– Ага... Майк?

– Ну?

– Можешь назвать зубы, которых ты лишился?

– Вот вопрош! Откуда я жнаю? Понятия не имею, какие у них нажвания. Один передний... еще жбоку... слева жуб мудрошти. Доброй половины не хватает. Вырваны бешпорядочно. Не вижу никакой шиштемы. Где шверху, где шнижу; шправа так, шлева этак... Ну, как?

– Что «как»?

– Никаких мышлей?

– Я же сказала: звони по горячей линии. И вот еще что: тебе нужен Адриан. Адриан Джордж. В первую очередь надо было известить именно его. Надеюсь, ты помнишь, что я нахожусь в творческом отпуске?

– Имел я в виду твой отпушк! Ижвини, что ражбудил, но я по дурошти решил, ты мне поможешь.

– А я что делаю? Повторяю еще раз: ты должен позвонить в Службу безопасности, в отдел обслуживания кредитных карт, а также Адриану. Так что действуй. Но, кровь из носу, ты должен улететь этим рейсом.

– Да куда мне беж жубов?!

– Хватит ныть!

– Я не ною.

– Нет, ноешь. Прекрати. Чтобы сегодня вечером был в Токио. То есть завтра вечером. Если не прилетишь, у нас будут большие неприятности. Кирита Синидзаги держится строгих правил.

– Штрогих правил, говоришь? Штрогих правил, е-мое? Кто бы вшпомнил о штрогих правилах, когда у шотрудника вырывали жубы? А может, в Японии вшпыхнет международный шкандал, ешли на подпишание договора прибудет криворотый предштавитель?

– Мне думалось, ты знаешь не только язык, но и культуру японцев, Майк. Тебе виднее, из-за чего может вспыхнуть скандал.

– Неужели никто не шпошобен меня жаменить? Ведь подпишь на договоре так или иначе будет штавить Парфитт-Шоломенидеш. Я там, можно шкажать, для мебели.

– Не согласна. Ты вел эту работу с самого начала. Кирита Синидзаги тебе доверяет. А мистер Парфитт-Соломенидес не владеет японским. Честно говоря, даже если господин Синидзаги тебя не ждет, лететь все равно надо, потому что на тебя рассчитывает мистер Парфитт-Соломенидес; коль скоро ты надеешься когда-нибудь подняться выше Четвертого уровня, негоже подводить сотрудников Первого уровня только из-за того, что тебе дали по зубам. Тем более, что господин Синидзаги действительно тебя ждет. Если ты не явишься, мы, не ровен час... Ну, это к делу не относится.

– Что ты подражумеваешь?

Мне не удалось подавить смешок.

– А ты?.. Ты там хихикаешь? Ушам швоим не верю!

– Извини. У меня на языке вертелось: мы, неровен час, будем очень некрасиво выглядеть.

– Как ты шкажала? Обалдеть, как оштроумно, Кейт!

– Спасибо. Ладно, начинай звонить. И смотри не опоздай на самолет.

– О Гошподь милощердный!

– Господь сейчас не поможет, Майкл. Лучше молись протезисту.

– Жлобная штерва! Ты еще меня подкушиваешь!

– Ничего подобного. И чтобы я больше не слышала в свой адрес слова «стерва», Майкл.

– Виноват, буду над шобой работать.

– Начинай звонить, Майк, и держи под рукой какие-нибудь обезболивающие таблетки – наркоз скоро перестанет действовать.

– Яшно, яшно. Ижвини, что ражбудил.

– Да ладно, раз уж такое дело. Надеюсь, все утрясется; передавай от меня поклон Кирите Синидзаги.

– Ешли шмогу ражговаривать беж жубов.

– Уж расстарайся. В Японии к твоим услугам наверняка будут первоклассные стоматологи.

– Ну-ну.

– Спокойной ночи, Майк. Удачного перелета.

– Угу. Шпокойной ночи. Э...м... шпашибо. В трубке зазвучали гудки. Я настороженно поглядела на трубку и отключила телефон. Бросив полотенце на бортик ванны, отперла дверь и ощупью – с непривычки – побрела по коридору обратно в спальню.

– Что там? – спросил низкий, сонный мужской голос.

– Ничего, – ответила я, ныряя под простыню. – Ошиблись номером.