– Ты мог подумать, папочка, – тут же нашлась с ответом она, – это ведь твои демоны.
Он был удивлен, потому как после рождения дочери они уже никак не проявлялись в нем, и она видела отца только с лучшей его стороны. Но, видимо, его демоны попросту переселились в нее, при этом, не забыв рассказать ей, кто они и откуда.
Уже с семи лет Лали начала быть просто несносным ребенком: отказывалась выполнять домашние задания, хотя при этом в школу ходить любила, выкидывала всякие фокусы гувернанткам, отчего приходилось менять их чуть ли не каждый месяц, резала платья, если они вдруг переставали ей нравиться (только новые, еще ни разу не одетые, могли миновать такой участи), а фарфоровых кукол с диким упоением разбивала о стены. Когда одна из гувернанток, специально приглашенная из США парижским агентством, заявила, что девочку стоит сводить к психологу, и, возможно, не помешает давать ей успокоительное, месье Кевар сам разорвал контракт у нее перед носом.
– Только американцы могут видеть в любой детской активности, которая не вписывается в рамки «школа-телевизор-компьютерные-игры» повод приписывать транквилизаторы! – гневно заявил он дипломированной специалистке по воспитанию и обучению детей.
На что женщина гордо ответила, надменно запрокинув голову:
– Рада больше у вас не работать.
После этого агентство, поставлявшее новых «жертв» для его дочери отказалось с ним сотрудничать. Но месье Кевар ни чуть не жалел о своем поступке и в кресло психолога сажать дочь не собирался. Даже когда в тринадцать она сбежала с одноклассником-фотографом, чтобы стать моделью, он не сделал из этого трагедии. Лали оставила записку с кратким объяснением, что и почему собралась делать. Ответом на вопрос «почему?» было следующее:
«Дорогой папа, ты ведь знаешь, что школьные науки никогда меня не интересовали. Я исполняю все эти лишенные смысла и практической ценности задания только чтобы не огорчать тебя. Но, родной мой, я живу так уже слишком долго, поэтому позволь мне вдохнуть немного свободы и заняться тем, о чем я всегда мечтала».
Да, месье Кевар знал, что его дочь давно восхищается теми тощими тенями женщин, которые смотрят томным взглядом из-под накладных ресниц с каждой глянцевой обложки, улыбаются разбухшими от ботокса губами с каждого биллборда, переставляют свои дистрофические, обтянутые дорогими одеждами конечности, по мировым подиумам. Она и сама уже в свои тринадцать была похожа на них: вытянутая ввысь, с роскошной длинной гривой рыжих волос, которые на солнце отливали красным золотом, с тонким лицом, на котором не самым гармоничным, но довольно интересным образом расположились полные от природы губы, маленький аккуратный носик, рыжие брови-стрелочки и удивительные медово-янтарные глаза.
Что ж, месье Кевару пришлось признать – он сам был виноват в побеге дочери. Когда Лали попросила разрешения пойти в школу моделей, что он сделал? Нет-нет, не сразу же отказал, а вдался в долгие и занудные разъяснения о том, почему он не хочет, чтобы его дочь становилась одной из «этих». Ведь «эти» были для него искаженными формами женщин, не несущих миру ничего полезного. Лали внимательно выслушала его тогда, не переча ни единому слову. Тема казалась исчерпанной и больше не всплывала ни в одном разговоре. А потом он просто нашел дома вместо дочери листок розовой бумаги, исписанный ее торопливым крупным почерком. Конечно же, он немедленно бросился на поиски своего ребенка, объединив усилия с родителями ее одноклассника – юного фотографа Ари. Тем не менее, даже поставив на уши всех знакомых лимьеров, целых пять дней они не могли разыскать своих детей в родном и, казалось бы, таком знакомом Париже.
Оказалось, Лали и Ари поселились в студии одного известного фотографа, который был наставником Ари. Этому мужчине не было никакого дела до законности проживания у него сбежавших из дому несовершеннолетних. Он ставил искусство превыше всего прочего, поэтому и решил помочь раскрыться двум юным талантам. Да, Лали он тоже считал талантом.
– Ты превосходная актриса! – говорил он ей, неустанно снимая ее в студии, на улицах Парижа, на набережной и обучая Ари всем тонкостям создания красивого кадра.
Девочке льстила похвала, внимание и обожание двух таких разных представителей мужского пола. Одному за тридцать, зрелый и утвердившийся в этой жизни мужчина, другому – за тринадцать, юный, как она сама, симпатичный, переполненный вдохновением и надеждами. Они оба нравились ей, и она чувствовала в себе пробуждение еще не вполне понятных желаний. Ари уже давно был ее парнем, ей нравились его объятия и поцелуи, но этого уже казалось недостаточно. Она решила расширить процесс познания Ари, но, в виду неопытности их обоих, все вышло нелепо до отвратительности. После этого ее демоны просто сорвались с цепи и навсегда разорвали в клочья их нежные и творческие отношения. Если бы не этот инцидент, наверное, их бы долго еще не могли найти. Но Ари, собрав объективы и поджав хвост, в ту же ночь тайно сбежал из обители своего наставника. Идти ему было некуда, поэтому он отправился с повинной домой.
Месье Кевар был больше, чем в ярости, найдя свою странно одетую дочь в одном помещении со взрослым мужчиной, нацелившим на нее фотоаппарат. Он угрожал ему тюрьмой, обвиняя в педофилии и растлении несовершеннолетних, в детской порнографии и т. д. и т. п. Правда, никаких компрометирующих фотографий или видео ему найти не удалось, а дочь поклялась, что месье Фотограф ее и пальцем не тронул. Конечно же, отец отправил ее к гинекологу, чтобы подтвердить свои самые ужасные догадки. Но Фотограф действительно интересовался Лали только как моделью. Что до ее экспериментов с Ари, то они не нарушили в ней ничего, кроме психологического комфорта.
Гинеколог подтвердила, что Лальен все еще девочка. Таким образом, ее отцу было возвращено спокойствие, а Фотограф избежал жуткого скандала. Лали даже удалось уговорить «дорогого папа» позволить ей еще немного посотрудничать с Фотографом. Так ее фото попали в одно из ведущих парижских модельных агентств, и девушка незамедлительно получила предложение о работе. Месье Кевар терпел, сколько мог, увлечение своей дочери, которое, как оказалось, даже стало приносить вполне приличный доход. Также он, сколько мог, мирился с тем, что она продолжает общаться с тем, не внушающим доверия странным мужчиной, который величает себя Фотографом. Много ли надо ума и таланта, чтобы нажимать на кнопки дорогущей аппаратуры?
Дочь в благодарность почти не пропускала школьных занятий и даже немного повысила свою успеваемость. Но в одну ужасно душную майскую ночь ему приснился сон о его дочери и Фотографе. Совершенно однозначный сон, не требующий никаких расплывчатых трактовок. Это был отцовский страх, может даже отцовская ревность. Он снова заставил Лали посетить гинеколога. Снова дожидался ее под дверью этого жуткого кабинета. И снова получил подтверждение непорочности дочери. Но в этот раз месье Кевар все же решил раз и навсегда прекратить как модельную карьеру Лали, так и любые ее отношения с Фотографом. Оказалось, что вырвать девочку из цепких лап агентства не так-то просто, но, в результате, деньги, как всегда, решили все. За расторгнутый контракт пришлось вернуть большую часть того, что Лали успела заработать. Месье Кевар, конечно же, не стал даже говорить ей об этом, и все же его дочь впала в первую в своей жизни настоящую, полномасштабную и очень затяжную депрессию.
Она снова осталась один на один с таким огромным и непонятным миром. Только-только ей удалось найти в нем уютную гавань, нишу, в которой она чувствовала себя своей, дело, которое давалось ей без усилий, но с удовольствием, как налетевший ураган отцовских убеждений вырвал ее оттуда и снова бросил в безбрежный, черно-синий океан жизни человеческой. Больше того, он отобрал у нее не только гавань, но и капитана, бравого капитана-Фотографа, которого она успела полюбить. Полюбить как наставника, учителя, старшего брата или… может даже больше. Фотограф был очень интересным человеком. Казалось, он знал все обо всех на свете художниках, скульпторах, фотографах и моделях, начиная со времен древнего Вавилона и заканчивая современностью. А еще у него было много интересных друзей, таких же творческих и совершенно непохожих на тех, затянутых в дорогие костюмы и напыщенные маски аристократичности, которые считали себя друзьями ее отца.
