В поисках выключателя ощутила под рукой обезьянку-нэцке. Включила свет, чересчур яркий. Вгляделась в зашторенные окна. Меня мучила слабость, голова болела, не то чтобы слишком сильно, но как бы давая понять: накануне я выпила лишнего. Звяканье повторилось. Я уставилась на телефон, стоящий на втором ночном столике.

– Кейт! – раздался приглушенный зов. Я застегнула верхнюю пуговицу пижамы, подошла к окну и раздвинула шторы. Передо мной возникло бледное лицо Дуайта. Я открыла окно. Снаружи повеяло холодом.

– Дуайт, что ты тут делаешь?

На нем была теплая куртка, но похоже, он успел продрогнуть.

– Можно войти?

– Нет.

– Но здесь же холодно.

– Нечего было выходить из дому.

– Я хотел с тобой поговорить.

– А по телефону нельзя?

– Нет. В том-то и прелесть моего убежища. В нем нет телефона. Можно писать.

– Что – письма? – в замешательстве переспросила я.

Теперь и он пришел в замешательство.

– Почему письма? Нет, концепции записывать и всякую такую лажу, никто не отвлекает.

– Понятно. А мобильник?

– Я его отключаю.

– Но ведь... ладно, не важно.

– Пожалуйста, впусти меня.

– Нет. Какое у тебя дело?

– Здесь невозможно говорить! Я сейчас околею!

– Я тоже, поэтому выкладывай быстрее.

– Ох, Кейт...

– Дуайт, я весь вечер выслушивала разглагольствования твоего дяди. Если у тебя действительно есть ко мне дело, я была бы очень благодарна, если бы ты изложил его как можно более сжато, чтобы я могла снова лечь в постель. Я очень устала.

Это его явно задело.

– Я хотел спросить... не хочешь ли ты прийти на премьеру моей пьесы на Бродвее. – Он почесал голову.

– Твоей пьесы?

– Ага, – усмехнулся он. – Наконец-то мое имя будет стоять на афишах. Называется «Лучшая мишень». Это нечто! Тебе понравится.

– Когда премьера?

– В следующий понедельник.

– Я постараюсь.

– Придешь? Обещаешь?

– Нет, обещать не могу, но постараюсь.

– Ладно, – он помедлил. Меня уже знобило.

– Дуайт, у тебя все?

– Ну... да. Вроде бы. Я покачала головой.

– Ладно. Спокойной ночи.

– М-м-м. Ладно, – донеслось до меня. Он стал разворачиваться. Я хотела закрыть окно. Тут он обернулся:

– Эй, погоди, Кейт.

– Что еще?

– Ты... э-э-э... ну, типа, не хочешь, как бы это сказать, ну, провести эту ночь вместе? Что скажешь?

Я вытаращила глаза. У меня на языке вертелось множество вариантов ответа, но в конце концов я просто сказала:

– Нет, Дуайт.

– Послушай, Кейт, нам с тобой будет так клево!

– Это вряд ли.

– Будет! Я тобой обалденно впечатлился!

– Дуайт, так нельзя сказать, а если даже можно, все равно не стоит.

– Но, Кейт, я считаю тебя очень привлекательной, то есть я никогда еще не западал на женщин твоего возраста!

– Спокойной ночи, Дуайт.

– Кейт, не прогоняй меня! Дай войти. Я не буду ничего требовать, не буду на тебя давить, не думай.

– Нет. Иди домой.

– Да ведь!..

– Нет.

Видно было, как его плечи поникли под объемистой курткой. Облачко пара у него изо рта обреченно поплыло вниз. Потом он опять поднял голову.

– Но хоть на премьеру-то придешь?

– Если смогу.

– Что тебе стоит, скажи «приду».

– Не обещаю. Иди домой. У меня ноги синеют.

– Я могу их согреть.

– Спасибо, не надо.

– Но ты постараешься прийти?

– Да.

– Ты это говоришь, чтобы от меня отделаться?

– Нет.

– А ты согласишься прийти в качестве моей гостьи, моей девушки?

– Только если ты не найдешь себе ровесницу. А теперь спокойной ночи.

– Отлично!

Дуайт повернулся, чтобы уйти, и включил фонарик. Я стала закрывать окно. Он в очередной раз обернулся:

– Ты серьезно считаешь, что моя идея насчет спасательной шлюпки в Каабе никуда не годится?

– Идея сама по себе неплоха, только чревата летальным исходом.

Он покачал головой, уходя в ночь:

– Облом, черт!

У меня действительно окоченели ноги, и руки, кстати, тоже. Я набрала в ванну немного теплой воды и, закатав пижамные штаны, села на ее край, чтобы отогреть руки-ноги и восстановить в них кровообращение. Потом вытерлась, вернулась в постель и заснула как убитая.