— Так не будем же его разубеждать, — воскликнула Белинда. — Заканчиваем разработку и говорим всем и каждому, что это благодаря стараниям министра Бэллока суперкоманды успели сделать работу так быстро. В противном случае они бы работали в три раза дольше.

— Но это же ужасно! — застонал мистер Томпкинс. — Все почести достанутся совсем не тем, кто это заслужил!

— Ну и что? Мы знаем правду, наши разработчики — тоже. Так кому интересно остальное? Лишь бы Бэллок не устраивал нам пакостей.

— Она права, Вебстер, — вступился генерал Марков. — Вспомни еще раз, почему мы здесь: чтобы работать и учиться. А то, что мы не прищучили при этом этого подлеца министра-финансиста, — ну ей-богу, это не самое главное. Все равно придет день, и он за все расплатится.

— Ну… убедили, — улыбнулся мистер Томпкинс. Жизнь, кажется, налаживалась. Конечно, нет гарантии, что у них все получится именно так, как они сейчас спланировали. Зато они будут бороться, а не просто подчинятся обстоятельствам.

— Вы правы, именно так мы и поступим, — сказал он наконец. — И сохраним нашу Лабораторию в неприкосновенности. Кстати говоря, я чувствую, что жизнь преподнесет нам урок, на который мы не рассчитывали: она покажет нам, как в действительности влияет чрезмерное увеличение команды на разработку проекта. Так, ну-ка включим свет. У нас впереди еще масса работы.

Спустя несколько часов мистер Томпкинс добрел кое-как до своих апартаментов, надел пижаму и уже собрался было лечь спать (около двух ночи), но задержался у письменного стола, чтобы записать кое-что в дневнике.

Мистер Томпкинс остановился и перечитал написанное. Последний пункт расстраивал его больше всего. Чем больше они работали с моделями доктора Джамида, тем сильнее убеждались, что маленькие команды могут творить чудеса, в то время как большие за то же самое время едва ли успевали как следует сработаться и набрать темп. Но в обстановке извращенной политики маленькие команды становились несбыточной мечтой. Более того, в такой обстановке руководителю становится небезопасно делать проект силами маленькой команды. Если что-то пойдет не так, обязательно найдутся люди, которые в один голос заявят, что виной неудачи было ваше нежелание добавить в команду десяток-другой программистов. И в такой обстановке рядовой руководитель, скорее всего, согласится набрать в свою команду лишних людей, даже если в глубине души он уверен, что надо делать с точностью до наоборот.

После того, как министр Бэллок подверг все проекты жесткой критике, большую часть дня мистер Томпкинс, Белинда и генерал Марков проводили, собеседуя новый персонал. Впрочем, теперь работа шла быстрее, потому что им помогали оставшиеся не у дел двенадцать менеджеров команд Б и В. Решено было разбиться на три группы и отобрать лучших программистов из «резерва» генерала Маркова. К сожалению, самые лучшие уже были отобраны в январе и феврале и теперь оказались в шести «суперкомандах».

Все эти команды стали чересчур большими, в этом ни у кого не было ни малейшего сомнения. Провал становился неизбежным. Впрочем, это еще не означало, что провальными проектами не надо руководить. На организационной диаграмме квадратик с именем мистера Томпкинса все так же увенчивал структуру из шести подчинявшихся ему напрямую руководителей команд А и генерала Маркова. Иначе говоря, с этой точки зрения мало что изменилось. Как и раньше, каждый из шести руководителей проектов управлял тремя командами — объединенной командой А и вновь созданными командами В и С Теперь, когда все команды были укомплектованы, у мистера Томпкинса опять было восемнадцать независимых проектов.

Сам мистер Томпкинс и команды А работали в самом большом и престижном здании — Айдриволи-1. Остальные команды укрылись в помещениях, которые экс-генерал отвел им в здании Айдриволи-7.

После неожиданного отъезда Лаксы прошло уже три недели, и вот мистер Томпкинс обнаружил в утренней почте открытку. На открытке была заснята группа студентов, столпившихся вокруг уличных музыкантов. Место, где играли музыканты, мистер Томпкинс узнал сразу — Гарвардская площадь. Открытка была написана легко и весело, как и все, что писала Лакса.

А еще через несколько дней мистер Томпкинс получил факс, в котором говорилось, что мистер Т. Джонс Капорус прилетает в Моровию на следующее утро. Как только самолет приземлился, по трапу сбежал молодой человек весьма доброжелательного вида. Глаза его горели, а внутренние часы, казалось, шли как минимум в два раза быстрее, чем у обычных людей. Говорил он тоже в два раза быстрее, чем любой из тех, с кем мистеру Томпкинсу когда-либо доводилось беседовать. Слова вылетали из него, как пули из скорострельного пулемета:

— Так сколько же в Моровии программистов? — спросил он мистера Томпкинса, когда они сели в машину.

— Э-э, по правде говоря, я точно не знаю…

— Две тысячи восемьсот шестьдесят один — на 1 января нынешнего года. А сколько в этой стране компьютеров, вам известно?

— Мммм…

— Всего-навсего чуть более трех тысяч, из них тридцать шесть процентов — «Макинтоши», пятьдесят пять процентов — работают под Windows, около восьми процентов — Unix, остального понемногу. Двадцать интернет-серверов. Сто шестьдесят наладонных компьютеров, несколько устаревших вычислительных машин, но эти в основном у военных.

— Ого!

— Никогда не бывал в Моровии, — весело улыбнулся консультант. — Как здесь живется?

— Неплохо.

— Средняя дневная температура 78° по Фаренгейту, это будет… это будет… 25,6° по Цельсию. Средняя годовая норма осадков 66,8 дюймов… а значит… значит, здесь должны делать неплохое вино!

— И, разумеется, этого вина довольно много — почти пятьдесят восемь миллионов литров в год. Это столько же, сколько потребляют штаты Новая Англия, Нью-Йорк и Пенсильвания, вместе взятые. Впрочем, в северо-восточных штатах употребляют не так уж много вина. Всего около четырех и двух десятых литров на человека в год. Импортируют, кстати, тоже не очень много — не более тридцати восьми процентов.

У мистера Томпкинса уже голова кругом пошла, поэтому он ограничился кивком.

Еще через четыре с половиной часа Т. Джонс Капорус опять был в аэропорту — в Моровию он прилетел из Анкары, а из Моровии направлялся в Хельсинки, потом в Дублин, потом куда-то в Южную Америку. Таким был его нынешний маршрут.