© Сафи Байс, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Для тебя я сделаю все. Даже чуть больше, чем все.

Исполню любое твое желание, каким бы огромным оно ни было.

Утешу тебя в час печали и порадуюсь вместе с тобой в момент счастья.

Прощу старые обиды и отпущу тебя навстречу новой любви.

Разрисую стены твоей комнаты, чтобы ты никогда не чувствовала себя одинокой.

Найду способ помочь тебе в любой ситуации.

Сделаю странные поступки, которые, быть может, испугают тебя, но они будут для тебя и во имя тебя.

Верну тебе уверенность в собственных силах и в завтрашнем дне.

Напомню о твоем таланте, который не следует закапывать.

Откорою тебе тайны, о которых не собирался распространяться.

Забуду о всех предателях, которые мне встречались, и поверю, что ты другой.

Наполню каждый твой день милыми маленькими радостями.

…и мне не нужно ничего взамен.

Рэм подсел за столик к Аните в университетской столовой. Подседал он, собственно, даже не к ней, а к ее лучшей подруге Карине, в которой распознал свою однокурсницу. Шла только первая неделя учебы, и Рэм еще раззнакомился не со всеми красивыми девушками из своего нового окружения. А их, к счастью, на журналистском было раза в четыре больше, чем парней. Но Карину, милую блондинку с неестественно длинными ресницами и бронзовым загаром, он уже запомнил. Рэм был смазливым парнем, с ростом и фигурой баскетболиста (хотя этим видом спорта никогда не увлекался), поэтому девушкам всегда нравился. И они ему. С ними всегда было легче и приятнее общаться, чем с парнями. Но имелись у него и два закадычных друга: Андрей и Ростик. Они дружили еще со средней школы.

Да, кстати, это именно Анрей придумал называть его Рэмом. Только не в честь одного из основателей Рима, а просто сократив имя и фамилию Роман Эмеров до краткого – Рэм. С легкой подачи друга, все в школе, даже некоторые из учителей – те, что были помоложе и полиберальнее – стали называть его так. Роман – имя весьма распространенное, никого им не удивишь. И сам Роман Эмеров был простым себе мальчишкой, пока не стал Рэмом. Это случилось, когда ему было двенадцать. Именно в тринадцатое лето жизнь для него перевернулась с ног на голову. И в этом ракурсе она стала выглядеть намного привлекательнее, чем прежде.

Когда в августе Роман вернулся домой из летнего лагеря, его ожидал сюрприз. Старый дом по соседству, в котором уже полгода никто не жил (с тех самых пор, как умер прежний хозяин – чудаковатый старик, который всегда бормотал что-то неразборчивое, подстригая розы и собирая фрукты в своем саду), всего за пару месяцев отсутствия Романа, успел преобразиться и даже немного вырасти вширь. К нему пристроили две стеклянные веранды – на восток и на запад – тем самым заняв место былых пышных клумб. Впрочем, в прошлом году на них все равно ничего не росло, кроме сорняков. Новыми соседями оказалась очень интересная молодая семья. Женщина – высокая стройная брюнетка с безупречной светлой кожей. На узком лице резко выделялись крупные зеленые глаза. Еще более выразительными их делали неизменные черные стрелки. Имя у нее было не менее интересное, чем она сама – Альенна. По ее словам, оно происходило от древнего названия звездного неба. Правда, не уточнялось, какому из ныне существующих или уже мертвых языков принадлежало это слово. Мужчина – ростом чуть ли не на две головы выше жены (а если точнее – один метр девяносто девять сантиметров – об этом часто напоминал Андрей, который все никак не мог побить отцовский рекорд). Его волосы были темно-рыжего цвета, словно красное дерево, а глаза – карими, но на первый взгляд казалось, что они такого же оттенка, как и шевелюра. В общей картине он напоминал сурового скандинавца. Альенна, как и ее муж Керл, запрещали произносить их имена с традиционным для славянских земель добавлением отчества.

«Если так люди придумали почитать отцов, то не меньше следовало бы воздавать должное и матерям, – пояснял их позицию Керл. – Но тогда наши собственные имена терялись бы в этом словесном мемориале славы».

Их сын – ровесник Романа – был худощавым парнишкой с черными, как у матери, волосами, густыми широкими бровями и большими карими глазами. Роману они все казались похожими на семейку Адамсов. Его предки негласно придерживались того же мнения.

«Этот дом всегда любил чудаков», – однажды заметил отец, наблюдая из окна за соседями, которые с наступлением темноты выходили в сад и садились под одной из старых яблонь в позу лотоса.

«Сектанты какие-то», – поначалу недовольно бурчала мать.

«Прикольные», – своим любимым, на то время, эпитетом характеризовал их Роман.

Впрочем, очень быстро все они подпали под влияние новых соседей. Первыми сдружились мальчишки. Поскольку жили они в частном секторе, о больших дворовых компаниях не было и речи (к огромной радости родителей, в особенности, матерей). Поэтому, каждый новый ребенок, который уже пережил кризис трехлетнего возраста и стал более-менее сознательным человечком, здесь ценился на вес золота.

У Андрея оказался заводной характер. Очень быстро он сгруппировал вокруг себя всех детей округи в возрастных рамках от восьми до пятнадцати. Да, даже парни, старше него, негласно признавали в нем лидера. Каждый день Андрей придумывал нечто интересное, какие-то игры, о которых никто не слышал, рассказывал истории, которые все слушали с отвисшими челюстями. Девчонки млели и немного глуповато улыбались, когда их глаза встречались с его гипнотизирующими карими глазами. А ведь он был всего лишь двенадцатилетним мальчишкой.

Роман на всю жизнь запомнил их с Андреем первую встречу. И это воспоминание ничуть не выцвело в его памяти. В тот день он вернулся из лагеря, пообедал, распаковал вещи и вышел на улицу, чтобы, во-первых, с кем-нибудь поделиться впечатлениями, во-вторых, узнать, не произошло ли чего интересного (за исключением невероятно быстрого преображения соседского дома), и, в-третьих, полюбоваться самим этим домом, который буквально заново родился. И именно в тот момент, когда Роман прикрыл глаза рукой от солнца, чтобы его слепящие лучи не мешали осмотру, словно из-под земли перед ним появился Андрей.

– Привет! – как-то особенно весело и располагающе прозвучал его голос. – Я твой новый сосед – Андрюха. А ты, наверное, Роман, так?

Немного пришибленный его внезапным появлением, Роман несколько долгих секунд не мог подтвердить эти догадки, словно вспоминал, действительно ли его так зовут. Но потом, все-таки собравшись с мыслями, представился, как его учила мать:

– Да, Роман Эмеров, – при этом он еще выдавил из себя улыбку и протянул парню руку.

– Хах, ты словно в адвокатскую кантору пришел устраиваться! – засмеялся тот и звонко хлопнул ладонью по его протянутой руке. – Я буду звать тебя Рэмом. Удобней и интереснее, не правда ли? – и, прежде, чем Роман успел как-либо отреагировать, добавил: – Ты будешь моим лучшим другом, Рэм.

Роман, то есть, с этого момента уже Рэм, был, в общем-то, не против. Но у него уже был лучший друг – Ростик. С ним он дружил целых два года, с тех пор, как тот помог ему сделать ловушки для лягушек, которые они придумали расставлять на берегу реки. Местные земноводные не очень-то возрадовались этой дружбе, ведь им приходилось переживать растягивание, надувание и прочие испытания на прочность. Но сами парни, которые раньше не особо общались, потому как жили на разных краях их бесконечной Вишневой улицы, стали гордо и торжественно произносить при встрече: «Привет, друг!». Одна только эта фраза обладала какой-то огромной объединяющей силой. Помимо лягушек, у них оказалось много общих интересов. И через пару летних недель каждый из них уже был уверен, что они не просто друзья, а лучшие друзья.