– Айгуль… Оля… – Тихим сладким голосом проговорил Давид и тоже с блаженством закрыл глаза.

Отрешившись от окружающего мира, они застыли в крепком объятии. Мы с Виталиком переглянулись. Сергей поставил на пол дорожную сумку и прислонился к стене, всем своим видом показывая, что ждать нам возможно придется долго. Вслед за ним и Виталик сбросил рюкзак с плеч на пол, смущенно огляделся по сторонам. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Но через несколько секунд Давид разорвал сковывавшие их невидимые цепи и вернулся в реальный мир:

– Рад вас видеть, девочки. Спасибо… Порадовали старика, – он разомкнул объятия и обернулся к нам, – ну, познакомьтесь, что ли…

Айгуль со счастливой улыбкой – словно мы были знакомы с детства – подошла ко мне, ласково обняла и поцеловала в губы. Вслед за ней то же проделала и Оля. Поцелуи и объятия достались и Виталику. Сергей отстранился от девушек, демонстративно протянув им для пожатия руку и слегка поклонившись (что позволило ему отступить немного назад – на всякий случай).

После неожиданных и бурных приветствий мы вышли из здания аэропорта и направились к стоянке.

– Все, что ты просил, нашли. – Донеслась до меня фраза Айгули Давиду. – Нас ожидает необычная практика, да?

Давид с улыбкой посмотрел на нее и ничего не ответил.

Мы подошли к новенькому черному «Porsche Cayenne». У нас с Виталиком, до сих пор не пришедших в себя после девичьих поцелуев, и вовсе отвисла челюсть. Айгуль щелкнула брелоком сигнализации и открыла багажник. Рядом с Porsche была припаркована белая «Нива», принадлежащая Оле. Мы загрузили вещи и сели в машину – все, конечно, выбрали Porsche.

– Нет, пойду к Оле, – вдруг опомнился Давид, севший на переднее сиденье, – а то ей там наверное очень одиноко… Ну а тебя мальчики развлекут, – улыбнулся он Айгуль и, поцеловав ее, вышел из Porsche и пересел в «Ниву». Виталик не преминул тут же переместиться на его место.

Еле двигаясь по затору на выезде со стоянки мы наконец покинули территорию аэропорта. На относительно свободной трассе Айгуль притопила педаль газа и Porsche понесся вперед.

– Сколько у него максимальная? – Спросил Виталик.

– Двести пятьдесят, – с напускным безразличием ответила Айгуль.

Неожиданно на одном из поворотов нас обогнала белая «Нива», из окна которой на нас с улыбкой смотрел Давид.

– Ни фига себе… – Удивился Виталик, – у нее форсированный движок?

Айгуль усмехнулась:

– Нет, просто японский. Она в свою «Ниву» двухлитровый двигун со старого «Сузуки» впихнула.

– Но у тебя же все равно мощнее! Давай, сделай ее! – Вошел в азарт Виталик.

– А зачем? – С улыбкой посмотрела на него девушка, – пусть поиграется… Вот за город поедем – там и погоняем.

Мы выехали на какой-то проспект и впереди, в серо-коричневой дымке городского смога, показались снежные вершины гор – близкие и массивные. Из-за смога они выглядели необычно – совсем не так, как на фотографиях горных пейзажей. Реалии промышленных будней наложили на их красоту отпечаток некоего сюрреализма.

– Вы уже были в Казахстане? – Спросила Айгуль.

– Не-а, – друг за дружкой ответили мы.

– Ну тогда добро пожаловать в Алма-Ату, – улыбнулась она, – кош келдениздер!3.

На меня вдруг накатила волна необыкновенной легкости и счастья. Я сбежал из Москвы, сбежал из России – от преследователей в темных костюмах, от всех агентов, гримеров, фотографов, менеджеров и прочих, прочих других… От своего прошлого и от паранойи… Я свободен. Может быть, впервые за много лет.

Мы устроились в небольшой гостинице с казахским названием «Жетысу», в центре города. На соседней улице громыхали трамваи.

Мы взяли два двухместных номера: один нам с Виталиком, другой напротив нас через коридор – для Давида и Сергея. Комнаты оказались вполне чистенькими и уютными – особенно учитывая их относительно небольшую стоимость.

В восемь вечера к нам в дверь постучал Давид:

– Я в гостинице ночевать не буду. Встретимся утром на завтраке. – Он улыбнулся. – Девочки приедут в восемь тридцать, и нам к этому времени нужно быть готовыми. Так что ложитесь сегодня спать пораньше… Орлы…

– А практиковать сегодня еще не будем? – С ноткой разочарования в голосе спросил Виталик.

– Нет. Здесь нет условий, – он подмигнул Виталику, усмехнулся и закрыл за собой дверь.

– Слушай, он не гомик? – Спросил я.

Виталик лег на кровать и включил телевизор:

– Вряд ли…

По первому каналу шел какой-то сериал.

– Может, пойдем пива возьмем? – Предложил я.

– Можно. Но завтра же рано вставать… – Виталик сощурился, – давай лучше водки.

– В смысле – чтобы раньше встать? – Усмехнулся я.

– Пойдем у Сергея спросим. Что он выберет – то и возьмем, – с неожиданным энтузиазмом Виталик вскочил с кровати.

– Думаешь, он будет? Весь же из себя такой набожный.

– Что, если набожный, теперь не пить? – Хмыкнул Виталик и вышел из номера.

Он постучал в дверь Сергея, но никто не ответил. Я вдруг поймал себя на мысли, что почему-то именно этого и ожидал.

– Ну вот… – Усмехнулся Виталик, – набожный и религиозный, а сам уже куда-то свалил. Что теперь делать будем?

Я ничего не ответил и побрел по гостиничному коридору в холл с большими кожаными креслами и стеклянным журнальным столиком. Прошел к окну и посмотрел на улицу. Там все кишело: люди, машины, и даже казалось, что бездомные собаки и птицы двигались здесь суетливо. Чем-то похоже на Москву, чем-то – не похоже. Чувствовалось больше хаоса, больше «азиатчины». Смуглые скуластые лица, узкие глаза. Хитрые улыбки, фамильярные жесты. Прямо у края проезжей части несколько молодых парней сидели на корточках и курили. «Азия… Азия…» – невольно повторил я про себя.

– Нас, по-моему, просто бросили, – услышал я смешливый голос Виталика.

Я обернулся. Виталик развалился в кожаном кресле.

– Нас бросили, – повторил он, – и что это значит: будем пить пиво или водку?

– Что пьют дети, когда их бросают? – Вырвался у меня странный вопрос.

– Дети? Когда их бросают? – Задумчиво повторил Виталик, – наверное, водку…

Через сорок минут мы вернулись в номер с бутылкой «Немирофф», соком, хлебом и колбасой. Краем глаза я заметил, что дверь в номер Сергея приоткрыта. Кивнул Виталику. Оставив в нашей комнате спиртное и еду, мы прошли к Сергею. В номере никого не оказалось. Нераспакованная сумка Давида стояла в углу. Вещи Сергея были в беспорядке разложены на его кровати – рубашка, шорты, акафист, маленькая икона, молельные четки.

– Больше всего мне интересно, что в этой сумочке, – кивнув на сумку Давида, тихо проговорил я.

– Открой да залезь, – пожал плечами Виталик, – хотя вряд ли ты там найдешь что-нибудь, кроме трусов и маек.

Я на некоторое время застыл в нерешительности, но потом быстро подошел к сумке, сел перед ней на пол и открыл замок-молнию. Действительно трусы и майки… Пластиковая банка с надписями на индийском языке. Ботинки. В глубине прозрачный пакет с бритвенными принадлежностями. Непрозрачный пакет то ли с журналом маленького формата, то ли с книгой в мягкой обложке. Антикварный продолговатый ящичек из красного дерева, инкрустированный белыми и желтыми минералами, украшенный барельефом многорукого человека со слоновьей головой. «Вот оно!» – мелькнуло в голове, приятный холодок предчувствия разлился по груди. Хотя что я подразумевал под этим самым «оно», я бы не смог объяснить.

Ящичек приятно тяжелил руку – даже не своим содержимым, а массивностью дорогого южного дерева, из которого он был изготовлен, и обильной восточной инкрустацией. Я попробовал открыть крышку, но она не поддавалась. Судя по всему, где-то находился секретный замочек. Я беспомощно вертел в руках артефакт, напоминая наверное в этот момент мартышку с микроскопом.

В коридоре послышались голоса. Я резко обернулся к Виталику. Он подскочил к двери и выглянул наружу, потом быстро ее захлопнул и растерянно повернулся ко мне: