Глава 5. Звездочёт изобретает самолёт Прилетели друже в лес. Емеля с машины слез и понял: «Не умищем Русь я тронул, а ногами потоптал!» Потом шёл, дрова рубал на постройку дома: «Буду сызнова, по-ново жизнь свою проживать да добра не наживать.» А безумный звездочёт надумал строить самолёт. Так они и стали жить: Аристарх мастерит, а Емеля рубит двор. Такой у них, мол, договор. В помочь Яга приходила, но нос от неё воротило всё мужско населенье заимки, та грозилась, что Иннке пожалится на мужланов. «Иди, иди отседова, сами справимся со своею потребой!» А вскоре отправились в небо на самолётике братья, долетели аж до Хорватии, там заправились и во Францию. Дескать, вынужденная эмиграция, а у самих глаза так и зыркают: звездолёт чи ракету выискивают! Но у французов прогресс лишь в шар воздушный залез. Аристарх как шары те в небе увидел, то сам себя тут же обидел: «У них планиды растут как грибы, я за такими ходи!» Припёрся к ним на самолёте, рассмотрел поближе: «Э-э, врёте!» А у Емели глаза загорелись, как звёзды: «Космос! – орёт. – Настоящий космос!» На том им пришлось расстаться. Емеля в шары влюблялся: шил и штопал их за пистоли, да млел на вражеской воле. Звездочёт же улетел в Израиль: говорят, там к богу отправят очень быстро да без скафандра. А нам того и нада. Глава 6. Емеля мастерит воздушный шар На этом сказка не заканчивается. Емеля назад ворачивается, но не в родную деревню, а куда-то подальше. И тему о иси-небеси продолжает. Собрал всё село и гутарит очень строго да по-нерусски: «Видел я во Франции шар высокий, но и не узкий, очень большой, колеса поболее, по небу плывёт, по воле. И надо бы нам, содруги, от зависти, а не от скуки, такую же смастерить шарину. Ну, смогём головою двинуть?» Закивали крестьяне дружно: «Смогём, коли богу то нужно!» «Тогда тащите льняную тканю, бабы сошьют полотняну, какую я укажу, по их французскому чертежу!» Хошь не хошь, а баб засадил за работу, мужикам же придумал другую заботу: плести большую корзину, а сам за верёвками двинул. Девки тем временем шьют и песни поют, старухи порют да плачут, утки голодные крячут, а нам до уток какое дело? Лишь бы шарина взлетела! Мужики корзину плетут да приметы про тучи врут, коровы мычат не кормлены, не до них, пусть стоят хоть не доены! Тут дело великое, братцы: с неба бы не сорваться! Ну вот, шар вышел косой, зато наш! Рот раззявил последний алкаш: бечёвки ведь крепко натянуты, кострища спешно запалены и дымом заполняем шарину, Емелю сажаем в корзину да с богом! Шарик воздушный с порога в небо поднялся. Емельян чего-то там застеснялся, кричит: «Снимите меня!» А народец благословя, машет Емеле и плачет: «Вот сила прогресса что значит!» Но дальше что было? Да ничего разговоров ещё лет на сто, а потом историю эту забыли. Теперь вот вспомнили, и говорят: «Шар тот (Емелин, значит), до сих пор в небесах маячит и не хочет Земле сдаваться!» Вот таки дела на небушке, братцы. А в Рассеи царь новый прижился. Люд шибко в него влюбился, но через стоко-то лет передумал. Народ, он тоже не умный, дурной на планете народ: не прёт же на Марс? Не прёт. Гордость карасей и предубеждение царей
Карась Ивась и хлопцы бравые Как в озёрах глубоких да в морях далёких жили-были караси-иваси жирные, как пороси! И ходили они пузом по дну, рыбку малую глотали… не одну! Говорили иваси с набитым ртом. А о чём шли разговоры? Ни о чём! Но говорят, от разговоров тех, да от прочих карасьих утех озёра тихие дыбились, моря глубокие пенились! И жил средь них один карась по фамилии Ивась, а по прозвищу… пока не придумали, да и не о том они думали, а о новых морях мечтали, старые им стали малы! И сказал тогда Ивась: «С насиженного места слазь и бегом на разведку! Судачат, что где-то есть у наших вод суша, вот там пенить пиво и будем да раков едать полезных!» Решил и смело полез он на сушу, на берег моря, воздух глотнул: «Нет соли.» Встал на хвост свой могучий, пошёл по траве колючей, доплясал какой-то до деревни, встал перед первой же дверью, плавником тихонько стучится. И надо ж такому случиться, дверь карасю открыли — хозяева дома были. А в хозяевах у нас хлопцы Бойкие. Припас достают и ужинают, зовут гостя дружненько: – Ты поди, карась Ивась, да на стол скорей залазь, у нас вяленые караси-иваси, ну а к ним картоха, щи! Как услышал Ивась: «Ты на стол скорей залазь, у нас вяленые караси-иваси…» — так вон из хаты, и ищи-свищи! От хлопцев Бойких открестясь, побрёл дальше наш карась себя показывать, на людей посматривать. Доковылял он до града большого, града шумного Ростова. Видит, дедок Ходок на ярмарку едет. Запрыгнул Ивась к нему в телегу и начал речь вести о той местности, где жил он в озёрах глубоких, плавал в морях далёких, да про то как они, караси-иваси, друг с другом смешно разговаривают: ртами шлёпают – пузыри идут! Слушал дедок Ходок, слушал, плюнул: – Везти тебя я передумал, — и скинул рыбину с телеги. — Погуляй, сынок, побегай! Угодил карась прямо на лавку торговую, там пузатый продавец гремит целковыми, а на прилавке караси-иваси лежат грудами, чешуя блестит на солнце изумрудами! Обрадовался Ивась родственникам, обниматься полез плотненько: пощупал, потрогал рыб, а они мёртвые. И полились из глаз его слёзы горькие! Прыгнул карась на мостовую, да прокляв толпу людскую, запрыгал куда глаза глядят — подальше от людей, а то съедят! Допрыгал он до речки Горючки, зарыдал у какой-то колючки. Глядь, а это крючок рыболовный для рыбной, так сказать, ловли. Заметили горемыку мужички Рыбачки вот и выставили крючки: к себе зовут порыбачить, ну или как сами ловят, побачить. Подкатился к рыбакам Ивась уселся на свой хвост – не слазь! И задумчиво в воду уставился: что-то ему там не нравилось. А в воде удила клюют, Рыбачки разговоры ведут: про уловы свои рассказывают, усищи длинны разглаживают. А в ведре караси-иваси да рыбы лещи плещутся, задыхаются, в тесноте да в обиде маются. И налились тут кровью глаза у отважного карася, пошёл он на Рыбаков ругаться, |
