получилось. Когда Стэнсфилд бросил ее, она отлетела рикошетом к Бейкеру – и с тех пор до нынешних времени Уэст-Палм, Уилли Бой и бар «У Рокси» были вычеркнуты из ее жизни, будто их и вообще никогда не существовало.

– Да, Скотт, малыш. Твоя фамилия Стэнсфилд. Ты – сын сенатора. Ха-ха! Правда, здорово? Ты богатей, мерзавец. Твоя мамаша запала на него, а когда он не захотел ее знать, она взяла и вышла за старика Блэсса. Сама мне все рассказала. А что, тебе она так и не раскрыла секрет?

Скотт почувствовал, как стены бара вокруг него начали двигаться. Они то приближались, то удалялись, кружились, уходили из поля зрения, тихо, почти бесшумно – так индеец подбирается к костру ковбоев. Что там еще говорит Уилли Бой? Да, он пьян. Но он же был другом матери. Она часто рассказывала об их прежней дружбе. Это была одна из нитей, связывающих ее с прошлым, в котором остались те, кого она любила, но потеряла. И ведь такое сам никогда не выдумаешь, трезвый ты или пьяный, в своем уме или чокнулся. И это объясняет многие вещи, которые иначе и объяснить-то трудно. Его красавица-мать в постели старика, который годится ей в дедушки. Ненависть к Стэнсфилдам, и особенно к Джо Энн. Это могло родиться из ревности и отвергнутой любви. То, как он выглядит. Светловолосый и голубоглазый, как сенатор Стэнсфилд на красочных обложках журналов. И светло-голубые глаза Кристи…

Он отступил на шаг от стойки бара, и в голове у него загудело. Кристи Стэнсфилд. На песке. Кристи Стэнсфилд, дергающаяся и извивающаяся под ударами тока, которым врачи пытаются снова запустить ее сердце, остановившееся из-за него. Кристи Стэнсфилд, столь похожая на него, которая любила его так необычно и так сильно. Кровь отхлынула у него от лица, рука прижалась к губам, пытавшимся произнести слова, которые выразили бы охватившие его ужасные чувства. Он ведь злился на Кристи, когда они познакомились, но мгновенно ощутил расположение к ней. Только тот ужасный замысел ослепил Скотта и не дал сразу понять правду, которая так стремилась сама себя ему открыть.

Скотт отступил еще на шаг от «доброжелателя», который разбивал в пыль последние остатки его мира.

Невероятно, но, оказывается, Уилли Бой еще не все ему рассказал. Лицо бармена пылало от сознания важности его откровений. Голос Уилли стал почти ясным и мягким, как шелк, когда он обрушил на Скотта вторую порцию вызывающих ужас слов.

– Но самое странное – это то, о чем не знает даже твоя мать. Мэри Эллен хранила это в тайне от всех, кроме бедного Томми. Когда она выходила за Томми замуж, она уже была беременна Лайзой. И знаешь ли, кто ее настоящий отец? Старик Стэнсфилд. Мэри Эллен работала в их доме и попала по его милости в самую худшую из всех бед. То, что Томми женился на ней, – лучшее из того, что он сделал в своей жизни. Я бы ни за что не смог. Когда он в ту ночь мне все это рассказал, он не мог сдержать слез. Никогда раньше не видел я, чтобы он плакал. Он так хотел ее, что женился бы на ней при любых обстоятельствах, так сильно он ее любил.

Сначала Скотт не понимал, о чем речь, потом осознание постепенно пришло к нему, и он посмотрел на принесшего столь дурные вести с ужасом и болью в глазах.

Скотт попятился к выходу, спотыкаясь о ножки стульев, о ноги посетителей бара. Потянулся рукой за спину, нащупывая ручку ведущей на улицу двери, а взгляд его все не отрывался от глаз Уилли. Братья и сестры. Счастливые семьи.

И, провожаемый взглядом Уилли Боя, протрезвевшего от чудовищности содеянного, Скотт канул в ночь Уэст-Палма.

Глава 20

Всю жизнь Джо Энн мечтала попасть сюда, но теперь, когда она наконец приехала, ей то и дело приходила в голову одна и та же мысль: а стоило ли ради всего этого проделывать столь нелегкий путь? Открывавшийся с трона вид представлялся в воображении определенно более захватывающим, чем был в реальности. Ярмарка «Гарден клаб базар» на Джюпитер-айленд, наверное, самая шикарная в мире, как – нельзя лучше подтверждала это впечатление. Хоуб-Саунд. Роскошнейшее место в Америке, без всяких скидок. Гораздо более замечательное, чем Ньюпорт, без усилий превосходящее Скоттсдейл, светская Мекка, которая низводит такие принадлежащие к более низкому разряду города, как Беверли-Хиллз и Палм-Спрингс, до статуса аутсайдеров. Хоуб-Саунд, уютно пристроившийся на белом песке бурной Атлантики, был окутан тайной больше всех остальных бастионов старейших и богатейших семей Америки. Здесь правила бал уединенность, и здесь американская аристократия пряталась от мира телевидения и прессы, внимания которых так жаждали презираемые аристократией менее удачливые смертные.

Странное это было место, называемое Хоуб-Саундом; оно на самом деле таковым не являлось. Это был город Джюпитер-Айленд, а точнее сказать, его жилые кварталы. Настоящий Хоуб-Саунд лежал за автоматически разводящимся мостом. Это был довольно захудалый городок, где обитали остальные жители Флориды и куда представители высших кругов ездили за почтой. Неудобство было незначительным – стоило только подумать об этих жутких почтовых фургонах, которые постоянно ревут и напоминают о реальности мира, от которого аристократы укрылись на «Острове». Песок, море и уединение для двух сотен семей, представителей старой гвардии, которые проводили здесь зимы с января по март; прячась за стенами четырех сотен особняков, которые они предпочитали называть имениями. Меллоны, Адамсы, Рузвельты уютно устроились в утонченной и полной благоговения тишине ароматных казуарин; Скрэнтоны, Сирлы, Олины выделялись декором своих прямоугольных и имевших форму почки бассейнов, прилегающих к территории «Джюпитер-айленд клаб». Туда входили представители только самого высшего света, и потому можно было себе позволить смелый эксперимент на грани хорошего вкуса. Пирпонты, Филдсы, Вейерхойзеры невозмутимо всматривались через подстриженные газоны в кислые лица своих садовников, сметавших пыль с дорожек, на которых не было ни пылинки, и ухаживавших за безупречными орхидеями. Пейсоны, Ламонты и Колеты попивали виски, жаловались на слуг и брюзжали по поводу несоответствующего поведения внуков и деятелей демократической партии. – Дать вам чего-нибудь попить, Джо Энн? Может быть, чуточку лимонаду?

Лора Хорнблауэр проявляла соответствующую заботливость. В конце концов, ведь на нее были возложены обязанности развлекать высоких гостей. Королевство Палм-Бич направило правящую монархиню с официальным визитом в маленькое, но невероятно влиятельное королевство Хоуб-Саунд, и в качестве придворной дамы всевластной, но просвещенной его повелительницы, Лора старалась изо всех сил.

Предложение не вызвало у Джо Энн восторга. Было уже одиннадцать часов, и ей в самом деле требовалось выпить, но чего-нибудь гораздо более крепкого. В этом, если выразиться вкратце, и состояла разница между двумя городами. Хоуб-Саунд: чай, ранние подъемы, спартанский аскетизм, ряды борцов за чистоту окружающей среды. Палм-Бич: выпивки, ночная жизнь – по меньшей мере, по понятиям Хоуб-Саунда, – искатели наслаждений и подвигов.

94
{"b":"5362","o":1}