Обрушение началось стихийно по цепной реакции от места нарушения защитной опалубки. Сэм хотел вжаться к стене, но кто-то толкнул его с силой и произнёс слова:

– Наружу выбирайся, тебе жить да жить.

На ощупь, перебирая ногами и руками, не видя ничего вокруг, он полз к выходу. Платком с шеи обвязал нос и рот. Полз всё дальше вдоль стены, удаляясь от обрушения. Звуков за спиной не было. Гробовая тишина. Едкая пыль проникла в лёгкие. Смертельный холод охватывал его тело.

Ему казалось, выбрался сам, видел просвет перед глазами. Оказалось, что нет. Его вытащили работники с новой смены. После остановки движения каната, заметили, что наружу выходит пыль, похожая на столб дыма и бросились на выручку.

Едкий привкус не пропадал, дышать было тяжело. Это симптомы впоследствии преследовали Сэма. Мама отпаивала его отварами. Двое суток он отхаркивал комочки слизи из лёгких. Еды никакой не принимал, только пил молоко и снадобье. Болезненная резь и жжение в животе прошли на третьи сутки.

Никто в семье не говорил с ним о произошедшем. Когда он поправился, узнал новости, что из его смены все погибли.

Тела искали несколько недель. Извлекли останки задохнувшихся в ловушке под землёй. Начался траур. Такого масштаба горя не знало это поселение до сих пор. Слёзы, причитания по погибшим. На Сэма смотрели все так, как будто он знает причины и обязательно расскажет, кто виноват. Решение было твёрдое – никого не винить. Траур закончился, а легче не стало. Обделённые судьбой, утратившие кормильцев вдовы, стали постепенно ненавидеть Сэма. Им надо было найти мишень для своих претензий. Как бы не казалось это не логично, но утопившие в своём горе рассудок вдовы обвиняли его без аргументов, просто за то, что остался жив. Родные тоже сторонились, искать новую работу не помогали. Отец отсёк возможность поработать с ним в кузнице. Спровоцировал скандал и гневно высказал свой вердикт:

– Чтобы твоей ноги в кузнице не было. Ты приносишь погибель.

Сэм долго не стал размышлять. Это не его жизнь. Постановка театра событий выводила его на другую сцену. За пределами посёлка он никогда не бывал, как будто всегда предчувствовал, что если уйдёт, то навсегда. Небольшие накопления в кармане рабочей куртки, льняной комплект из рубашки и брюк в рюкзаке и несколько самых необходимых вещей в обиходе. Карту, свёрнутую в рулончик тоже закинул в рюкзак, необычный подарок сейчас пришёлся кстати.

– Мало ли куда забросит дорога, – подумал он.

Его никто не провожал, кроме младшей сестрёнки. Он ушёл в неизвестность по дороге в сторону города, лежащего за сотни километров.

Какое-то существо, одетое в лохмотья, с колпаком на голове, впалой грудью, исхудавшим телом и лицом, измождённым лишениями с отпечатками испытанных страданий, которое напевало то ли песню, то ли стишок. Самое занимательное было в том, что слова пришлись кстати.

Сэм усвоил каждую строчку, понял глубину смысла. Хотел пнуть жалкого нищего в колпаке, но не стал этого делать. Последние месяцы пребывания его на границе океана и суши научили быть жёстче с навязчивыми попрошайками. И как не удивительно будет звучать, он испытывал благодарность за напетые слова. Нищий давно ходил за ним по пятам, наблюдал. Около десяти раз Сэм ловил его в поле своего зрения и относил данность к случайному совпадению. Впервые он посмотрел снисходительно на это убогое существо, не имевшее возраста. Протянул монету, не боясь запачкаться о грязные руки доходяги. Что-то наподобие улыбки возникло на лице нищего. Волна тепла достигла души Сэма.

– Чушь какая-то, бред полный, – негодовал он.

Ушёл побыстрее от пристани. Каждый день приходил он сюда. Шли месяцы, голодал. Спал, где придётся, иногда в старой шлюпке, которая защищала от ветра и дождя. Её дно в перевёрнутом виде служило крышей. Сам себе поразился Сэм, что отдал последнюю монету нищему и не сожалел. Странная благодарность за услышанные строки в нужное время послужила поводом помочь голодранцу, выглядевшему в более затруднительном положении, чем он. «Куда иду, что ищу?»

По извилистой улочке с двухэтажными домами и мощёной камнем дороге он вышел на знакомую площадь к торговым рядам. Иногда он подрабатывал грузчиком здесь за кусок хлеба, когда отчаяние доводило чуть не до греха. Хотел даже начать молиться, но не знал ни одной молитвы наизусть. В церковь не ходил. Из прочитанных книг помнил усвоенную информацию о кровожадности инквизиторов. В его представлении они были разжиревшими оборотнями в рясах со злыми глазами. Посредника не должно быть между Богом и человеком – в это верил Сэм. Всегда осознавал, что священники реальная власть, и опасался их, сам не зная почему. Надо кому-то отпевать умерших, крестить новорождённых, венчать молодожёнов – это нужное и благое действие, а вот поклоняться им он не хотел. «Как человек может быть выше другого? Все умрём по-разному, а превратимся в одинаковый прах».

День шёл вообще как-то не совсем обычно. Размышления, отклик души на песенку нищего и ситуация сейчас. Внутренний диалог вырвался наружу. Изголодавший Сэм как в бреду разговаривал вслух. Это заметил человек в чалме:

– Ты как будто в толпе и в то же время один. Это рынок, ты что такой задумчивый? Много будешь думать – голова будет болеть. Мне понравились твои слова о первенстве власти Господа Бога над всеми нами.

Сэм захотел побыстрее уйти от этого разговорчивого типа.

Это был упитанный человек, с расслабленными чертами лица, перстнями на толстых пальцах и в одежде, которая делала его похожим на индийского раджу.

– Хочешь на работу тебя устрою плотником? – спросил человек с маленькими глазками на заплывшем от жира лице.

Капельки пота выступали из-под чалмы.

– Да, я ищу работу. За еду готов колоть, пилить, стругать, строить…

Сэм продолжал бы и дальше, голод довёл его до такого состояния, что он иногда бездумно заговаривался. Человек улыбнулся и заинтересованно уточнил:

– А как я буду тебе приказывать, если ты не признаёшь власти человека над человеком?